В итоге цивилизационный универсум не распадается на формы локальности своего бытия. Его содержание оказывается цивилизационно недифференциируемым, гомогенно пребывающим в пределах цивилизационного универсума. В этом случае можно поставить знак равенства между цивилизационным универсумом и локальной цивилизацией. Таким случаем в мировой истории является китайская цивилизация. Китайский цивилизационный универсум настолько однороден с точки зрения всех базовых оснований цивилизационного бытия в истории, что за все многие тысячи лет своего существования не только ни единожды не прерывал связи преемственности в своем развитии, но и не обнаружил тенденции к дифференциации генетического кода своей истории на формы цивилизационно локального бытия.
В отличие от китайского цивилизационного универсума, христианский чуть ли не с момента своего зарождения начал приобретать локально цивилизационное многообразие. Этому благоприятствовал ряд факторов: географическое и климатическое многообразие условий; чрезвычайно разнородный этнический состав и связанные с ним различия в предшествующих христианству социокультурных и духовных формах существования в истории; инаковые условия исторической среды, потребовавшие инаковых форм исторического творчества - просто разная система исторических вызовов, обусловившая различия в системе исторических ответов на них, поиск инаковых социокультурных и духовных оснований для ответов на конкретность вызовов истории... Все это и многое другое привело к формированию локально цивилизационных форм существования единого христианского цивилизационного универсума, когда его единый цивилизационный генетический код распался на локальные генетические коды истории - процесс, завершившийся образованием локальных цивилизаций.
Россия в этом смысле одна из форм локального воплощения и существования христианского цивилизационного универсума. Это то, что нас объединяет, к примеру, с локальностью европейской цивилизации. Мы, как и они, принадлежим к более общему и высокому целому - христианскому цивилизационному универсуму. Но мы, как и они, воплощаем единый цивилизационный генетический код христианского цивилизационного универсума в локально цивилизационной форме, в той, которая делает нас Россией, русско-российской цивилизацией. В этом смысле наши цивилизационные корни не в Европе, не оттуда мы ведем свое происхождение, не из европейской цивилизации, а из общего с Европой христианского цивилизационного универсума, из глубин его духовности, культуры и социальности.
Таким образом, есть то, что нас сближает с Европой, но есть и то, что отдаляет друг от друга. И то, что отделяет, обусловлено уже различиями в архетипах социальности, культуры, духовности, в способе их проживания в истории и самой истории. На этой основе у нас сформировался другой тип цивилизационного развития, чем в Европе, с иной ритмикой, приведшей к несовпадению самих периодов цивилизационного развития в Европе и России. И в этом несовпадении, и в том, что Россия - это не Европа, никогда ею не была и не будет, проявился глубокий исторический смысл, обусловленный особенностями исторической миссии России в мировых цивилизационных процессах истории, в итоге сформировавшей сам цивилизационный феномен России. Осмысление этой миссии позволяет в новой связи понять то, почему России было суждено стать Россией, центром локальности русско-российской цивилизации. Историческая, цивилизационная неизбежность этого имела свою логику.
Расположившись между центрами западной и восточных цивилизаций, Россия геополитически объединяет пространство, находящееся между основными цивилизационными векторами развития мировой истории. А для того, чтобы пространство истории стало подлинно историческим, оно должно стать цивилизационным. Россия, локальность ее цивилизации была порождена потребностями цивилизационно организовать и обустроить пространство, цивилизационно не принадлежащее ни Западу, ни Востоку или составляющее периферию Запада и Востока. Историческое пространство между ними принадлежит к иным геополитическим и цивилизационным реальностям и потокам истории, чем те, которые концентрируются вокруг Европы и цивилизаций Востока.
И эта цивилизационная инаковость исторического пространства российской Евразии стала исторической судьбой России. Россия стала цивилизационным ядром, вокруг которого концентрировались все цивилизационные потоки российской Евразии. Логикой самой истории она была превращена в интегрирующее и концентрирующее начало этих цивилизационных потоков, выразителя их цивилизационной сущности. Вполне возможно, эту миссию мог выполнить и кто-нибудь другой. Она носит объективный характер в геоисторическом пространстве центральной Евразии. К слову сказать, так оно и было в истории. Тюрки и монголы стали первыми объединителями центральной Евразии. Но в итоге их культурного и духовного потенциала не хватило для того, чтобы справиться с задачами цивилизационного объединения центральной Евразии.
