"После смерти Горького, служащие НКВД нашли в его бумагах тщательно спрятанные заметки. Когда Ягода кончил чтение этих заметок, он выругался и сказал: "Как волка ни корми, он все в лес смотрит".
О нахождении этих, тщательно спрятанных дневников Горького, рассказал также на страницах "Соц. вестника" писатель Глеб Глинка. Глинка был тогда одним из ближайших сотрудников московского журнала "Наши Достижения", основанного Горьким. Немедленно после получения известия о смерти Горького, рассказывает Глинка, по распоряжению ЦК партии были созданы специальные комиссии для разбора и приведения в порядок архива Горького.
"В особняк на Поварской улице в Москве назначили группу из нескольких литераторов, под председательством редактора журнала "Наши Достижения" Василия Тихоновича Бобрышева. Здесь рукописей оказалось много. Работали всю ночь. И уже под утро, когда все сотрудники едва держались на ногах, с нижней полки заваленной книгами и старыми газетами этажерки была извлечена еще одна объемистая папка, с какими-то старыми черновиками, и среди них оказалась толстая тетрадь в клеенчатой обертке.
К тетради сразу потянулось несколько рук. Кто-то раскрыл ее, в начале, в середине, еще раз в середине и в конце. Через его плечи смотрели остальные. Все молчали, но чувствовалось, как комната заливается туманом страха.
- Без паники! Ни один из сотрудников не сойдет с места! - И, тяжело опустив ладонь на закрытую тетрадь, Бобрышев прибавил: - Немедленно вызываю уполномоченного НКВД! Понятно, товарищи?
На Лубянке в кабинет следователя вызывали по одному. Каждый дал подписку о неразглашении. Каждого предупредили, что если, хоть одним словом проговорится, хотя бы собственной жене, - будет немедленно ликвидирован вместе со всем своим семейством.
Тетрадь, обнаруженная в особняке на Поварской улице, была дневником М. Горького. Полный текст этого дневника был прочитан разве только самым ответственным работником НКВД, кое-кем из Политбюро и уж, конечно, Сталиным."
Не прошло и двух недель после разбора архива Горького, как журнал "Наши Достижения" и другие журналы были закрыты, и обслуживающие их редакционные работники, включая машинисток, арестованы.
"Затем, пишет Глинка, начались повальные аресты всего горьковского окружения. Даже писателя Зазубрина, который, по стариковской дружбе, приходил вечерком к Горькому чайку попить, отправили в концлагерь. Письма Горького, находившиеся в руках у сов. граждан, предложено было сдать в государственный архив. Тех, кто не торопился с этим делом, вызвали на Лубянку. Тогда же были арестованы врачи, которые лечили Алексея Максимовича в последние годы его жизни".
После процесса Бухарина, Рыкова, Ягоды и других и показаний врачей, Лев Троцкий, который прекрасно разбирался в сталинском климате, воцарившемся в Москве, писал:
"Горький не был ни конспиратором, ни политиком. Он был добрым и чувствительным стариком, защищающим слабых, чувствительным протестантом. Во время голода и двух первых пятилеток, когда всеобщее возмущение угрожало власти, репрессии превзошли все пределы... Горький, пользовавшийся влиянием внутри страны и за границей, не смог бы вытерпеть ликвидации старых большевиков, подготовлявшейся Сталиным. Горький немедленно запротестовал бы, его голос был бы услышан, и сталинские процессы так называемых "заговорщиков" оказались бы неосуществленными. Была бы также абсурдной попытка предписать Горькому молчание. Его арест, высылка или открытая ликвидация являлись еще более немыслимыми. Оставалась одна возможность: ускорить его смерть при помощи яда, без пролития крови. Кремлевский диктатор не видел иного выхода".
В сороковых годах профессор Дмитрий Дмитриевич Плетнев, который лечил Горького, полностью подтвердил версию Троцкого о том, что Сталин ускорил смерть Горького при помощи яда. Профессор Плетнев, в 1938-м году, вместе с другими врачами обвинялся в отравлении Горького, был приговорен к смерти, но потом был помилован и приговорен к 25-ти годам лагеря, которые после были сокращены до 10-ти, но его все-таки не освободили. Отбывал он наказание на Воркуте.
Там тогда находилась, в качестве заключенной, бывшая немецкая коммунистка Бригита Герланд. Имя профессора Дмитрия Плетнева было хорошо знакомо ей. После смерти Сталина Бригита Герланд была освобождена из лагеря и вернулась на родину, в Западную Германию. Вскоре после своего прибытия в Германию она напечатала в "Социалистическом Вестнике" статью под заглавием: "Кто отравил Горького?". В этой статье она писала:
"Имя профессора Дмитрия Дмитриевича Плетнева и его историю я слышала, конечно, до того как попала в советский лагерь. Можно, поэтому, себе представить, с каким вниманием я разглядывала этого человека, когда впервые встретилась с ним и узнала от других заключенных, что это "тот самый". А через некоторое время я попала в амбулаторию в качестве "сестры" под его начальство и там с ним сдружилась. Очень часто он оставался после приемных часов, расспрашивал меня о загранице и сам много рассказывал. В течение одной из таких долгих бесед, уже после месяцев нашего знакомства, он мне рассказал следующую историю:
"Мы лечили Горького от болезни сердца, но он страдал не столько физически, сколько морально: он не переставал терзать себя самоупреками. Ему в Советском Союзе уже нечем было дышать, он упорно стремился назад в Италию.
