Многое из их темной практики было вскрыто денежной реформой 1947 г. в Советском Союзе. Как только пронесся слух о предстоящей реформе, самые крупные из дипломатических спекулянтов бросились превращать деньги в имущество. Сплошь и рядом можно было видеть дипломатов, которые тащились по Столешникову переулку, нагруженные тяжелыми серебряными канделябрами, столовым серебром и фарфоровыми безделушками. Китайский посол стал скупать водку. Говорили, что он вложил в это предприятие 100 тысяч рублей. Строгая тишина коридоров гостиницы «Националь» сразу была нарушена, можно было подумать, что находишься в кулуарах биржи. В одну ночь доходы некоторых дипломатов сократились на 80 %. Для многих в тот год рождество внезапно утратило свою праздничность.
Дух стяжательства, царствующий в дипломатическом корпусе, тем более безобразен, что это происходит в стране, где дипломатам предоставлены всевозможные привилегии.
Если сравнивать с условиями жизни в других странах Европы, то можно сказать, что дипломаты в России живут роскошно. Даже при карточной системе у них всегда было горючее для машин, и летом им предоставлялись дачи; они жили в просторных квартирах; пользовались привилегиями в получении железнодорожных билетов; имели все возможности интересно проводить свой досуг. Для них был установлен особый курс обмена валюты, более доходный, чем официальный.
Тем не менее многие иностранцы в Москве отнюдь не чувствуют благодарности и неустанно жалуются на бытовые условия. Эта их привычка находится в странном противоречии с тем, что они систематически посылают домой масло, бекон, кондитерские изделия и консервы. Во время войны дипломаты буквально бомбардировали бюро обслуживания иностранцев самыми невероятными требованиями и, в зависимости оттого, удовлетворялись эти требования или нет, судили о шансах Советского Союза на победу.
«Если русские, — сказал мне однажды один дипломат, — не в состоянии починить мой автомобиль, то как же они надеются побить немцев?» Это напоминало мне жалобы американского журналиста на трудности, которые ему пришлось перенести по пути из Архангельска в Куйбышев. «Этот народ не выиграет войну! Если они за неделю не могут доставить меня в Куйбышев, то как же они перебросят свои войска из Сибири в Москву?»
Наглядным примером деградации западных дипломатов может служить антисоветский прием в канадском посольстве, состоявшийся в апреле 1948 года.
Этот прием, равный которому по бесстыдству и аморальности вряд ли можно сыскать, назывался «прием нищих» и проводился в «ознаменование» проведенной денежной реформы в Советском Союзе. В качестве главного фигляра на приеме выступал Филлипс — секретарь канадского посольства; все прочие — сотрудники посольства США, Англии и ее доминионов — старались не отставать от Филлипса в клевете на советских людей.
Г-жа Халтон, жена тогдашнего помощника английского военного атташе, и г-жа Моррис, жена секретаря американского посольства, изображали «советских колхозниц», для этого они надели длинные рваные юбки, повязали на головы грязные платки и ходили с протянутой за милостыней рукой… Так иностранные дипломаты, собравшись в канадском посольстве, издевались над народом, в чьей стране они живут и чьим гостеприимством они так широко пользуются.
На своих бесчисленных вечеринках, за игрой в карты, на балах и приемах — официальных и неофициальных — дипломаты развлекаются антисоветскими анекдотами и распространяют чудовищно-баснословные сплетни. В их обществе можно наслушаться самых невероятных «историй», источник которых всегда надо искать в их желании хоть как-нибудь очернить советский народ. «Русские не улыбаются, они или смеются, или плачут», — объявляет м-с Колер из посольства США. Она же силится доказать, что у певцов Большого театра «слабые» голоса из-за того, что им платят не долларами. «Нравится ли вам Пушкин?»— спросили как-то у жены весьма видного посла. «А что это такое? — открыла она глаза. — Название интригующее!»
В этом кругу рождаются антисоветские вымыслы настолько дикие и клеветнические, что непристойно их повторять. Однако сплошь и рядом эти вымыслы появляются на страницах журналов «Тайм» или «Ньюс уик», на страницах ведущих английских газет.
Всякий, кто высказывает свое одобрение достижениям Советского Союза или хоть сколько-нибудь симпатизирует мероприятиям советского правительства по поднятию культурного и материального уровня жизни в стране, не только сейчас же слышит по своему адресу ироническое замечание: «он настроен просоветски», но и рискует на всю жизнь испортить себе карьеру.
