Видимо, только поэтому, в память о сером, я разрешил прийти еще одному пищущему. Это был специальный корреспондент известной газеты, он говорил, что наша встреча настоятельно необходима, что смерть моего сына трагедия, которая потрясла всех вменяемых и порядочных людей, что если я не возражаю, он скоро сможет зайти ко мне и задать пару-тройку вопросов, что будет тактичен и много времени не отнимет. Он мурлыкал и был настойчив. С трубкой у уха я приоткрыл дверь в ванную - из пенного сугроба торчала маленькая Катькина голова и острая коленка, поднимался легкий дымок - Катька курила, наслаждалась, жила, - и сказал спецкореспонденту, что могу уделить ему десять минут.
- Великолепно! Этого вполне достаточно, - сказал он и попросил разрешения прийти с фотографом.
Моих фотографий никогда не публиковали. Я представил себе заметку на первой полосе второй тетрадки известной газеты. Это могло неплохо выглядеть.
- Хорошо, - разрешил я. - Валяйте!
- Мы будем через пять минут!
Ровно через пять минут, секунда в секунду, спецкореспондент позвонил в мою дверь. Пухлый, в костюме, в очках и дорогих часах, золотая цепочка на правой руке, левая чуть короче, прижата к туловищу, слегка припадает на правую ногу. Некое зеркальное мое отражение, нас сразу сблизившее. Подвижные уши, цепкие глаза - спецкор тут же понял, что в квартире есть кто-то еще, словно собака потянул носом, почуял женский дух, успокоился, сел в предложенное кресло, по-американски положил ногу на ногу. Фотограф, одутловатый, почему-то в афганском, с валиком, берете, мелкоглазый, с вывернутыми губами, наладил камеру, попросил разрешения отдернуть шторы. Спецкореспондент достал цифровой диктофон.
- Не возражаете?
- Пожалуйста, - я пожал плечами: у меня никогда не брали интервью, меня никогда не записывали на пленку.
Сцецкор нажал на диктофоне маленькую кнопочку, положил его на стоявший меж нами журнальный столик и открыл рот. Я приготовился отвечать на его вопросы, но спецкор рот закрыл, даже плотно сжал губы.
- Я вас слушаю, - сказал я, наблюдая, как по мне шарит красный лучик от фотокамеры. Потом фотограф присел и сразу сделал серию снимков.
- Впервые говорю с отцом бога, - покосившись на фотографа. признался спецкор. - Все заготовленные вопросы мне кажутся никчемными, глупыми.
- До вас приходили телевизионщики, - сказал я. - Они формулировали несколько иначе: я отец того, кого объявили богом, объявили последователи, ученики. Согласитесь, тут есть различие...
- Но всё равно ребятам с телевидения никогда не хватало такта, спецкор вынул из кармана маленький блокнот, маленький золотой карандашик, блокнот раскрыл и сделал в нем пометку. - Они наверняка спрашивали, каково вам в этой роли? Да? Я тоже хотел узнать об этом, но, думаю, вы не сможете мне ответить...
- Почему же не смогу? Смогу...
- Ну и как?
- Я узнал о божественности моего сына только что и пока еще никакого отношения к этому у меня нет. А ещё я хочу сказать, что вряд ли смогу быть вам чем-то полезен. Я ничего не знаю про учение своего сына. Я никогда его не видел, я узнал о его существовании...
- Поэтому-то я и хотел задать один вопрос, который может показаться бестактным. Заранее прошу прощения, - спецкореспондент кашлянул.
- Валяйте! - разрешил я.
- Его мать была девственницей?
- Вы спрашиваете - был ли я у неё первым? Или вы на что-то намекаете?
- Ни на что я не намекаю! Мне важно знать про ваши отношения, про ту среду, в которой вы оба вращались. Никаких параллелей! Если хотите, это вопрос культуролога, интересующегося сексуальной практикой недавнего прошлого. Уходящей натурой.
- Да, она была девственницей.
- Вы уверены? Она вас не обманывала?
- Она кричала, на простыне была кровь.
- Вы к тому моменту уже имели дело с девственницами?
- Имел.
Он заглянул в блокнот, постучал себя карандашиком по дужке очков.
- А откуда появился тот американец, который женился на его матери и вывез ее, уже беременную? Это же не ваш приятель?
- Мы познакомились в компании. Он был физиком, работал по обмену...
- И у них возникли э-э-э... отношения. Она знала, что беременна?
- Нет, мы расстались примерно через неделю после нашей первой ночи.
- Первой и последней?
- Были еще две.
- Примерно через неделю... А точнее?
- Через пять дней...
- Извините еще раз за бестактность, но какова причина? Почему вы все-таки расстались?
- Не знаю. Она утром оделась, накрасилась. Я еще лежал в кровати и слышал, как она положила в сумочку свою зубную щетку и косметичку. Она ничего не сказала, но я уже знал, что вечером она не придет.
- И она не пришла?
- Не пришла...
- Так почему вы думаете, что вы отец бога?
У меня даже дыхание перехватило. Вот и говори с людьми! А потом я понял, что он специально задал такой идиотский вопрос: фотограф выдал ещё одну серию и начал менять объектив.
- Я этого не говорил. Этого не утверждал. Его мать позвонила и просто сказала, что я его отец, а женщины это знают всегда. Точнее - чувствуют.
- Всегда?
- За исключением тех случаев, когда они находились в невменяемом состоянии. Или...
- Не будем углубляться, не будем. Хорошо, вы просто отец некоего человека, объявленного богом. Вы в курсе, что на имущество и счета его организации, которую некоторые называют церковью, в США наложен арест?
- Что-то слышал об этом.
- Вы знаете примерную стоимость имущества и сколько примерно на счетах?
- Нет.
- Сказать?