На самом деле Горький старался убежать от самого себя, сил для большого протеста у него уже не было. Но недоверчивый деспот в Кремле больше всего боялся открытого выступления знаменитого писателя против его режима. И как всегда, он в нужный ему момент, придумал наиболее действительное средство. На этот раз этим средством явилась бомбоньерка, да, красная, светло-розовая бомбоньерка, убранная яркой шелковой лентой. Одним словом, красота, а не бомбоньерка. Я и сейчас ее хорошо помню. Она стояла на ночном столике у кровати Горького, который любил угощать своих посетителей. На этот раз он щедро одарил конфетами двух санитаров, которые при нем работали, и сам съел несколько конфет. Через час у всех трех начались мучительные желудочные боли: еще через час наступила смерть. Было немедленно произведено вскрытие. Результат? Он соответствовал нашим самым худшим опасениям. Все трое умерли от яда.
"Мы, врачи, молчали. Даже тогда, когда из Кремля была продиктована совершенно лживая официальная версия о смерти Горького, мы не противоречили. Но наше молчание нас не спасло. По Москве поползли слухи, "шепотки" о том, что Горького убили: Сталин его отравил. Эти слухи были очень неприятны Сталину. Нужно было отвлечь внимание народа, отвести его в другую сторону, найдя других виновников. Проще всего было, конечно, обвинить в этом преступлении врачей. Врачей бросили в тюрьму по обвинению в отравлении Горького. С какой целью? Глупый вопрос. Ну, конечно, по поручению фашистов и капиталистических монополий. Конец? "Конец вам известен".
Так закончил свой рассказ профессор Дмитрий Дмитриевич Плетнев. А Бригита Герланд, очутившись снова на свободе после смерти Сталина, напечатала свою статью - "Кто отравил Горького?" в июньском номере 1954-го года "Социалистического Вестника", в органе русских социал-демократов-меньшевиков, выходившем тогда в Нью-Йорке под редакцией Рафаила Абрамовича, Бориса Николаевского и Соломона Шварца.
В 1964-ом году известный американский журналист Дон Левин ездил в Советский Союз. Он хотел, между прочим, узнать правду об обстоятельствах смерти Горького. Во время своей поездки, описанной в его книге на английском языке "Я вновь открываю Россию", он дважды посетил в Москве вдову Горького, Екатерину Павловну Пешкову. Екатерина Павловна хорошо знала Дон Левина. Она знала о его встречах с Горьким в России и за границей и о том, что в свое время он перевел на английский язык несколько произведений Горького. Пешкова хорошо приняла Левина и его жену. Они много говорили о Горьком. Дон Левин рассказал ей, что, как он слышал от хорошо осведомленных людей, Максим Горький не умер естественной смертью. "Что вы думаете?" спросил Левин Пешкову. Она вдруг сильно заволновалась и воскликнула:
"Это не совсем так, как говорят, но не требуйте от меня, чтобы я рассказывала вам об этом. Я потом три дня и три ночи не смогу спать, если расскажу вам..."
Дон Левин больше не говорил с ней о смерти ее мужа. По мнению Дон Левина, эти слова Пешковой подтвердили слух о том, что Сталин "помог" Горькому умереть. Книга Левина вышла в Нью-Йорке, когда Екатерина Павловна Пешкова еще была жива и проживала в Москве и Левин послал ей свою книгу.
***
Если при жизни писателя партийные редакторы не особенно церемонились с его статьями, то теперь, когда Горького больше нет в живых, они самым бесцеремонным образом фальсифицируют его писания, вычеркивая из его статей все, что они находят нужным, приписывая к ним целые фразы, совершенно извращая смысл его высказываний по тому или другому вопросу. Вот один из примеров.
В своей книжке "Владимир Ленин", вышедшей в Ленинграде в 1924 году, на стр. 23, Горький писал о Ленине:
"Я часто слышал его похвалы товарищам. И даже о тех, кто, по слухам, будто бы не пользовался его личными симпатиями. Удивленный его оценкой одного из таких товарищей, я заметил, что для многих эта оценка показалась бы неожиданной. "Да, да, я знаю, - сказал Ленин. - Там что-то врут о моих отношениях к нему. Врут много и даже особенно много обо мне и Троцком". Ударив рукой по столу, Ленин сказал: "А вот указали бы другого человека, который способен в год организовать почти образцовую армию да еще завоевать уважение военных специалистов. У нас такой человек есть!"