Эту миссию выполнила Россия, цивилизационно организовав историческое пространство между Западом и Востоком на принципах локальности русско-российского цивилизационного бытия. Именно эта цивилизационная миссия породила Россию, сформировала сам ее цивилизационный феномен. Бороться против этого феномена, пытаться его преодолеть в истории значило бы бороться против самой истории, пытаться преодолеть саму историю занятие весьма сомнительное с точки зрения своего конечного исторического смысла. И его сомнительность уже дважды была подтверждена в истории России ХХ века - Октябрем 1917-го и Августом 1991-го. Они оказались утопией, разрушением России и даже преступлением против России и как раз в той самой мере, в какой стали попыткой преодоления русско-российской сущности России-цивилизации и в этой связи и на этой основе ее исторической миссии быть концентратором всех цивилизационных потоков истории, не принадлежащих ни Западу, ни Востоку, феноменом, наиболее адекватно выражающим их цивилизационную сущность и специфику. Это то, с чем вошла Россия в мировую историю, что ее делает Великой Россией и с чем она уйдет из истории в качестве России.
Таким образом, цивилизационная историческая реальность многослойна и многоуровневна. И локальная цивилизация образует лишь четвертый уровень бытия единой цивилизационной сущности рациональных процессов в Универсуме. Именно на этом уровне с предельной исторической конкретностью развертывается сущность цивилизационных процессов вообще и в человеческой истории в частности. И логика процесса этого развертывания может быть представлена следующим образом.
Первоначально общая цивилизационная сущность рациональных процессов в Универсуме воплощается в земной цивилизации, как в одной из форм своего космического бытия; та, в свою очередь, распадается на цивилизационные универсумы - центры концентрации базовых сущностей локальных цивилизаций. В процессе развертывания своего содержания они порождают целый мир локальных цивилизаций - предельно конкретных форм воплощения цивилизационной сущности истории, форм бытия самой истории. В итоге всемирная история с цивилизационной точки зрения предстает как история становления, развития и гибели локальных цивилизаций, как процесс, центрированный на цивилизационную локальность.
В этом процессе вместе с нарастанием исторической конкретности в содержании цивилизационных процессов истории нарастает и их специфичность, то, что отличает одну локальную цивилизацию от другой. Историческим пределом этой спецификации, как и пределом развертывания сущности цивилизационных процессов в истории, является национальная форма воплощения основ цивилизационной локальности. Так, европейская цивилизация, как локальная, представлена через такие формы национального бытия, как французская, англосаксонская, немецкая, итальянская... Это пятый и последний уровень бытия цивилизационной сущности истории, почти сливающийся с локальной цивилизацией и вместе с тем выражающий ее в новой специфицирующей национальной форме. Генетический код истории как основа локальной цивилизации распадается на множество национальных разновидностей, тяготеющих или являющихся неотъемлемой частью данной локальной цивилизации.
Эту иерархичность бытия цивилизационной сущности истории, характер и направленность ее развертывания следует иметь в виду, когда речь заходит об осмыслении природы универсалистского проекта цивилизационного бытия всего человечества и в его рамках основ цивилизационной идентичности России. Следует иметь в виду, какая сущность и как стоит за реальностью и сущностью локальной цивилизации в истории. Равным образом необходимо знать, что какой бы она ни была и как бы не стояла, она не может элиминировать ни реальности, ни сущности локальной цивилизации, хотя бы потому, что то, что их объединяет в некое более общее целое, к примеру, в цивилизационный универсум, не может существовать без того, что их разъединяет и специфицирует, благодаря чему сам цивилизационный универсум или, даже сверх того, общечеловеческая (земная) цивилизация начинают просто быть, существовать. А она начинает быть, существовать через существование всей системы локальных цивилизаций и национальных форм их воплощения.
Цивилизационная сущность истории стремится к бытию, а значит, к воплощению в формах конкретности бытия. И эти воплощенные формы конкретности бытия есть бытие конкретности локальных цивилизаций, а не самой цивилизационной сущности истории как таковой. Сущность существует только через формы своего существования и иначе, сама по себе, "в чистом виде" существовать не может. Всего этого - специфики бытия сущности и форм ее существования - в данном случае цивилизационной сущности истории и локально цивилизационных форм ее воплощения никак не учитывает универсалистский проект цивилизационного бытия человечества. Но он не считается и с другими, более очевидными реальностями истории, точнее, дает им излишне одностороннюю интерпретацию.
