- "Я не", "я не"! Что ты "не"? Поздравляю тебя, Шурка.
- Спасибо. Спасибо, Андрей Александрович!
- Сознайся: ты ведь о сыне мечтал?
- Мечтал. Верно. Но дочка очень уж хорошая.
5
Лесорубы шли по лесу рядом с узкой проселочной дорогой, и топоры стучали, и дрожали верхушки деревьев, и деревья падали с шумом, ломая ветви. Лесные птицы улетали в глубь леса, и звери бросали норы и уходили в чащу. Лето кончалось, непрестанно лили дожди, но лесорубы работали не переставая, и широкая просека врезалась в лес. У лесорубов были две бригады, и каждая бригада шла по своей стороне дороги, и бригады соревновались между собой, и работа была похожа на состязание, и красное знамя переходило от одной бригады к другой и обратно. Красное знамя двигалось впереди и было на той стороне, где работа делалась скорее. Знамя мочили дожди и сушило солнце, и кумачовое полотнище полиняло, но и блеклый цвет ярко выделялся на фоне уже желтеющего леса.
За лесорубами шли тракторы и выкорчевывали пни, и шум тракторов был гораздо сильнее, чем стук топоров, и запах бензина шел по лесу, и звери бежали еще дальше от дороги.
За тракторами шли землекопы и каменотесы. Ползли неуклюжие катки и развороченную землю ровняли и засыпали щебнем, и экскаваторы рыли канавы, и плотники строили мосты и ставили столбы, и, километр за километром, широкая просека превращалась в широкую дорогу.
За строителями дороги двигался лагерь, и палатки стояли в лесу, и дымили походные кухни.
Часто на строительстве появлялся длинный черный автомобиль, и из автомобиля выходил высокий человек в форме полковника пограничной охраны. Полковник осматривал строительство и говорил с рабочими и с десятниками, и торопил, и спрашивал, какая нужна помощь, и если к нему обращались, он всегда делал все, что нужно.
Дорога была разбита на участки по десять километров, и строители сдавали готовые участки, и приезжали милиционеры из ОРУДа и устанавливали знаки, и инспектора хвалили прямую и широкую дорогу.
Лесорубы шли впереди, и линялое красное знамя шло впереди бригады.
6
На пятую заставу прислали проводника с собакой.
Проводник привязал собаку в тени, подальше от крыльца, и направился к начальнику заставы. Был проводник мал ростом и сухощав настолько, что гимнастерка и галифе казались на нем мешковатыми и плохо сшитыми. Лицо у него - костистое, немолодое, но сколько проводнику лет, определить было трудно. Движения его были неторопливы, как будто он все время о чем-то сосредоточенно думал. Он представился начальнику, встав "смирно" и не обнаружив никакой выправки.
Нестерову, начзаставы пять, за несколько дней до этого прислали бумагу из комендатуры, где предлагались всемерно использовать проводника с собакой Шарик и всячески содействовать их работе. Нестеров сразу скептически отнесся к этой бумаге. Кличка собаки показалась ему смешной и не внушающей доверия. Теперь, увидя самого проводника, Нестеров разочаровался окончательно.
- Садитесь, - сказал он хмуро, - мне писали о вас. Из комендатуры. Что ж, попробуйте, попробуйте у нас. Но заранее вам скажу - я эти места вот как знаю: ничего у вас не выйдет. Места эти проклятые, и Шарик ваш ничего не сделает. Пробовали уж здесь с собакой. Не идут собаки в этих болотах и мерзнут, и нюх у них пропадает. Был у нас пес - не Шарик, а Джек звали его. Такой весь поджарый, нос как у щуки, и лапы тонкие, и хвост рубленый.
- Очевидно, доберман-пинчер, - медленно и негромко сказал проводник.
- А черт его знает! Кажется, что так их порода называлась. Во всяком случае, очень пес был замечательный, и с наградами всякими, и все такое. Ничего не вышло. Не смог этот Джек у нас работать. И у вас с Шариком ничего не получится. Это я заранее знаю. Так что вы не надейтесь особенно и не расстраивайтесь.
- Это мы посмотрим, - так же медленно сказал проводник.
Нестеров помолчал и искоса посмотрел на проводника. Маленький человек сидел слегка сгорбившись и смотрел в окно. Глаза у него были зеленые и пристальные, почти неподвижные под нахмуренными бровями.
