- Ну да, почему нет?
- Либо у тебя помрачился рассудок, либо ты еще не проснулся. Лед движется, все меняется - разводья, торосы, снегопад, туман. Что за безумная идея! Чтобы мы разошлись на разведку, ты - на восток, Стриндберг - на юг, я - на запад!
- Нет так нет, - сказал он.
- Не пройдет и четверти часа, как мы затеряемся в этой проклятой белой каше.
- Завтра все трое были бы мертвы, - добавил Стриндберг.
Мы свернули лагерь. С палаткой пришлось повозиться: ледяная корка внутри и снаружи. Мы соскребли лед, но не решились сложить палатку. Чтобы не лопнул брезент, расстелили ее в лодке.
- Когда-то она весила девять килограммов, - сказал я. - Теперь все двадцать.
- Мешок тоже когда-то весил девять килограммов, - заметил Стриндберг.
Пока мы нагружали сани, чуть южнее нашего лагеря открылось широкое разводье. Это означало, что поиски подходящей льдины придется начать с лодочного перехода.
- Странно, - сказал я, - как упорно и настойчиво мы идем на юг. Хотя лед сейчас, возможно, Дрейфует на запад, и мы дальше продвинемся на юг, если пойдем на юго-восток.
Мы продолжали идти на юг. Шли страшно медленно - из-за бесконечных торосов, из-за свежего сухого снега, который не позволял как следует упереться ногами, скрывал щели и трещины, а местами образовал метровые сугробы - в рассеянном свете не различишь, мы замечали их, только когда спотыкались и падали ничком.
Под вечер мы нашли льдину, которая внушала доверие. Она была на редкость ровная, без единой лужицы пресной воды.
Мы остановились посередине, подле большой, почти кубической глыбы льда высотой около двух метров.
Я заметил, что Андре тоже хромает.
- Нарыв? - спросил я. - Судороги?
- Ничего особенного, - ответил он.
- Очень больно?
- Терпеть можно.
Мы со Стриндбергом сели на сани с подветренной стороны глыбы.
Андре обошел льдину. С севера, востока и юга ее окаймляли невысокие торосы, на западе медленно росло свежее разводье, тут же покрываясь коркой молодого льда.
Снегопад прекратился, но видимость оставалась плохой. Мороз крепчал, ветер постепенно усиливался.
Мы со Стриндбергом раскурили трубки. На ходу нас прошиб пот, зато теперь мы продрогли. Впрочем, мы так привыкли мерзнуть, что перестали с этим считаться.
Андре ходил по льдине сужающимися кругами и на каждом втором шагу втыкал в лед гарпун.
Толщина снега была около двадцати сантиметров, не считая глубоких сугробов с подтветренной стороны торчащих глыб.
- Ну? - сказал я, когда он вернулся.
- Льдина как будто крепкая, - ответил он. - Но она покрыта снегом, при таком свете трудно судить о ее строении.
Посовещавшись, решили разбить лагерь. Можно было и не совещаться, все равно мы слишком устали, чтобы идти дальше.
Ставить обледеневшую палатку было нелегко. Спальный мешок скрипел и стонал, когда мы его расстилали, будто торос.
Стриндберг разжег примус и приготовил скудный ужин. В палатке потеплело, а когда лед и иней оттаяли и прекратилась капель, стало и вовсе уютно.
Стриндберг лег и тотчас уснул.
Пополуночи уже начало светать, я проснулся и увидел, что Андре приоткрыл палатку и стоит на коленях у выхода. Он уже снял куртку и теперь стягивал через голову толстый свитер.
- Не спится? - спросил я.
- Чертовски жарко, - бросил он через плечо. - А ты почему не спишь?
- В палатке совсем не жарко, - ответил я. - У тебя температура. Я из-за тебя проснулся.
Он промолчал.
- По-твоему, я с тобой слишком резок?
- Каждый вправе быть самим собой, - сказал он.
Мы говорили тихо, чтобы не потревожить Стриндберга.
- Теперь ты осознал все безумие твоей затеи с шаром? Ошибки в замысле. Плохое снаряжение. Провал был предрешен. Я уже не говорю про гайдропы и твою панику на старте.
- Нет, - ответил он.
- Не хочешь осознать?
- Нет.
- Тут мы с тобой сходимся, - сказал я. - Я тоже отказываюсь признать всю нашу экспедицию безрассудной затеей.
Андре лег поверх спального мешка и завернулся в одеяло.
Через несколько минут снова послышался его голос:
- Нобель, Альфред Нобель - один из величайших безумцев, каких я когда-либо встречал.
Минус четыре, крепкий норд-норд-вест, сплошная облачность.
Мы начали сооружать зимовье возле высокой глыбы, так чтобы она образовала одну из стен.
Мы со Стриндбергом начертили план. Ширина домика - три с половиной метра, длина - около шести, три помещения: кладовая, кухня с "гостиной" и в самой глубине - спальня, площадью чуть больше спального мешка. Условились делать двойные стены с воздушной прослойкой около десяти сантиметров, чтобы лучше защититься от предстоящих морозов.