- Дед с топором родился, по дереву все умеет! Дом срубит, телегу собьет, сани сладит, мебель любую сработает! А девка до чего шустра минуту на месте не стоит, любое дело в руках спорится: и кухарит, и убирает, и шьет! К тому же и невеста для любого молодца подходящая!
Плотник только криво усмехался и глядел в землю потухшими глазами, а рябая и некрасивая Акулька отворачивала лицо в сторону. К тому, что людей продавали, они, видимо, уже привыкли.
Рядом разлучали молодую крестьянку с детьми, девочкой-подростком и мальчиком лет десяти. Ее уводили, а она упиралась, голосила, рвала на себе волосы, умоляя оставить с ней детей. А покупатель, приказчик с кирпичным лицом, безучастно повторял одно и то же:
- Не велено! Барину лишь одну прачку подай, детей не надобно!
- Мама, мамочка! - надрывая сердце, кричала дочка. - Не забывай нас!
У мальчика уже не хватало слез, он лишь судорожно всхлипывал, открывая рот, как выброшенная на берег рыба...
Продававший их старый слуга, по виду отставной солдат, сам горько плакал и приговаривал, обнимая детишек:
- Ах вы горькие мои сиротки, не дали вам злые люди даже опериться при матушке-то, милые птенчики. Ну, да ничего, бог даст подрастете, отыщете ее...
"Отыщут ли? - добавил я про себя. - Да и до того, как вырастут, несладко им придется!"
Я горестно вздохнул и отправился дальше. Да и что я мог сделать для этих несчастных? Одетый в дорогой наряд с чужого плеча, сам я находился едва ли в лучшем положении. А праздно наблюдать за тем, как живым людям назначают цену, разглядывают со всех сторон, щупают мускулы, проверяют зубы, азартно торгуются, было невыносимо!
Один за другим миновал я пушной, фарфоровый, оружейный, скобяной и другие ряды, поминутно сталкивался с саешниками, квасниками, сбитенщиками, офенями с лотками через плечо, монахами, собирающими пожертвования на храм в жестяные кружки. В глазах уже рябило от обилия впечатлений, а до мучного ряда я по-прежнему никак не мог добраться.
Наконец в отчаянье я схватил первого встречного, по виду молодого купчика, в лихо сдвинутом набекрень картузе, за локоть:
- Эй, любезный, не подскажешь ли, где мучной ряд?
Тот с недоумением оглядел меня с головы до ног:
- А что ты там, паря, потерял? На что тебе, к примеру, мука? Али от князя решился бежать и торговать ею?
- Ни то, ни другое. Купца одного ищу.
- Кого же, может, я знаю?
- Нижегородца Осетрова.
Купчик даже присвистнул от удивления.
- Ну, мир тесен! Я ведь земляк ему, тоже из Нижнего. На одной улице, Ильинке, с ним живем. Только у него палаты каменные, а у меня домишко бревенчатый, неказистый. А на что тебе, ежели не секрет, такая шишка?
- Матушка моя у него в услуженьи живет. Дарья Волгина, может, слышал?
- Не довелось. Я ведь в дом к нему не вхож. На таких, как мы с тобой, Осетров и глядеть не станет! Так что напрасно ты его ищешь. А матушке письмо лучше напиши.
- Пробовал. Не доходят, видно. Ответ уже полтора года жду.
Купчик лихо цыкнул слюной сквозь зубы.
- Тогда плохи твои дела. Не желают, знать, хозяева вашей переписки.
- А ты не взялся бы помочь мне?
- Чем? Против Осетрова идти опасно: заглотит, не поморщится!
- Послушай, любезный, не знаю еще, как тебя зовут...
- Егором Пантелеевым кличут.
- А меня Сашей Волгиным. Ты на мой наряд не смотри, он на несколько дней только!
- Неужто, - ахнул Егор, - с княжего слуги средь бела дня снял?
- Разве похож я на татя?
- Вроде нет. Но и на гайдука тоже.
- Князь меня только на время к себе приблизил. Пока заказ его не исполню. Крепостной живописец я.
- Да ну? - обрадовался Егор. - На ловца и зверь бежит! А я собирался как раз парсунку* невесты моей кому-нибудь заказать!
_______________
* П а р с у н а - портрет.
- Я и без заказа нарисую. Как только на оброк в Нижний вырвусь.
- Ладно, пиши записку. Попробую передать.
Грифель и бумагу я положил в карман кафтана заранее. Набрасывал весточку торопливо, как будто боялся, что Егор Пантелеев растворится вдруг в толпе и не возьмет мое послание. "Милая матушка, - писал я, - я жив и здоров, чего и тебе желаю. Обучение в монастыре закончил, вернулся в Лысково, держу испытание на живописца. Надеюсь, скоро свидимся. Остаюсь любящий тебя сын Александр Волгин".
Егор спрятал мою записку во внутренний карман поддевки.
- Будешь в Нижнем, разыщешь меня в начале Ильинки, купецкой улицы. А пока прощевай, недосуг мне!
8
Егор исчез в толпе, а я взглянул на полуденное солнце и заторопился к главным воротам монастыря. Участники пышного княжеского поезда уже строились в ряды. Вскоре в сопровождении настоятеля и монахов появились князь с княгиней. Они уже садились в кареты, когда подошел управляющий.
- Подобру ли, поздорову, - спросил его Извольский, - началась ярмарка?
- Подобру, ваша светлость, кроме одного.
- Говори! - насупился князь.
- Донесли мне, что нижегородский купчишка Пантелеев пошлину не со всего товару заплатил.
"Неужто Егор?" - испугался я.