Так, утверждается, что будущее локальных цивилизаций предрешено. Под непреоборимым напором объективной логики истории, работающей на глобализацию и всечеловечность, на образование единой общечеловеческой цивилизации, все социокультурные и духовные спецификации всех локальных цивилизаций уже в скором будущем будут преодолены. Конечным итогом такого преодоления станет образование единого во всех своих базовых проявлениях человечества - общечеловеческой цивилизации. Считается, что в этом направлении работают все интегративные процессы современности, прежде всего экономические, наличие у человечества глобальных проблем, решение которых потребует объединенных усилий объединенного человечества. Все это так и вместе с тем не совсем и, главное, не до конца так.
В самом деле, реальность общих глобальных проблем, начиная от экологических и кончая истощением минеральных ресурсов, необходимость для их решения объединить усилия всего человечества, всех цивилизаций и культур еще не означают, что их решение или противодействие нарастанию их угрозы должно осуществляться за счет слома основ цивилизационной идентичности локальных цивилизаций. Здесь нет никакой связи между решением общих проблем, стоящих перед современным человечеством, и необходимостью преодоления локального многообразия его цивилизации и культур. Есть связь между решением такого рода проблем и необходимостью глубокого и гармоничного сотрудничества, изменения самого типа межцивилизационных отношений. Но эту связь нельзя доводить до необходимости преодоления самого локально цивилизационного многообразия современного мира.
Решение общечеловеческих проблем требует общечеловеческих усилий, если хотите - объединенных усилий объединенного человечества, и тем больше и глубже объединенного, чем сложнее и масштабнее характер решаемых проблем. Это историческая аксиома. Но объединенного все-таки в первую очередь общими усилиями, новым типом отношений, но не идеей превращения цивилизационного многообразия мира в цивилизационное единообразие. Так решается другой круг проблем - не объединение цивилизационного многообразия мира, а преодоление его цивилизационного многообразия. Так даже не решается сама глобалистская проблематика человечества, ибо для ее решения достаточно межцивилизационного сотрудничества. Так решается другая проблема поглощения одной локальной цивилизацией другой. Так актуализируется не проблема сотрудничества локальных цивилизаций, а проблема цивилизационной агрессии.
Не выдерживает критики и попытка представить большую взаимозависимость современного мира и связанные с ней тенденции к большей экономической и политической интеграции, как тенденции к преодолению локальных различий между современными цивилизациями. Мир действительно становится более взаимозависимым, можно сказать даже, нуждающимся в большем единстве как абсолютно необходимом условии собственного выживания. Но от того, что он становится более взаимозависимым, от этого он не становится менее многообразным. Опять-таки, взаимозависимость, большее единство мира - это одно, а многообразие цивилизаций и культур, которые слагают мир,- это совершенно другое. Нельзя проблему становления единого человечества решать за счет преодоления цивилизационного и культурного многообразия человечества.
Единое человечество - это не единственная цивилизация или единственная культура, общая и единая для всего человечества. Так проблема единства человечества не решается, так она в лучшем случае оглупляется и вводится в пространство очередной социальной утопии, а значит, очередного тупика в историческом развитии. Собственно, сама проблема единства современного человечества - это проблема, актуальная только при условии его многообразия, ибо оно, как единство, актуально только в условиях многообразия, так как может быть только единством многообразного. Единства единообразного нет, здесь просто нет оснований для самого существования единства, ибо единством чего оно будет, если единообразное не нуждается в единстве. Проблема единства - это проблема многообразия бытия, в данном случае цивилизационного и культурного. В конце концов, надо считаться просто с законом многообразия цивилизаций и культур как необходимого условия их существования, с тем, что человечество не может выразить и развивать себя как человечество, посредством только одной-единственной цивилизации или одной-единственной культуры.
Есть еще один идейный источник, подпитывающий универсалистский проект цивилизационного бытия человечества. Он также имеет прогностический оттенок и связан с представлением об общей для всего человечества направленности исторического развития в сторону освоения единых свойств и качеств будущего постиндустриального, информационного, технотронного общества. Считается, что коль скоро эта стадия - реально достижимый и общий идеал для всего человечества, то по мере того, как он будет достигаться, а человечество входить в общую стадию исторического развития, связанную с необходимостью освоения общих экономических, социальных, политических свойств и качеств и сопутствующих им культурных и духовных ценностей, оно будет входить и в новую единую для всего человечества цивилизацию - постиндустриальную, информационную, технотронную. Действительно, если эта стадия исторического развития будет общей для всех цивилизаций, достигших ее в своем историческом развитии, то это, безусловно, повлечет за собой становление и общих свойств, сближающих все цивилизации. Но будет ли это сближение таким, которое в итоге приведет к становлению единой цивилизации? На этот счет есть большие сомнения. И вот почему.
