72215.fb2
- Прекрасно. Итак, вы получили соответствующие указания и приступили к работе. Согласно вашим отчетам, на вышеназванные работы вами затрачено девять тысяч шестьсот сорок долларов. Двухмесячное жалованье вам обоим, как должностным лицам, составляет две тысячи четыреста долларов, или около одной восьмой причитающихся с вас десятипроцентных платежей, в результате чего за вами остается семь восьмых вашего долга, то есть примерно по восемь тысяч долларов с каждого. Но вместо того, чтобы просить вас перевести в Нью-Йорк оставшиеся за вами шестнадцать или семнадцать тысяч долларов, правление единогласно постановило разрешить вам по мере надобности платить из этих денег рабочим и подрядчикам, соответственно оформив это в наших бухгалтерских книгах в виде кредита. И заметьте: никто не сказал ни слова против, так как все были довольны вашими успехами и хотели воздать вам должное, - что они и сделали, причем очень щедро, я бы сказал. Затраты на произведенные вами работы составляют менее десяти тысяч долларов - сущий пустяк. Итак, давайте подсчитаем: девять тысяч шестьсот сорок долларов от двадцати тысяч, за вычетом двух тысяч четырехсот долларов жалованья, итого за вами и мистером Селлерсом остается семь тысяч девятьсот шестьдесят долларов; и я беру на себя ответственность позволить вам пока не выплачивать этот долг, если, конечно, вы не предпочтете выписать чек и сейчас же...
- Черт возьми! Значит, вы хотите сказать, что не компания должна нам две тысячи четыреста долларов, а мы ей семь тысяч девятьсот шестьдесят?
- Разумеется.
- И что, помимо этого, мы должны рабочим и подрядчикам чуть ли не десять тысяч долларов?
- Должны? Господи, неужели вы им все еще не заплатили?
- Конечно, нет.
Президент вскочил и принялся расхаживать по комнате, словно его терзала острая физическая боль; он хмурил брови, сжимал лоб ладонями и непрестанно повторял:
- Какой ужас! Какой ужас! Это обязательно получит огласку, и ее никак не избежать, никак!
Затем он бросился в кресло и заговорил:
- Ужасно, дорогой мистер Брайерсон, просто ужасно! Это неминуемо получит огласку. Репутация компании будет запятнана, что весьма и весьма повредит нашему кредиту. Как можно было поступать так опрометчиво! Рабочим и подрядчикам нужно было заплатить, даже если бы мы все остались нищими!
- Ах, нужно было? Тогда какого же дьявола... - кстати, меня зовут вовсе не Брайерсон - ...почему же тогда компания не... и куда к черту девалось ассигнование? Где оно, это ассигнование, позвольте спросить? Ведь я тоже акционер, как-никак!
- Ассигнование? Какие-то жалкие двести тысяч, хотите вы сказать?
- Именно; и я бы не сказал, что двести тысяч такая уж жалкая сумма. Впрочем, строго говоря, не так уж она и велика. Так где же они?
- Мой дорогой сэр, вы меня удивляете. По-видимому, вы редко сталкивались с подобными вещами, иначе вы не стали бы ждать чего-то серьезного от предварительного ассигнования! Его единственная цель подманивать новые, настоящие ассигнования, как подсадная утка подманивает дичь.
- Вот как? И все же - существует оно на самом деле или это только миф? Куда оно делось?
- Все объясняется очень просто. Утвердить ассигнование в конгрессе стоит немалых денег. Давайте прикинем: за большинство в бюджетной комиссии палаты представителей надо заплатить сорок тысяч долларов - по десять тысяч на брата; за большинство в сенатской комиссии - столько же: опять сорок тысяч; небольшая добавка одному-двум представителям одной-двух комиссий, скажем, по десять тысяч долларов каждому, то есть двадцать тысяч, - и вот вам ста тысяч долларов как не бывало! Затем идут семь кулуарных деятелей, по три тысячи долларов каждый, - двадцать одна тысяча долларов, одна кулуарная деятельница - десять тысяч; несколько членов палаты представителей или сенаторов с безупречной репутацией (конгрессмены с безупречной репутацией стоят дороже, так как они придают всякому мероприятию нужную окраску) - скажем, десяток на сенат и палату представителей вместе, - это тридцать тысяч долларов; затем десятка два конгрессменов помельче, которые вообще не станут голосовать, если им не заплатят, - по пятьсот долларов каждому, - еще десять тысяч; затем обеды в их честь - скажем, в общей сложности на десять тысяч; подарки и игрушки для жен и детей - на эту статью можно тратиться без конца, и жалеть денег тут не приходится, - будем считать, что всего здесь ушло тысяч десять; и, наконец, печатная реклама: всякие там карты, цветные гравюры, рекламные брошюры и проспекты, красочные открытки, а также объявления в ста пятидесяти газетах по столько-то долларов за строчку; с газетами ладить необходимо, иначе все пропало, поверьте мне. Ах, дорогой сэр, реклама разорит кого угодно. Нам она стоила на сегодняшний день... сейчас я подсчитаю: десять, пятьдесят две, двадцать две, тридцать, затем: одиннадцать, четырнадцать, тридцать три... - короче говоря, в общей сложности сумма счетов дошла до ста восемнадцати тысяч двухсот пятидесяти четырех долларов сорока двух центов.
