Бен обвинил в случившемся мать: "Ты говорила, после развода нам будет лучше, так ничего подобного".
Один мальчик из тех детей, кто был усыновлен приемными родителями, кричал на мать: "Если вы знали, что будете разводиться, зачем вы нас усыновляли?"
Интересно отметить, что, несмотря на знание подробностей и зачастую сугубо личную осведомленность о серьезных причинах, которые привели к решению о разводе, включая и регулярное проявление жестокости родителей по отношению друг к другу, большинство детей из таких семей во время первой консультации не могли найти никакого оправдания решению родителей развестись. (Ко второй встрече многие из них более трезво судили об этом). Так, мы столкнулись со случаем, когда двое детей сначала категорически возражали против решения матери получить развод, хотя сами были свидетелями сцены, когда отец, прижав жену к полу, втыкал ей в нос заколки, а они плакали и умоляли его прекратить издеваться над матерью.
У некоторых детей гнев на родителей сочетался с моральным негодованием и возмущением, что родитель, который наказывал их за плохое поведение, теперь сам поступает аморально, как они считали, и безответственно.
Марк рассказал, что "за три дня до своего ухода из семьи отец распространялся на тему "веди себя хорошо". "Обиднее всего", по словам Марка, то, что отец все это говорил, а сам знал, что собирается уйти.
Такого рода этические принципы, руководствуясь которыми дети осуждают родителей, напоминают позицию, нередко наблюдаемую нами в подростковой группе, но не обнаруженную в младших группах.
Свой сильный гнев эти дети выражали самыми разнообразными способами. Родители рассказывали о более частных вспышках раздражения своих детей, их большей ворчливости, излишней требовательности и властности. Иногда вспышка гнева выражалась в заранее обдуманной бурной форме, рассчитанной на то, чтобы досадить матери, когда к ней приходили другие мужчины.
Вскоре после развода вечно всех оскорблявший, все отвергавший непутевый отец Джо исчез, не оставив адреса. Мать Джо сообщила, что теперь ей приходится просить у сына разрешения пойти на свидание, сносить его упреки, если она немного выпьет, что он проверяет, кто ей звонит по телефону. Когда она что-то покупала себе, Джо кричал и требовал, чтобы та же сумма денег была израсходована на него. Наши встречи Джо в первую очередь использовал для того, чтобы выразить свой гнев по поводу не купленного ему ружья.
Мы заметили, что во многих домах, где дети с удовольствием принимали позу диктатора и становились развязными непосредственно после ухода из семьи отцов, именно на последних лежала ответственность за суровую и устрашающую дисциплину в доме. Уход отца, таким образом, давал свободу для проявления импульсов, которые столь тщательно сдерживались в его присутствии, свободу вести себя так безнаказанно и получать от этого удовольствие.
Мэри сообщила, что боялась своего отца. Он всегда требовал в доме безукоризненной чистоты. "В этом смысле я рада, что его больше нет с нами", - заявила она.
У многих матерей опускались руки из-за своих собственных конфликтов, а также из-за непривычности выступать в роли сторонника дисциплины. Другие матери давали нам понять полунамеками, что весьма надеялись на то, что кто-то из сыновей возьмет на себя роль отца в семье. У некоторых детей такая агрессивность явно отражала уподобление качествам покинувшего их отца и, таким образом, была способом преодолеть горечь его утраты.
Энн горячо приветствовала решение матери развестись со своим мужем-тираном. Однако вскоре после этого Энн сама стала командовать в доме и кричать на свою мать и младших братьев и сестер. Кульминационным моментом явилась тяжелая сцена, когда она кричала несколько часов подряд после того, как дядя попытался обуздать ее сумасбродство. Энн страшно перепугалась, заявив, что никому из мужчин нельзя верить и что ее больше никто никогда не полюбит.
Другие дети продемонстрировали обратное поведение, а именно большую уступчивость и меньшую самоуверенность после развода родителей.
Поведение Джанет резко изменилось, она стала помощницей матери и в буквальном смысле ее тенью, безропотно подчинялась всем ее указаниям. Среди соседей Джанет приобрела репутацию превосходной няни, несмотря на свой юный возраст (9 лет). Однако в адрес отца она не смогла высказать даже самых незначительных критических замечаний и оказалась одной из немногих, кто открыто винил себя в разводе родителей. При первой нашей встрече Джанет томилась от сознания своей негодности и низкого самомнения.
Опасения и фобии
В отличие от дошкольников и детей младшего возраста периода латентности дети из нашей выборки не боялись голодной смерти, и вопрос о голодании редко возникал у них в связи с разводом родителей. Однако их опасения все же носили серьезный характер. В некоторых случаях эти опасения, будучи не совсем обоснованными, все же как-то увязывались с действительностью; в других случаях они перерастали в невроз страха. В действительности в исследуемой группе нам зачастую трудно было отделить реальные основания для опасений детей, включая их чувствительность к невысказанным пожеланиям родителей, от искусственно возникшей фобии. Так, примерно, четвертая часть детей боялась, как бы их не забыли или не бросили оба родителя.