Все это редакторы посмертного издания собрания сочинений Горького выбросили, и взамен этого вставили следующую отсебятину: "А все-таки не наш! С нами, а не наш! Честолюбив. И есть в нем что-то нехорошее, от Лассаля." Этого не было в книжке, написанной Горьким в 1924 году, вскоре после смерти Ленина, и изданной в том же году в Ленинграде.
Книга Горького о Ленине заканчивалась (в 1924 г.) такими словами:
"В конце концов побеждает все-таки честное и правдивое, созданное человеком, побеждает то, без чего нет человека".
В собрании сочинений Горького эти его слова выброшены, а вместо них партийные редакторы вписали такую отсебятину: "Владимир Ленин умер. Наследники разума и воли его - живы. Живы и работают так успешно, как никто никогда нигде в мире не работал".
Это только один из примеров, как казенные редакторы в угоду власти фальсифицируют произведения М. Горького.
OCR - Nina & Leon Dotan ldn-knigi.narod.ru ldn-knigi.russiantext.com (06.2002) [email protected]
также отдельно в *.htm
Из книги
Д. ШУБ "ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ"
(1850-ых-1920-ых гг.)
СБОРНИК СТАТЕЙ
ИЗДАНИЕ "НОВОГО ЖУРНАЛА"
Нью-Йорк 1969
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Евреи в русской революции
I
Известный американский журналист и писатель, Вильям Генри Чемберлин, проживший в Советской России 12 лет и прославившийся затем своими серьезными статьями и книгами о России, несколько лет тому назад как-то рассказал, что после появления его книги "Железный Век России" ("Russia's Iron Age"), он стал получать с разных концов Америки запросы о роли евреев в Русской Революции.
Один из этих корреспондентов писал Чемберлину: "Я хотел бы знать, что делают евреи в России? Они, конечно, правят страной, но пытаются ли они вывезти в другие страны то, что они накопили для себя, и как они, будучи сами религиозным народом, относятся к антирелигиозной политике советского правительства?". Это только один из тех многочисленных запросов, которые Чемберлин получил от американцев. Из этих запросов, также из бесед, которые Чемберлин имел с людьми разных слоев населения и в разных частях Америки, Чемберлин вынес такое впечатление: очень многие американцы еще в 40-ых годах были убеждены в том, что русская революция была совершена, главным образом, евреями и что евреи, с первого дня революции играли и играют доминирующую роль как в большевистской партии, так и в советском правительстве.
Легенда о том, что евреи подготовили и совершили революцию в России, пущена русскими черносотенцами и впоследствии, главным образом, русскими же антисемитами была распространена в других странах. С приходом Гитлера к власти в Германии эта выдумка неустанно повторялась в газетах, журналах и книгах на всех языках, которые немецкое министерство пропаганды в миллионах экземплярах распространяло по всему миру. Гитлер и Геббельс в своих речах и статьях постоянно говорили об "иудейском большевизме". Отождествляя постоянно евреев с большевиками, нацистские вожди тем самым вызывали у не-евреев представление, что еврей и большевик - синонимы. "Большевистская опасность", таким образом, в их глазах превращается в "еврейскую опасность".
В том, что русские антисемиты и нацистские вожди Германии создали и пустили по свету легенду о еврейском происхождении русской революции, и о доминирующей роли, которую евреи, будто бы, играли и играют в большевистской партии и в советском правительстве, нет ничего удивительного.
Странно лишь то, что этой легенде поверили многие западноевропейские и американские евреи. Даже среди образованных западно-европейских и американских евреев широко распространено совершенно ложное представление о той роли, какую евреи играли, как в русском революционном движении и в подготовке революции, так и в самой революции. Эта роль сильно преувеличена не только антисемитами, но и евреями, недостаточно знакомыми с историей русского революционного движения. В действительности, не только еврейские массы, но даже и отдельные евреи не играли руководящей роли ни в русском революционном движении, ни в свержении царского режима.
Как правильно отметил покойный историк русского революционного движения, В. Л. Бурцев, евреи в первые пятьдесят лет освободительного движения в России не принимали в нем никакого участия. Среди участников восстания 1825 года не было ни одного еврея. Вождями движения, получившего впоследствии название "декабристского", были исключительно офицеры, в большинстве своем выходцы из верхних слоев русского дворянства. К делу декабристов, правда, привлечен был и некий Григорий Перец, внук галицийского раввина, которого отец крестил еще в юности, но он никакой роли не играл ни в самом восстании, ни в кружках, из которых вышли впоследствии руководители восстания.
В радикальных московских и петербургских кружках тридцатых и сороковых годов 19-го столетия, оказавших сильное влияние на развитие революционной мысли в России, не было ни одного еврея. Руководителями этих кружков были: А. И. Герцен, В. Г. Белинский, профессор Н. Грановский, Н. В. Станкевич и другие русские дворяне.
Среди "петрашевцев", по делу которых был в 1849 году среди других присужден к смертной казни (а затем помилован с заменой смертной казни каторжными работами) и Достоевский, не было ни одного еврея, как не было ни одного еврея и среди судившихся по т. н. "каракозовскому делу" в 1866 году (о первом покушении на Александра II).