- Неужели?
- Да, да, именно так! Реклама - не пустяк, уверяю вас. А потом возьмите пожертвования от имени компании: на пожары в Чикаго и пожары в Бостоне, на сиротские приюты и прочее; название компании должно стоять в самом начале списка, и против него цифра: тысяча долларов. Это сильный козырь, сэр, и одна из лучших форм рекламы; о таких вещах проповедники говорят с кафедры, особенно когда дело касается пожертвования на нужды церкви; да, да, в нашем мире доброхотное даяние - самая что ни на есть выгодная реклама. Пока мы внесли разных пожертвований на общую сумму в шестнадцать тысяч долларов и сколько-то центов.
- Господи!
- Да, да! И, пожалуй, лучшее, что мы сделали в этой области, - нам удалось уговорить одного правительственного чиновника, восседающего в Вашингтоне прямо-таки на гималайских высотах, написать в широко распространенную газету, издаваемую святой церковью, о наших скромных планах развития экономики страны, и теперь наши акции прекрасно расходятся среди набожных бедняков. Для таких целей ничего нет лучше религиозной газеты: они поместят вашу статейку на самом видном месте, среди самого интересного материала, а если ее сдобрить парочкой библейских цитат, избитыми прописными истинами о пользе воздержания, восторженными воплями по поводу воскресных школ и слезливыми вздохами по адресу "возлюбленных чад божьих - честных, бедных тружеников" - это действует безошибочно, дорогой сэр, и ни одна живая душа не догадается, что это реклама. Зато светские газеты напечатают ее прямо посреди прочей рекламы, и тут уж, конечно, ваша карта бита. Нет, сэр, когда речь идет о рекламе, я всегда предпочитаю религиозную газету; и не я один так думаю: проглядите рекламные страницы религиозных газет, и вы увидите, сколько людей разделяет мою точку зрения, особенно те, у кого есть свои скромные финансовые планы. Само собой разумеется, я говорю о крупных столичных газетах, которые умеют и богу послужить и себя не забыть, - вот к ним-то и надо обращаться, сэр, именно к ним; а если религиозная газета не думает о выгоде, нам она для рекламы не годится, да и никому в нашем деле от нее пользы не будет. И еще одну штуку мы ловко придумали: послали группу репортеров на увеселительную прогулку в Наполеон. Ни единого цента им не заплатили, но зато напоили шампанским и накормили до отвала. А пока они еще не успели остыть, им подсунули бумагу, перья и чернила, и они такое написали, что прочтешь - и подумаешь, будто они в раю побывали! А если двум-трем из них совесть не позволила увидеть город Наполеон в очень уж розовом свете, то у них, во всяком случае, после нашего гостеприимства язык не повернулся сказать что-нибудь нам во вред, они и помалкивали. Ну-с, все ли я расходы перечислил? Конечно, нет, кое-что забыл. Прежде всего - жалованье служащим: хороших работников грошовым жалованьем не заманишь. На это уходит изрядная сумма! А потом в наших проспектах мы упоминаем несколько громких имен - в качестве наших пайщиков выступают известные миллионеры, - это тоже важный козырь, тем более что они действительно наши пайщики, но акции-то они получают бесплатные и к тому же не облагаемые никакими налогами, так что обходятся они нам недешево. В общем, компания по развитию экономических ресурсов - дорогостоящее удовольствие, вы сами видите, мистер Брайерсон, вы теперь могли в этом убедиться, сэр.