Джон со слезами на глазах поведал нам, что мать оставила его в приемной врача и не вернулась за ним вовремя. Он плакал: "Она сказала, что пошла по делу, но я-то знаю, что она было своим дружком".
Марта заявила своей матери: "Ели ты разлюбила папу, может быть, теперь очередь за мной?"
Некоторые ответы отражали тонкое восприятие детьми ощущений родителей, согласно которым на этом этапе жизни дети были нежелательной обузой для них.
Пегги сообщила, что мать ее припугнула: "Если будешь себя плохо вести, я тебя брошу". И хотя Пегги знала, что мать сказала это в сердцах, она все равно была обеспокоена.
Энн высказала такое мнение: "Если папа женится на миссис С., у нее свои две дочери, а я буду Золушкой".
Некоторые дети выразили не совсем безосновательную обеспокоенность тем, что опора на одного родителя вместо двух куда менее надежна, и поэтому положение ребенка в нашем мире в результате развода родителей стало более уязвимым.
Кэтрин поделилась с нами своими опасениями: "Если мама будет курить и заболеет раком, где я буду жить?" Она постоянно умоляла мать бросить курить и очень беспокоилась каждый раз, когда мать опаздывала.
Некоторые дети волновались, и не без оснований, за эмоциональное состояние своих расстроенных родителей.
Вот что Энн рассказала о своей матери: "Я очень ее люблю, но у меня плохие предчувствия. Я боюсь, когда мама долго не возвращается. Однажды она пыталась покончить с собой. Как-то раз она проглотила целый пузырек таблеток. Как подумаю о смерти... что будет со мной, когда я останусь одна? Мама пыталась покончить с собой из-за моего отца. Она только после развода перестала плакать Я представляю себе, как она может прыгнуть с моста Годен Гейт. Мама думает, никто не беспокоится за нее, но я-то беспокоюсь".
Эти опасения у многих детей сопровождались тревогой, как бы родители не забыли или не упустили из виду их особые потребности.
Венди несколько раз в течение нашей беседы возвращалась к тому факту, что ее мать настаивала на покупке инжира фирмы "Ньютон", хотя прекрасно знала, что Венди его терпеть не может.
Чувство ответственности за развод
Лишь несколько детей из нашей выборки были озабочены тем, что они послужили причиной развода родителей, хотя такую причинность мы пытались выявить разными способами, включая непосредственное наблюдение, игру, рисунки. Вероятно, на основании того факта, что редкие случаи воровства имели место в тех ситуациях, когда ребенок знал, что его поймают с поличным, можно прийти к осторожному заключению о возможном существовании потребности в наказании в связи с нечистой совестью. Однако прямое доказательство подобного вывода мы получили всего от нескольких детей из этой группы периода поздней латентности, и оно было представлено только теми детьми, за которыми, кроме чувства вины за развод родителей, числились другие проступки.
Лоррен, чье мелкое жульничество, вранье и осложнения в школе приобрели еще больший размах в связи с разводом родителей, сказала: "Стоит мне только подумать, что что-то должно случиться, как это случается. Как в тот раз, когда я думала, что моя двоюродная бабушка вот-вот умрет, и она умерла. И как тогда, когда я подумала, что родители разведутся". Ей бы хотелось вырасти и стать хорошей прорицательницей, как Саманта.
Нарушенная идентификация
Многие из опрошенных нами детей почувствовали, что мир их пошатнулся и привычные ориентиры в нем оказались смещенными или вообще исчезли. У нескольких детей такие изменившиеся ориентиры особо связывались с их пониманием, кто они есть и кем станут в будущем. Опасный момент этого нового ощущения стресса состоит в том, что в период латентности нормальное представление ребенка о собственной идентичности тесно связано с внешней структурой семьи и в эволюционном отношении зависит от физического присутствия фигур родителей - не только в связи с проблемами его питания, защиты и контроля, но также в смысле укрепления соответствующих возрасту идентификацией. Образ "Я" и представление о собственной идентичности, которые в период латентности все еще группируются вокруг понятия "Я - сын Джона и Мэри Смит", особенно заметно нарушаются из-за разрыва между родителями. У некоторых детей подобное смятение и ощущение нарушенной идентификации выразилось в тревожных вопросах, в которых они сравнивали физические данные родителей и свои собственные, будто стремились таким способом воссоздать из разбившихся осколков целое.
Джек, хотя его об этом не просили, пустился в пространное описание своих внешних данных: "У меня глаза меняют цвет, точно как у мамы. А волосы у меня изменятся, станут русыми, точно как у папы. Говорят, я похож на папу. А папа говорит, я похож на маму. А я думаю, что похож на обоих".
