- Разъякался.
- Выслушайте... Я сам за себя отвечу.
- Мне твое прекраснодушие ни к чему, парень. Ты это брось. Шагом марш спать! - И старший лейтенант вдруг заорал не своим голосом: - Спать!
Иванов отвернулся к окну.
От дубовой рощи или еще откуда затрещала ранняя птица - нелепый клекот с тонкими переливами, пойди разбери, какая такая птаха стрекочет. Иванов достал из ящика письменного стола лист чистой бумаги, карандаш и линейку с делениями, вывел на листе печатными буквами: "Схема", откинул голову и посмотрел издали, не замечая Новикова, скорее - не желая замечать присутствие постороннего человека.
Просто так взять и уйти Новиков не мог, хотя понимал, что старшему лейтенанту неприятно его видеть, может, даже противно. Давящее чувство вины перед командиром удерживало на месте, не позволяло отмерить три с половиною шага от вешалки до двери по затоптанному полу в желтом квадрате свежеокрашенных плинтусов. Виноват, ничего не скажешь.
При всем том он не сожалел о содеянном. Даже подмывало сейчас, не откладывая, сказать об этом старшему лейтенанту, заявить без околичностей, что, если снова окажется в такой ситуации, не позволит себя унижать, опять применит в дело оружие, уже не одиночным - автоматической очередью шуганет.
Но Иванов занялся делом. Близко наклонившись к столу, вычерчивал схему. Он решительно не хотел замечать присутствия Новикова. Конечно, не хотел. После такого - любой командир не захочет. Кому приятно, когда подчиненные плюют на твои приказы! Но тут же протестующе вспыхнуло в сознании: "Никто не просил брать на себя вину. Ни к чему заступничество. На допросе скажу следователю. Всю правду".
С этим решением пришло некоторое успокоение. Он не собирался идти на заклание, смиренно, будто овца. Следователю выложит, как было. И спросит почему нельзя сдачу давать, когда тебя кулаком по роже?..
- Разрешите идти?
От излишне усердного нажима в руке Иванова сломался грифель карандаша.
- Завидую тебе, - сказал он вдруг, кладя на стол карандаш, холостяк...
Сказал, как пощечину отвесил.
- Пожалуйста, не думайте... Я сам за себя отвечу и следователю скажу, как было. Не надо за меня заступаться, товарищ старший лейтенант.
Иванов странно посмотрел на него долгим и непонятным взглядом. Глаза у него были воспалены от хронического недосыпания.
- Приказы полагается выполнять, Новиков, - сказал он тихо, без привычной сухости. - Мы военные люди, на службе. Не у тещи на блинах. Незнакомая улыбка тронула его губы. - Я, правда, забыл, у тебя ведь нет тещи.
У Новикова от этих слов стиснулось сердце. Обычные, не очень понятные, они затронули душу, и от прежней ожесточенности следа не осталось.
- Товарищ старший лейтенант...
- Давай без лишних эмоций. Спать отправляйся. Успеешь пару часиков прихватить.
Спать он не пошел. Знал: ляжет на свою койку и будет ворочаться с боку на бок на соломенном матраце, как на горячих углях, перебирать события суматошной ночи, наново переживать их - до малейшего оттенка, вникать в произнесенные Ивановым слова и отыскивать потайной смысл.
Сказанное Голяковым было яснее ясного.
Спать не хотелось.
В комнате для чистки оружия он был один. Пахло ружейным маслом, махорочным дымом; терпковатый масляный дух напитал пол, стены, деревянный стол, весь заляпанный жиром, испещренный зазубринами.
Почистить оружие было нехитрым делом. С этим Алексей управился быстро. Без нужды прошелся по стволу автомата чистой ветошкой, собрал в обрывок газеты грязную паклю, принялся вытирать со стола кляксы масляных пятен.
За этим занятием застал его дежурный.
- Кто тут шебаршит? - спросил, будто оправдывался. - Чего не ложишься?
- Да так.
- За так ничего не дают.
- А мне ничего не надо.
- Так уж не надо.
Что-то он знал, дежурный, знал и темнил. Это чувствовалось по блеску глаз, по тону, по всем тем нехитрым признакам солдатской дипломатии, какие угадываешь сразу, с первых же слов, особенно когда у тебя у самого все обострено и натянуто, как струна. В таких случаях должно прикинуться равнодушным, пройти мимо, как будто перед тобою телеграфный столб. Уж тогда какой хочешь конспиратор не выдержит.
Новикову было не по себе, какая теперь дипломатия!
- Зачем пришел?
- Я, что ли, за твоего Ведерникова автомат стану чистить? Распустился...
- Что еще?
- Поднимай его. Пускай приведет в порядок оружие. В армии нянек нету. И денщиков - то ж самое.
- Почистит.
- Черненко из твоего отделения?
- Знаешь.
- Двух патронов не хватает в подсумке.
- Найдутся. Дальше?
- Дальше, дальше... - деланно рассердился дежурный. - А еще про тебя был разговор.
- Подслушивал?
- Голяков докладывал майору Кузнецову.
Под ложечкой екнуло. Самую малость. Нетрудно догадаться, о чем докладывал старший лейтенант Голяков начальнику погранотряда. Но догадываться - одно, знать - другое.
- Старший лейтенант в канцелярии?
- Бреется, - обиженно буркнул дежурный. - Лешк, - спросил, помолчав, ты чего натворил?..
- Для кого Лешка, для тебя - "товарищ младший сержант". Запомнил? - Он сам не понял, шутя ли обрезал парня, или всерьез. Но, впрочем, тут же смягчил свою резкость: - Ничего я не натворил, годок. Службу служил. Как надо.
- Голяков докладывал, вроде ты по немцам стрелял, на ту сторону, а старший лейтенант Иванов тебя покрывает. И еще про дознавателя чего-то... Это кто такой, дознаватель?