Для сотрудника английского посольства в Москве нет ничего страшнее, чем заслужить от своего начальника обвинение в «просоветских настроениях»; зато всякий, чьи установки в работе отвечают антисоветским требованиям английского правительства, может твердо рассчитывать на награду. Джордж Болсовер из «Секретариата по русским делам» после работы в Москве сразу был назначен на ответственный пост директора Лондонской школы славяноведения, а Фрэнк Роберте попал в ближайшие сотрудники Бевина.
Ослепленные ненавистью к Советскому Союзу англо-американские политики и дипломаты не в состоянии увидеть и оценить ту гигантскую положительную силу, которая есть в советском народе.
А между тем стоит выйти за порог британского посольства и пройтись по московским улицам, стоит посмотреть на советских людей не враждебным, а объективным взглядом, и перед каждым откроется новый мир, в котором живут советские люди.
Я прожил в Советском Союзе восемь лет и увидел этот мир людей, которым ясен их путь. Эти люди воевали за мир, окрыленные твердой верой в будущее. Во время войны я видел, что советские люди умеют не только переживать трудности, не падая духом, но и одерживать блестящие победы в борьбе за независимость своей страны. Теперь я вижу, что они умеют так же героически трудиться в дни мира, как они сражались в дни войны.
Через несколько месяцев после окончания войны я побывал в одной украинской деревне. Демобилизованные бойцы, участники Сталинградской битвы, вернулись сюда из Берлина на грузовиках, на бортах которых было написано: «Мы победили». Теперь они работали на полях. Это были такие же люди, каких я встречал в Сталинграде, работавшие с той же суровой решимостью, с какой они сражались, и так же веселившиеся после работы, как пели они свои песни после боя.
Я побывал в доме отдыха для рабочих под Смоленском. Та же атмосфера спокойной гордости после победы. Разрушенная немцами электростанция была снова пущена, и свет от нее получили дом отдыха и десятки колхозов, которые еще лежали в развалинах. По радио сообщили указ о награждении рабочих; некоторые из этих рабочих присутствовали тут же.
Я посетил Ленинград, и первое, что там увидел, была бригада девушек, убиравших мусор и щебень на развалинах каменного дома. Тогда в Ленинграде было несколько тысяч таких девушек, которые добровольно согласились работать, чтобы очистить улицу от обломков и разбить на этом месте детский парк. Они приходили вечером, после работы, или рано утром, или в свой выходной день. Я видел, как весело и спокойно они работали, негромко напевая и перебрасываясь шутками с соседками. Нередко к ним присоединялись прохожие. «Кто у вас распоряжается?»— спросил я женщину в шляпке, которая укладывала кирпичи в штабель. «Никто, — ответила она, — мы распоряжаемся сами». Рядом с ней грудой лежали сумки для провизии, портфели, студенческие учебники и прочие пожитки добровольцев.
Несколько позже в той части Москвы, где я живу, молодежь организовала уборку и посадку деревьев и кустарника в местном парке. В течение нескольких весенних дней они преобразили целый район. И я вспомнил бригаду девушек в Ленинграде…
Пребывание в Советском Союзе показало мне, какое прекрасное будущее обеспечено обществу, где человеческие усилия направлены к тому, чтобы всем были предоставлены равные возможности — социальные, политические и экономические.
После моих поездок в прошлом окраинные районы Советского Союза я всегда мысленно сравниваю условия жизни советского населения с тем, как живет население в колониях Британской империи. Там — ветхие лачуги туземных кварталов, грязь, болезни, отсутствие даже начальных школ и, конечно, полное отсутствие таких учебных заведений, где местное население могло бы обучаться специальности и соперничать в этой области с белыми. Здесь — новые города и рабочие поселки с красивыми современными домами, учебные заведения — не только обычные школы-семилетки и десятилетки, но и техникумы, институты, курсы для взрослых, библиотеки, клубы, все возможности культурно проводить отдых.
Одним из признаков перевоспитания человека является новое отношение к собственности.
Отношение рядового советского гражданина к личной собственности не может не поражать приезжего из буржуазной страны. Вряд ли кто из иностранцев, посетивших Советскую Россию, не обратил внимания на то, что здесь слово «наш» употребляется в тех случаях, в каких чаще всего в других странах употребляют слово «их» или «мой». И это маленькое словечко «наш» имеет огромный социальный смысл.