Другой аспект подобной угрозы цельности личности, возникающий во время развода родителей, сказывается преимущественно на процессе подготовки ребенка к жизни в обществе и формирования супер-"Я". Ребенок чувствует, что с распадом семьи ослабевает контроль за его нравственными устоями, по мере того как рушатся его внешние опоры, и гнев, направленный на родителей, решительно проникает в сознание. Одним из проявлений такого состояния может стать приобретение новых привычек, как, например, мелкое воровство и вранье, наблюдаемые в этой возрастной группе в период распада семьи. Ребенок обеспокоен тем, что ему самому придется позаботиться о себе, и в этом он усматривает угрозу своей будущей социализации; Боб обрисовал подобное состояние в трогательном рассказе о своих двух кроликах.
Боб вызвался на откровенность сам: "Я думаю, сегодня мне хочется поговорить с вами". Он поведал нам. что несколько лет назад купил двух маленьких кроликов, заботливо за ними ухаживал, построив им искусную высокую клетку. Однажды, несмотря на всю его бдительность, злые соседские собаки разорвали клетку на части, и кролики убежали или их все же утащили собаки. По его предположениям, два кролика, которым он дал клички "Рваное Ухо" и "Серая Мордочка", возможно, и спаслись, поскольку недавно он наткнулся в лесу на двух игравших кроликов. Они теперь были дикими, но походили на тех двух, которых он потерял.
Под двумя кроликами - образами, порожденными богатым воображением ребенка, - вполне могли подразумеваться Боб и его брат, а сам рассказ, возможно, отражал страх Боба перед примитивным гневом (злыми собаками), вспыхнувшим (сорвавшимися с цепи) во время развода, страх, что его уничтожат, и одновременно намеченное спасительное решение - через возврат в дообщественное дикое состояние, в котором ребенок - эквивалент кролика берет на себя ответственность за заботу о самом себе.
Ясно, что у выживших маленьких диких кроликов была другая идентификация и супер-"Я" другого характера по сравнению с кроликами, за которыми с такой любовью ухаживал Боб, поместив их в искусно изготовленную клетку.
Одиночество
и противоречивая преданность детей
Дети из группы поздней латентности описывали свое одиночество, испытываемое ими ощущение, что их оставили в стороне от всего, и печально признавались в своей беспомощности и второстепенной роли в принятии важнейших семейных решений.
Бэтти поведала нам: "Мы сидели в темноте при свечах. Потом они (ее родители) вдруг заявили нам о разводе. Нам нечего было сказать, и тогда мы стали смотреть телевизор".
Это чувство одиночества, не отмеченное в таком виде в группах младшего возраста, отражает не только большую степень зрелости детей из группы поздней латентности, но и их более взрослые надежды на обоюдность чувств, а также взаимную поддержку в отношениях с родителями и другими взрослыми. Поэтому они и чувствовали себя более обиженными, униженными и отброшенными в сторону из-за свалившихся им на голову событий, над которыми они были фактически не властны.
Необходимо отметить, что наблюдаемые нами дети, пытаясь побороть чувство одиночества, очень трезво воспринимали реальное падение интереса родителей к своим детям, которое столь часто имеет место во время развода. Кроме ухода из семьи одного из них, обоих родителей - что вполне понятно занимают свои собственные проблемы в этот период; их эмоциональная открытость, доля внимания и даже время, проведенное с детьми, зачастую значительно сокращаются. Более того, изучаемые нами семьи были нуклеарными (неразветвленными) , не связанными с многочисленными семьями или опорными системами, которые были бы хоть на какое-то время существенными для детей. В этом смысле чувство одиночества и утраты у детей отражало осознание ими того факта, что известные им до развода родителей центральные связующие звенья в семье постепенно исчезают.
Однако главный момент переживания одиночества и ощущения изолированности, о которых сообщали дети, был, возможно, связан с их восприятием развода как битвы между родителями, где ребенку нужно было встать на чью-то сторону. Следуя этой логике, шаг на сторону одного родителя расценивался ребенком (и иногда, конечно, одним из родителей) как предательство другого, что могло вызвать настоящий гнев и еще больший отказ от одного из родителей вдобавок к обострению внутреннего психического разлада. Таким образом, парализованные своей собственной противоречивой преданностью и психической или реальной расплатой - необходимостью встать на сторону одного из родителей, многие дети воздерживались от такого выбора и чувствовали себя одинокими и покинутыми и не знали, где найти утешение и родственное участие. Фактически из-за этого противоречия они остались в стороне в разгар тяжбы между родителями.
Соматические симптомы
И наконец, симптоматической реакцией, обнаруженной в этой группе детей, но не отмеченной ни в одной другой младшей группе, было сообщение о целом ряде соматических симптомов разного рода и разной степени тяжести, таких, как головные боли и боли в животе, которые дети связывали с конфликтом между родителями и со встречами с ними.
Марта отказалась навестить отца, мотивируя свой отказ тем. что после встречи с ним она возвращается со страшными головными болями, длящимися несколько часов.
У Боба сводило ноги при встречах с отцом, и судороги, по его словам, проходили только тогда, когда отец делал ему массаж.
У двоих детей в исследуемой группе, страдавших хронической астмой, приступы усиливались и чаще повторялись.