Исмаил-заде, оставшись один, позвонил домой. Не дождавшись ответа, он встал из-за стола и задумчиво прошелся по кабинету. Выругав себя за то, что в последние дни совсем забыл о существовании семьи, он начал собираться домой. Запер ящик стола и вызвал секретаршу.
- Идите, отдыхайте. И помните впредь, что у вас есть дом, семья...
Секретарша недоуменно вскинула на него глаза:
- Вот уже сколько дней вы сами не были дома. С вечера Лалэ-ханум звонила вам несколько раз.
- Я тоже еду. - Исмаил-заде решительно направился к двери, но опять затрещал внутренний телефон, и он вынужден был вернуться. Схватив трубку, поднес к уху:
- Да, я... Как, авария? На какой буровой?
Секретарша безнадежно покачала головой и вышла.
- Еду! Сейчас выезжаю!..
Бросив трубку на рычаг, Исмаил-заде выбежал из кабинета.
Во дворе он разбудил спавшего на сиденье шофера:
- На сто пятьдесят четвертую!
Машина помчалась к берегу.
У пристани Кудрат пересел в моторную лодку и через каких-нибудь четверть часа подъехал к сто пятьдесят четвертой буровой. Выпрыгнув на мостки, он подошел к скважине и увидел рабочих, которые, выбиваясь из сил, боролись с грязевым фонтаном.
В подобных случаях Кудрат действовал быстро и решительно. Определив с первого взгляда силу фонтана, он распорядился закрыть скважину шестидюймовой задвижкой.
Это было легко приказать, но трудно и опасно выполнить: вместе с грязью из забоя со свистом вырывались мелкие камни и пулей проносились вверх.
Молодые рабочие испуганно пятились назад.
- Ай-я-яй! Струсили? - пристыдил их управляющий, и сам бросился вперед. - А ну, смелей!
Рабочие подбежали к стальной задвижке, лежавшей, тут же у забоя.
Вдруг подземный гул начал нарастать, и еще более мощная струя перемешанной с камнями грязи яростно вырвалась из забоя. Все отскочили назад. На месте остался один Кудрат Исмаил-заде. Глядя на него, молодые рабочие снова подобрались к забою, пригибаясь и заслоняя лицо руками.
Наконец общими усилиями накинули задвижку на арматуру и плотно завернули болты.
Фонтан был укрощен.
- Что же это такое, Тимофей Сидорович! - строго спросил Исмаил-заде бурового мастера, высокого, худощавого человека пожилых лет.
Тимофей Сидорович и сам был расстроен тем, что на его буровой произошел один из тех случаев, которые давно осуждены в практике бурения нефти. Опустив голову, он тихо ответил:
- Моя вина. Недосмотрел...
- Не верю! - Исмаил-заде обернулся и взглянул на усталые лица толпившихся тут же рабочих. - Тимофей Сидорович утверждает, что виноват он сам. Но я не верю этому. Я знаю его давно и не слыхивал, чтобы у него случались подобные ошибки.
Мастеру, казалось, было не под силу поднять упавшую на грудь голову. А стоявшие кругом рабочие, предполагая, что он сейчас назовет виновника, с тревогой глядели на его сжатые губы. Но он молчал.
Вдруг один из молодых рабочих выступил вперед.
- Товарищ Исмаил-заде, - заговорил он, - во всем виноват я. Зазевался... Не сообщил во время мастеру...
- Тебя не спрашивают! - раздраженно бросил Тимофей Сидорович ученику, и отошел в сторону.
Исмаил-заде молча сел в лодку и отправился на буровую Рамазана.
Его встретил сам мастер:
- Откуда в такой поздний час? Почему не отдыхаешь?
Не отвечая мастеру, Кудрат шагнул к ротору, поздоровался с Васильевым и другими рабочими и начал так, чтобы слышали все:
- Эти молодые ребята частенько портят все дело! Не понимаю, о чем они только думают на работе...
Решив, что упрек относится лично к нему, Таир исподлобья несколько обиженно посмотрел на управляющего и спросил:
- А в чем их вина?
- Где бы ни произошла авария, так и знай, из-за их рассеянности. Их мысли вечно витают где-то... Почему вышла из строя буровая сто пятьдесят четыре? Да потому, видите ли, что парень, вместо того чтобы следить за скважиной, блуждал мыслями по своим горам и долинам...
Таир опять не выдержал:
- Зачем же сваливать всех в одну кучу?
Кудрат остался доволен, что его слова так задели молодежь.
- Еще не привезли трубы, мастер? - обратился он к Рамазану.
Тот вынул из кармана часы:
- До срока еще десять минут. Только трудно ждать такой расторопности от Бадирли.
- Что ж, не доставит в срок, пусть на себя пеняет. - Исмаил-заде обернулся к Таиру. - Ну как, часто вспоминаешь деревню, мать?
На этот раз слова управляющего задели больнее. Таир потупился. "Так бы и начинал. А то сразу и не поймешь, что к чему", - подумал он и только из уважения к управляющему промолчал.
- Чего молчишь? Попало не в бровь, а в глаз?
- Ну и что же? Вспоминаю и деревню и мать... Разве нельзя?
- Наоборот, хороший сын должен думать и о матери, и о том, чтобы не опозорить дорогого имени своего колхоза. - Кудрат взял Таира за локоть. Правильно я говорю?
По тому, как им были сказаны эти слова, Таир понял, что управляющий не шутит.