Один английский профсоюзный деятель, побывавший еще в 1920 году в молодом советском государстве, рассказывал мне, что во время посещения угольной шахты, в разговоре с одним из рабочих, он сделал замечание, что шахта эта досталась СССР с очень плохим техническим оборудованием. «Так-то так, но зато она наша», — отозвался рабочий. А 25 лет спустя, в городе Сталино, в Донбассе, я слушал в прекрасном исполнении оперу «Севильский цирюльник». Выходя из красивого здания оперного театра на широкую асфальтированную главную улицу, я поблагодарил сопровождавшего нас инженера и выразил свое восхищение их театром.
«Да, — ответил инженер, — театр хороший, и хорошо то, что он наш».
Когда мы приехали в Вязьму сразу же после ее освобождения, улицы еще были засыпаны развалинами зданий. С трудом пробираясь через руины, сопровождавшие нас жители рассказывали о том, что здесь было раньше.
Только и слышалось: «наш клуб», «наши мосты», «наши школы», «наш вокзал», «наши заводы». Это же слово с гордостью произносили и на берегах Днепра крестьяне из колхоза «Партизан», показывая на трехкилометровую аллею только что посаженных тополей и ясеней, окаймлявших шоссе от «нашего» колхоза до самого Киева.
И трудящиеся Страны Советов, проходящие 1 Мая мощными колоннами по Красной площади, сверкающей алыми и золотыми красками, имеют полное право считать, что СССР — единственная страна, где осуществлено подлинное равенство людей. И когда колонны сплоченными рядами, с красными знаменами проходят мимо Мавзолея Ленина, являя собой потрясающее зрелище мощи, и гремит «ура», каждый гражданин СССР сознает, что это его, труженика, чествуют, как самое ценное в стране, ибо в его руках — великое дело человеческого прогресса.
Я родилась в многодетной семье в штате Пенсильвания, недалеко от города Питсбурга. Широко распространенное среди жителей Европы представление о том, что в Соединенных Штатах все живут в состоянии экономической обеспеченности и уверенности в завтрашнем дне, что американские дети имеют беззаботное и счастливое детство, так же далеко от действительности, как солнце от земли.
Только работая в госдепартаменте в Вашингтоне и в посольстве США в Москве, я начала сталкиваться с молодыми людьми, выходцами из богатых семей, которые выросли в атмосфере богатства и обеспеченности и были так же далеки от настоящей жизни в Америке, как люди с другой планеты. Они принадлежат совершенно к другому миру, чем все мы остальные, составляющие подавляющее большинство нации.
Хотя я почти всю свою жизнь прожила в скромном достатке, мне все-таки во многих отношениях повезло больше, чем большинству американцев моего поколения. Мне удалось получить высшее образование, в то время как большая часть моих друзей и знакомых вынуждена была покинуть школы, чтобы работать на угольных шахтах, металлургических заводах, в магазинах и на фабриках в районе Питсбурга. Мне же удалось найти «приличную работу».
После окончания университета я некоторое время работала в частных торговых фирмах, но работа эта никак меня не удовлетворяла. Я испытывала огромное желание принять посильное участие в происходившей в те годы войне против фашистской Германии. Примерно в это время я получила предложение поступить на работу в разведку военно-воздушного флота США. Я согласилась и была принята.
В этой организации я некоторое время работала в отделе, занимающемся метеорологией и подготовкой карт для бомбардировочной авиации, но вскоре меня перевели на службу в основную американскую разведывательную организацию — Управление стратегических служб (УСС), где я получила назначение в отдел «иностранных национальностей» УСС.
В мои функции входило тщательное изучение газет и журналов, издающихся в США на иностранных языках, в особенности всей печати, выходящей на славянских языках. Я должна была по этой печати составлять обобщенные обзоры и доклады о деятельности различных славянских организаций, существующих в США, главным образом прогрессивного направления. В своих докладах я должна была также вносить предложения о возможности использования этих организаций для выполнения разведывательных задач УСС.
За время моей работы в Управлении стратегических служб я узнала некоторые интересные подробности об истории, функциях, методах и формах работы этой разведывательной организации, которая среди американцев получила ироническое прозвище — «плащ и кинжал».
Руководителем Управления стратегических служб являлся генерал Вильям Донован.
Донован родился в 1883 году в городе Буффало, в штате Нью-Йорк, окончил юридический факультет Колумбийского университета в Нью-Йорке, во время первой мировой войны служил в кавалерийских частях американской экспедиционной армии во Франции. Донован — католик, член республиканской партии. В 1932 году его кандидатура выставлялась на пост губернатора штата Нью-Йорк, но провалилась на выборах.