- Что ж, поглядим, каков ваш Шарик. Где он у вас? - спросил Нестеров.
Проводник молча встал, и они вышли на крыльцо.
Группа пограничников рассматривала огромного черного пса, привязанного к дереву. Пограничники держались от пса на почтительном расстоянии. Пес лежал вытянув лапы и положив на них голову. Он безучастно смотрел на пограничников, и глаза его, казалось, выражали презрение и скуку.
Проводник тихо позвал:
- Шарик...
Пес вскочил, подняв уши, и весь вытянулся вперед. Теперь он казался еще больше, чем тогда, когда лежал. Сложением он был похож на крупного волка, но шерсть у него была длиннее и совершенно черная. Хвост он держал прямо, слегка опустив его. У него была широкая грудь и сильные лапы.
Пограничники опасливо попятились.
- Гм! - сказал Нестеров.
Шарик производил серьезное впечатление.
- Мне бы хотелось, - раздался тихий голос проводника, - мне хотелось бы положить куда-нибудь мои вещи и ознакомиться с участком.
- Конечно, - сказал Нестеров, - сегодня вы отдохните, а завтра мы вместе...
- Мне бы хотелось сегодня.
- Да? Что ж, пожалуй, пойдем сегодня. Вам к спеху?
Проводник ничего не ответил.
Нестерова настолько заинтересовали маленький человек и его Шарик, что он сам пошел знакомить проводника с участком.
Была та осенняя пора, которую называют "бабьим летом". Перед обычной полосой непрерывных дождей несколько дней стояла прекрасная погода. Ночи были прохладные, но днем было тепло. Лес в ярком осеннем убранстве был очень хорош.
Нестеров и проводник с Шариком шли по участку. Нестеров никогда не считался разговорчивым, но проводник показался ему исключительно молчаливым человеком. На все вопросы и замечания Нестерова он отвечал тихо и односложно или вовсе ничего не отвечал. Зато смотрел вокруг проводник с какой-то звериной внимательностью.
Шарик бежал впереди или ненадолго скрывался в чаще кустарника, и Нестеров поражался тому, как большой зверь легко и бесшумно пробирается в зарослях.
Изредка проводник едва слышно подзывал Шарика и говорил ему какие-то непонятные короткие слова, и Шарик, казалось, понимал и смотрел на своего хозяина почти по-человечьи умными желтыми глазами.
На Нестерова Шарик не обращал никакого внимания, но когда Нестеров захотел его погладить, проводник крикнул неожиданно громко:
- Осторожней!
Нестеров испугался и отдернул руку.
- Трогать его не нужно, - по-прежнему тихо и медленно сказал проводник.
7
Коршунов работал по двадцать часов в сутки и спал по три часа. Он успевал выполнять много работы. Часто ему нужно было в течение нескольких минут разобраться в сложном деле, сразу вынести решение и отдать приказание. Через его руки проходила огромная переписка, и множество людей обращалось к нему по разным вопросам. Коршунов всюду успевал и все делал вовремя. При этом Коршунов никогда не суетился, говорил не спеша и ходил неторопливо. Весь штаб поражался работоспособности начальника, и Коршунов всегда был спокоен и сдержан и ничем не выдавал своей усталости.
А уставал Коршунов сильно. Особенно трудно было вставать по утрам вставал Коршунов в девять часов, - и потом еще во второй половине дня, часов около пяти, нестерпимо хотелось спать. Иногда Коршунов никак не мог совладать со сном, закрывался в кабинете на полчаса и спал не раздеваясь на узком кожаном диване. Часто и этот получасовой отдых прерывался из-за экстренных дел.
Никто не знал о мучительной усталости и о напряжении начштаба, и Коршунов вспоминал о том, как в Средней Азии он скрывал усталость и как его неутомимости в походах дивились пограничники.
Только Кузнецов знал, чего стоит Коршунову такая работа. Иногда по вечерам, часов в десять, Андрей Александрович входил в кабинет начштаба и приказывал Коршунову кончать все дела и собираться. Если бывала хорошая погода, Кузнецов и Коршунов в открытом автомобиле ехали куда-нибудь за город. Автомобиль мчался по прямым дорогам, и прохладный ветер раздувал искры из неизменной трубки Кузнецова. Обычно и Кузнецов и Коршунов молчали. Через полчаса Кузнецов приказывал шоферу поворачивать, и автомобиль мчался обратно.