Рамазан вынул из кармана часы, взглянул на циферблат.
- Таир, - сказал он, - поди, сынок, отдохни. Не отдохнешь днем, трудно придется на ночной вахте. Ну, как, сдержим слово?
- Да, уста, - громко и решительно ответил Таир. - Кто изменяет слову, тот бесчестный человек!
4
Мать Кудрата Исмаил-заде, старая Тукезбан, часто рассказывала своей внучке Ширмаи удивительные сказки. То, что можно было рассказать в пять минут, растягивала она на целый час и при всем этом была искусной рассказчицей. Когда Лалэ уходила на работу, Ширмаи оставалась на попечении бабушки. Утром девочка занималась в школе, днем гуляла, потом готовила уроки, а по вечерам слушала нескончаемые сказки бабушки.
После того как Рамазан уехал на буровую, Тукезбан пришла навестить свою старую подругу Нису. Как и их мужья, дружили они смолоду. А теперь каждый раз при встрече вспоминали молодого Салмана или сыновей Нисы, грустили, и дело не обходилось без слез. Говорят, что дружбу, связавшую людей в тяжелые дни, не разрубить и мечом. Можно было подумать, что эту поговорку сложили о дружбе Нисы и Тукезбан.
Старушки виделись редко. Зато беседа у них обычно затягивалась. Так случилось и сегодня. Вспомнив о своих близких, обе старушки всплакнули, а затем полилась беседа. Говорили о Рамазане и о Кудрате, о своих невестках и радости, которую приносят внучата. Расстались только поздно вечером.
Вернувшись домой и увидев в столовой одиноко сидевшую Ширмаи, Тукезбан всплеснула руками:
- Ах, боже мой!.. А мать где?
- Уехала на работу, бабуся.
- Гляди-ка ты, вот заговорилась я с Нисой! И оглянуться не успела, как уже вечер...
Ширмаи подбежала к бабушке. Та, раздевшись, уселась на диван, по обыкновению поджав под себя ноги. Так она всегда рассказывала сказки. Ширмаи положила ей голову на колени.
- Бабушка, мама сказала, что вернется поздно.
- Почему?
- В тресте у них собрание. Хочешь, позвоню, спрошу?
- Нет, радость моя, не надо зря отрывать ее от дела.
Ширмаи снова прильнула к бабушке.
- Мама еще сказала, что учительница музыки сегодня не придет. Так ты мне расскажи не одну, а две сказки, ладно?
- Если хочешь, я и три расскажу... А какую тебе рассказать?
- Новую, новую!
- Да разве остались для тебя новые-то?
Тукезбан задумалась. В самом деле, она уже пересказала внучке все сказки, которые знала. В последнее время, под видом сказок, она частенько рассказывала то, что сама видела в жизни, но Ширмаи об этом не догадывалась.
- Бабуся, - попросила она, прижимаясь еще теснее к бабушке, - расскажи только самую длинную, чтобы не скоро кончилась.
Бабушка Тукезбан подумала немного и, поглаживая мягкие завитушки темнокаштановых волос девочки, начала новую сказку:
- Это было давно, внученька... Жил был юноша, по имени Сейран. Отец его умер, и, оставшись сиротой, Сейран приехал из деревни в Баку и поступил рабочим на промысел. В те времена человек не знал радости, лицо его не смеялось. Сейран был угрюм и печален. Все время он думал о деревне, - там он оставил свою мать совсем одну. Он хотел скопить немного деньжонок и вернуться к ней. Работал, бедняга, день и ночь, выбивался из сил, но отложить лишнюю копейку ему не удавалось. Того, что он зарабатывал, едва хватало ему на скудное пропитание. Да и почти все его товарищи жили так. А промысла были тогда настоящим адом. Везде было черным-черно от копоти. Посмотришь на людей, - они будто только что вышли из пекла. Сейран вздумал ехать обратно в деревню, товарищи начали его отговаривать: "Куда ты поедешь? Везде одинаково. В деревне еще хуже, чем здесь". Долго они судили, рядили, думали, но так и не могли додуматься, почему им живется так плохо. Взяли да и написали самому царю жалобу на своих хозяев. Только ничего из этого не вышло. Как говорится, - собака собаке не наступит на лапу. Рабочие так и не могли избавиться от адских мучений. А тех, кто писал жалобу царю, посадили в тюрьму. И вот однажды приехал в Баку юноша-богатырь. Его прислал сам дедушка Ленин и сказал: "Иди и сотри с лица земли все это зло и насилие!" Юноша был другом всех рабочих. Он сказал им: "Если и дальше согласитесь терпеть, вас лишат даже солнечного света. В этом мире уж так и заведено: богатый у бедного последний кусок вырывает". Сейран услышал эти слова и спросил юношу: "Что же нам делать?" А тот ответил: "Соединимся, станем плечом к плечу! Тогда никакая сила против нас не устоит". С того дня и Сейран, и его товарищи объединились вокруг юноши и поклялись: "Будем бороться вместе умрем или победим!"