Для руководящей административной работы в УСС Донован пригласил своих «деловых знакомых» и друзей по Первой мировой войне — полковника Э. Бекстона, с которым Донован в 1919 году создавал организацию «Американский легион»; Аттертона Ричардса — президента крупной фирмы по импорту и экспорту ананасов «Гавайан пайнапл компани»; Дж. Моргана; Элмо Ропера из органа Уолл-стрита, журнала «Форчэн»; «героя» Первой мировой войны, адвоката с той же улицы — Р. Ливермора и др. К работе в УСС Донован привлек также и кузена Уинстона Черчилля — Раймонда Геста, сына миллионера Т. Райана, владельца газеты «Нью-Йорк Сэн», — Билла Дюарта, наследника миллионов алюминиевого короля Меллона — Пола Меллона и генерала царской армии, влачившего до работы в УСС жалкое существование, — бывшего князя Сергея Оболенского.
Вскоре после создания УСС Донован направил за границу своих представителей с целью добыть материал об экономике и политике ряда стран, причем многие из них выехали под видом корреспондентов газет.
В сентябре 1942 года Донован прибыл в Лондон и беседовал с руководителем разведки английского министерства экономической войны, так называемой СОЭ, об организации нелегальной пропаганды в странах оси и на оккупированных ими территориях. Было достигнуто соглашение о проведении такой пропаганды, которая поддерживала бы моральное состояние людей, настроенных в пользу союзников, но в то же время не дала бы им возможности подняться против немцев раньше, чем это было выгодно американцам и англичанам. Во время этих переговоров интересы народов оккупированных стран ставились на последнее место.
Управление стратегических служб, спекулируя на ненависти народов европейских стран к фашизму, устанавливало связь с подпольными группами сопротивления в этих странах и внедряло в организации движения сопротивления свою агентуру с расчетом использовать ее в интересах американской разведки в послевоенный период.
Работая в УСС, я очень быстро убедилась в том, что основные разведывательные усилия этой организации были направлены, наряду с Германией, против Советского Союза.
На основании моих многочисленных наблюдений я имею возможность точно утверждать, что руководители американской разведки использовали союзнические отношения, сложившиеся между СССР и США во время войны, в целях засылки кадровых разведчиков на территорию Советского Союза для ведения разведывательной работы против этой страны-союзника. Эти разведчики посылались в СССР под самыми различными прикрытиями — в качестве советников, вторых и третьих секретарей, атташе, а то и проста клерков посольства, в качестве сотрудников военной миссии снабжения и военного атташата при посольстве и, наконец, под видом корреспондентов американских газет, журналов и радиовещательных компаний, а также отдельных специалистов, работавших по монтажу оборудования, присланного по ленд-лизу.
Антисоветское направление деятельности американской разведки находит свое подтверждение хотя бы в том, что во время войны, которую США вели в союзе с СССР против фашистской Германии, русский подотдел был самым большим в УСС. Во главе русского подотдела стоял профессор истории Колумбийского университета Робинсон, считающийся в США большим «знатоком» Советского Союза.
Русский подотдел имел в своем составе специальные отделения, занимавшиеся сбором разведывательной информации об СССР По вопросам промышленности и военного производства, транспорта, людских резервов, государственного дохода и внешней торговли, сельского хозяйства и др.
Таким образом, УСС уже с самого начала своей деятельности придавало первостепенное значение развертыванию разведывательной работы против СССР. К концу войны главное внимание УСС было сосредоточено на добывании секретных сведений о Советском Союзе, о советской внешней политике и о дружественных Советскому государству демократических странах.
Мне хорошо известно, что представительство УСС в Лондоне установило тесную связь с английскими, греческими и бельгийскими разведчиками, обзавелось агентурой, доставлявшей американцам секретные сведения не только о противнике, но и о союзниках, главным образом об СССР.
Во время войны Донован и другие руководители американских разведывательных организаций рассматривали союзнические отношения с СССР, как чисто формальное, вынужденное и неискреннее явление; они пытались играть на трудностях и лишениях, переживаемых советским народом; они с нетерпением выжидали ослабления СССР в надежде на то, что после войны им удастся поставить эту великую страну на колени. Их постигло горькое разочарование.
Однако поражение, которое они потерпели в этом вопросе, ничему их не научило. Урок, данный Гитлеру и фашистской Германии, не пошел им впрок.