- Он сказал: как бы ни был тощ верблюд, все же его шкура непосильная ноша для погонщика.
Минаев не понял значения этой пословицы и вопросительно посмотрел на Лалэ:
- Что он хотел этим сказать?
Вначале Лалэ и сама была огорошена неожиданным ответом своенравного.старика, но, подумав немного, рассмеялась:
- Хорошо, что он не сказал по-другому. Эту пословицу говорят и более хлестко.
- Да, да, - подтвердил низенький, обросший щетиной рабочий, стоявший около бригадира. - Говорят и так: "Шкура дохлого верблюда непосильная поклажа для осла".
Рабочие громко расхохотались. Бригадир только теперь понял смысл ответа старого мастера и смущенно опустил голову. Лалэ обернулась к Минаеву:
- Что же, Дмитрий Семенович, раз они отказываются от помощи, значит на что-то надеются. А вот мы, кажется, начали успокаиваться и, не чувствуя этого, стоим на месте. - Она обратилась к бурильщикам: - Будьте начеку, товарищи, успокаиваться нельзя. Мы приняли их вызов за легкое для нас соревнование, но, как видно, они шутить не намерены.
На обратном пути, когда подходили к машине, Минаев сказал:
- Да, мне кажется, мы упустили из виду очень важное обстоятельство...
- Какое? - насторожилась Лалэ.
- Сейчас ведь руководит морским бурением Кудрат Салманович.
- Ну и что же?
- Если это тот Кудрат, которого я знаю, он вряд ли позволит себе отстать в соревновании от своей жены.
- Очень жаль, Дмитрий Семенович, что вы, зная его, до сего времени не узнали меня.
- То есть как?
- Я ведь тоже не соглашусь отставать... Но дело в конце концов не в этом. Мы соревнуемся, а не соперничаем. Меня удивляет только одно: почему они отказываются от нашей помощи?
- Вероятно, есть какая-нибудь веская причина. Наверно, отправили обратно и остальные наши бригады. Надо, впрочем, признаться, что дело все-таки не в нехватке рабочих рук.
- Так или иначе, напрасно они вернули бригады. Мне кажется, что Кудрат не знает об этом.
Они сели в машину.
- Я еду домой. Сегодня, надеюсь, и Кудрат будет ночевать дома, сказала Лалэ.
Она решила поговорить с мужем начистоту, как управляющий с управляющим, чтобы выяснить недоразумение.
- Коля, домой! - приказала она шоферу.
Но стоило ей распрощаться с Минаевым, войти к себе в квартиру и взглянуть на спящую дочь, как было мигом забыто, что она управляющий. Пройдя на цыпочках в столовую, она переменила скатерть на обеденном столе, достала из буфета тарелки, положила возле них сверкающие приборы, свежие салфетки и только после этого взглянула на стенные часы. Было без одной минуты двенадцать.
3
Ко времени прибытия вечерней смены спуск инструмента в скважину был закончен. Васильев, отдохнувший и посвежевший, стоя рядом с Рамазаном, наблюдал за работой. Оба с интересом посматривали на Таира.
Таир уже не чувствовал себя новичком. Помня предупреждение мастера о близости нефтеносного пласта, он все глубже проникался сознанием ответственности момента. И когда до него доходили одобрительные возгласы: "Вот так. Хорошо! Правильно!", он хлопотливо и радостно сновал по буровой, схватывал на лету указания мастера и работал лучше некоторых старших по возрасту и более опытных рабочих.
Говорят, у соперника зоркий глаз. Джамиль пристально следил за каждым шагом товарища и, заметив, что Таир то и дело обращается к мастеру, начал его подзадоривать.
- По чужой указке и моя бабушка справится. Со стороны поглядеть, будто ты и в самом деле что-нибудь смыслишь.
Таир вспыхнул от обиды и, чтобы доказать свою самостоятельность, решил больше не спрашивать указаний мастера. А Рамазан и Васильев, надеясь, что в затруднительном случае парень подойдет и спросит, что делать, уселись в стороне на штабель буровых труб и завели разговор о международных делах, об окончании войны, об атомной бомбе, о Трумэне, который так быстро отступил от политики Рузвельта. Время от времени оба мастера прислушивались к шуму ротора и, не замечая ничего подозрительного, продолжали беседу.
Таир вдруг заметил, что циркуляция глинистого раствора прекратилась. Это было так страшно, что он совсем растерялся и вытаращил глаза на Джамиля:
- Что такое? Отчего это?
Джамиль не удержался от ехидной усмешки:
- У самозванных мастеров всегда так получается. Понадеются на себя - и все испортят. Иди, зови скорее уста Рамазана!
Таир побежал за мастером. Когда Рамазан и Васильев подошли к скважине, им стало все ясно.
- Гиблое дело... - промолвил Рамазан.
Он оглянулся, ища что-то, недовольно покачал головой и быстро зашагал к культбудке.
Лятифа, склонившись над книгой, сидела у маленького столика. Она была так поглощена чтением, что даже не заметила, как вошел мастер.
- Дочка! - окликнул ее Рамазан.
Девушка вздрогнула от неожиданности, подняла голову и, взглянув в тревожные глаза старика, спросила его, что случилось. Рамазан попросил ее немедленно позвонить в контору бурения. Там никого не оказалось. Тогда мастер предложил звонить самому управляющему и, опустившись на табурет у стола, отер рукавом вспотевший лоб.
Лятифа соединилась с трестом:
- Тамара, Тамара, дай быстро кабинет управляющего!.. Не слышишь? Дай, говорю, Исмаил-заде!.. Нет в кабинете? Так ты узнай у секретарши, где он?.. Нужен, раз спрашиваю... Домой уехал? Не может быть!..
Мастер разочарованно хлопнул рукой по коленям:
- Вот незадача!
- Да что же случилось, уста? - встревожилась Лятифа.
- Опять напортили.
- Кто?
- Таир, Джамиль. Утечка глинистого раствора, будь она проклята! Нужны материалы. Будешь полагаться на Бадирли - за неделю не дождешься.
Лятифа мысленно выругала Таира: "Опять размечтался, ротозей несчастный!" - и снова взялась за трубку телефона.