- А как звали того юношу, бабуся? - не вытерпев, спросила Ширмаи,
- Не торопись, внученька, скажу... - и бабушка Тукезбан еще раз провела шершавой ладонью по кудрям внучки... - Сейран подружился с тем юношей, да и все другие рабочие полюбили его. Он был смелым, неустрашимым витязем. Но у рабочих, внученька, много было врагов. Тогда были жандармы, ты не видала их. И хорошо, что не видала. Они ловили всех, кто скажет хоть слово против царя. Схватят такого смельчака и бросят в тюрьму. Вот они проведали про юношу, пришедшего от Ленина, и принялись искать его. Ищут, ищут, а найти не могут. Он ночевал то в одном, то в другом доме. А рабочие скорее согласились бы умереть, чем отдать его в руки жандармов...
Как раз в это время Сейран задумал жениться. Товарищи собрали ему немного денег. Поехал он в свою деревню и только тут узнал, что бедная мать его заболела и умерла.
Сейран очень любил свою мать. Узнав о ее смерти, он долго плакал. Пошел проведать ее могилу. Но что можно было сделать? Мертвого не воскресишь. Прошлого не воротишь. Соблюдая траур по матери, он отказался от свадьбы, взял свою невесту - звали ее Джаваир - и вместе с ней вернулся в Баку...
Прошли дни, обернулись месяцы, и однажды Сейран и его товарищи вышли на улицу с красными флагами. "Нам не надо царя!" - говорили они. Но напали казаки и начали в них стрелять. Кто был ранен, кто убит, а многих из оставшихся в живых поймали и посадили за решетку. Схватили и раненого Сейрана. Каждый день его допрашивали. Все хотели выведать, где находится приезжий юноша. Но Сейран стойко хранил верность клятве и не выдавал товарища. По нескольку раз в день его допрашивали, били, мучили, - он молчал. Так и не выдал, где скрывался юноша, посланный Лениным. Наконец Сейрана и нескольких его товарищей - рабочих - заковали в цепи и сослали в Сибирь...
Раздался звонок, и вскоре в комнату вошла Лалэ. Девочка бросилась ее обнимать.
- Мамочка, - сказала она, - бабуся так интересно рассказывает...
Мягко отстранив дочку, Лалэ сбросила с головы шелковый платок. Большие карие глаза ее выдавали усталость. Туфли и юбка были перепачканы в глинистом растворе.
- Что это, мама? - спросила Ширмаи. - Опять фонтан?
- Нет, доченька. После собрания была на буровой. Дела там немного испортились...
Лалэ вышла в ванную, умылась и стала переодеваться. А Тукезбан тем временем стала готовить для невестки ужин
Несмотря на свой преклонный возраст, Тукезбан вела хозяйство в доме сама. Она вмешивалась во все мелочи домашней жизни, и во всем чувствовались ее умелые и заботливые руки. Сын и невестка, стараясь не обидеть старушку, не нарушали заведенного ею порядка. А в том, что в семье царили мир и согласие, была, пожалуй, одна из главных заслуг Тукезбан. Если, бывало, Кудрат в чем-либо упрекал Лалэ, Тукезбан становилась на сторону невестки и не давала разрастись ссоре. Она была матерью не только одного Кудрата, а всей семьи. В свою очередь и невестка относилась к свекрови с большим уважением. Лалэ вмешивалась только в школьные дела Ширмаи, в свободное время проверяла ее уроки и помогала решать задачи.
Когда Тукезбан внесла ужин, Лалэ уже сидела у стола под большим синим абажуром. Каштановые волосы ее были, как всегда, аккуратно зачесаны назад и сложены узлом на затылке. Слегка припудренное лицо отливало матовой белизной. В карих глазах уже не было и следов усталости.
- Как у тебя дела, дочка? - спросила Тукезбан, кладя на тарелку голубцы сначала невестке, а затем внучке. - На Кудрата я давно махнула рукой. Целую не делю не вижу его. Ты не заходила к нему?
- Была сегодня, - ответила Лалэ, подвигая к себе тарелку. - Сейчас ему трудно. Трест сильно отстал. Самое меньшее полгода придется ему работать очень напряженно, чтобы догнать нас. Кто-то там до него развалил дело, а он теперь должен налаживать.
Тукезбан все смотрела на невестку, стараясь по выражению ее лица угадать, по вкусу ли ей блюдо, и, не дождавшись похвалы, недовольно покачала головой.
- Это всегда так, доченька. Кто умеет работать, того и посылают исправлять чужие промахи. Но так будет работать, его не надолго хватит. Не видит ни дома, ни семьи, а если и приедет раз в две недели, так телефонные звонки и здесь не дают ни сна, ни отдыха.
Ширмаи внимательно прислушивалась, но не решалась сказать хотя бы слово. Лалэ не допускала, чтобы дочь вмешивалась в разговор взрослых. Но на этот раз беседа касалась ее отца, и она, забыв о запрещении, обратилась к бабушке:
- Ну что ж тут такого, бабуся? Папа хорошо работает, потому его...
- Ты уроки приготовила? - прервала ее Лалэ. - Кушай и иди спать.
Ширмаи заерзала на месте и, поджав тонкие губки, недовольно сказала:
- Но ведь бабушка не кончила сказку!
Лалэ нахмурилась, давая понять дочери, что капризы не помогут.
- Завтра дослушаешь.