- Но, послушайте. Мне кажется, тут какая-то ошибка насчет того, что голоса в конгрессе стоили нам хоть доллар. Уж об этом-то я кое-что знаю. Я вас выслушал, теперь вы послушайте меня. Всякий может ошибаться, и я вовсе не хочу подвергать сомнению чьи бы то ни было высказывания. Но как вам понравится, если я скажу, что сам находился в Вашингтоне все то время, пока готовился билль об ассигновании? Да еще добавлю, что провернул это дельце именно я. Да, сэр, я, и никто другой. Более того, я не заплатил ни одного доллара за чей бы то ни было голос и даже ни одного не посулил. Есть разные способы делать дела, и полагаю, что мой - ничуть не хуже прочих, хотя кое-кто, может быть, о нем и не подумал, а если подумал, то просто не сумел пустить его в ход. Придется мне, дорогой сэр, выбросить из вашего списка кое-какие статьи расходов, так как конгрессменам и сенаторам компания не заплатила ни единого цента.
На протяжении этой тирады с лица президента не сходила мягкая, даже ласковая улыбка; выслушав все, он сказал:
- Ах, вот как?
- Да, именно так.
- Что же, в таком случае это несколько меняет дело. Вы, конечно, лично знакомы с депутатами конгресса, иначе вы бы не могли добиться таких успехов.
- Я знаю их всех, сэр. Я знаю их жен и детей, вплоть до грудных младенцев; я позаботился даже о том, чтобы завязать хорошие отношения с их лакеями. Нет ни одного члена конгресса, которого я бы не знал очень хорошо, даже близко.
- Прекрасно. А видели ли вы их подписи? Узнали бы вы их почерк?
- Я знаю их почерк не хуже своего собственного, я вел с ними достаточно широкую переписку. Подписи их я тоже прекрасно знаю и даже инициалы.
Президент открыл сейф и вынул оттуда какие-то письма и бумаги, затем сказал:
- Ну вот, например, взгляните: как, по-вашему, это письмо подлинное? Узнаете вы эту подпись? А эту? Можете вы сказать, чье имя скрывается за этими инициалами и не подделаны ли они?
Гарри был ошеломлен. От того, что он прочитал в письмах, у него голова пошла кругом. Но наконец подпись, которую он увидел под одним из писем привела его в себя: его лицо даже озарилось улыбкой.
- Вас удивляет это имя? - спросил президент. - Вы никогда ни в чем не подозревали этого человека?
- Теперь-то мне понятно, что я должен был сразу заподозрить его, но тогда мне это и в голову не приходило. Ну и дела! Как у вас только хватило духу обратиться к нему?
- А как же иначе, мой друг? Без него мы ничего не предпринимаем. Он, так сказать, наша опора. Ну, какое впечатление производят на вас эти письма?
- Потрясающее! Каким же я был идиотом!
- Зато, надо полагать, вы приятно провели время в Вашингтоне, - сказал президент, собирая письма, - разумеется, так оно и было. Немногие сумели бы протащить билль о бюджетном ассигновании, не купив ни одного...
- Послушайте, господин президент, довольно об этом. Я беру назад все свои слова. Поверьте, теперь я уже не такой дурак, каким был пять минут назад.
- Надеюсь, что так. Я даже уверен, что это так. Но имейте в виду, письма я показал вам под строжайшим секретом. Можете сколько угодно говорить о самих обстоятельствах дела, но не называйте никому никаких имен. Надеюсь, на вас можно положиться?
- Ну конечно. Я понимаю, как это важно. Ни одно имя не получит огласки. Но давайте вернемся к началу нашего разговора: похоже, что вы сами этого ассигнования и в глаза не видали?
- Только десять тысяч долларов и ни цента больше. Мы по очереди пытались сдвинуть дело с мертвой точки в Вашингтоне, и если бы мы потребовали за это какого-нибудь вознаграждения, ни один доллар из этих десяти тысяч не дошел бы до Нью-Йорка.
- Представляю, в какой переплет вы бы попали, если бы не провели сбор платежей.
- Еще бы. Вы не подсчитали, на какую сумму нам пришлось раскошелиться в общем итоге?
- Нет, я как-то не подумал об этом.
- Ну, так давайте подсчитаем:
Израсходовано в Вашингтоне, скажем . . . . . . 191008
Печатная реклама и прочее, примерно . . . . . 118000
Благотворительные взносы, скажем . . . . . . . 16000
-------------
Итого: 325000