В данном случае происходит неявное отождествление формационной исторической реальности с цивилизационной, формационной стадии исторического развития с цивилизационным периодом и, как следствие всего этого, полное игнорирование того, что каждая локальная цивилизация обладает своим, только ей присущим типом развития в истории. А потому, осваивая новые формационные качества общества, она осваивает их как локальная цивилизация, адаптируя их к особенностям своего цивилизационного типа развития, не предпринимая никаких усилий к тому, чтобы в этом процессе освоения преодолеть себя как локальную цивилизацию. В противном случае всякий новый акт формационного прогресса должен был становиться и актом возникновения новых цивилизаций либо слияния старых. Но это не так.
От того, что локальные цивилизации либо проходят, либо стремятся достичь одних и тех же стадий формационного развития, от этого они не перестают быть локальными цивилизациями. В этом процессе они приобретают ряд общих формационных свойств и качеств, по большей части адаптируемых к особенностям локальности своей цивилизации, но не преодолевают основ своей локальности. В этом смысле весьма сомнительно, чтобы Россия, войдя в постиндустриальную стадию своего формационного развития, перестала бы быть Россией. Для этого должны быть какие-то более серьезные исторические основания, чем просто необходимость освоения в истории свойств и качеств очередной стадии формационного развития общества.
Это стоит подчеркнуть особо, так как в большинстве прогностических проектов цивилизационного объединения человечества присутствует одна и та же смысловая ошибка: коль скоро именно европейская цивилизация или Америка наиболее продвинуты в историческом освоении свойств и качеств постиндустриальной стадии формационного развития общества, то для их успешного освоения нет другого пути, как только стать элементом европейской цивилизации или Америкой, цивилизационные стандарты которых в этом случае и принимаются за общечеловеческие. Но цивилизационные стандарты никакой локальной цивилизации, даже самой продвинутой по степени формационного прогресса никогда не могут стать общечеловеческими. Для этого ни у одной локальной цивилизации никогда не хватит цивилизационно объединительного потенциала.
Но это мало волнует тех, кто не замечает принципиальных различий между стадиями и типами исторического развития, между формационным прогрессом и цивилизационным развитием в истории, в результате чего мы сталкиваемся с до боли знакомой евроцентристской цивилизационной аберрацией, когда цивилизационные стандарты европейской цивилизации отождествляются с общечеловеческой, а формационный прогресс с всемирной западнизацией. Но все не могут быть Европой или Америкой. Общечеловеческая цивилизация не может стать одной-единственной - европейской или американской. Это было бы большим упрощением не только в понимании будущего человеческой истории, но и цивилизационных основ самой истории.
И последняя, пожалуй, самая радикальная прогностическая позиция, с которой пытаются связать реальность универсалистского проекта цивилизационного бытия человечества. Утверждается нечто совершенно радикальнейшее: новые формы исторического творчества - и формационного, и цивилизационного - будут результатом действия принципиально нового цивилизационного субъекта. Он претерпит упрощения принципиального масштаба - перестанет быть и национальным, и классовым, и государственным. Социальная структура общества упростится до неузнаваемости и по существу будет сведена к одному-единственному элементу - абсолютно автономной, социально раскрепощенной, культурно и духовно развитой личности. Ее всесторонняя развитость будет основой ее всесторонней независимости от тех форм социальности, которые входят в пространство личностного бытия как раз по мере того, как личность становится элементом, составной частью той или иной социальной общности, начиная с семейной и кончая национальной общностью.
Но коль скоро последние редуцируются вплоть до исчезновения, то исчезнут и все формы социальной зависимости личности, подчиняющие ее бытие бытию той или иной социальной общности, делающие ее бытие составной частью их бытия. И все это произойдет лишь только постольку, поскольку личность якобы главнее всего в истории - классов, наций, государств, цивилизаций. Так и хочется продолжить - самой истории. В итоге получается, что по мере социального освобождения человека, преодоления всех форм отчужденного бытия истории, отчуждающих человека от подлинности его собственной сущности и форм ее существования, будет возрастать и степень свободы личности, вместе с которой перегородки между цивилизациями будут истончаться и исчезать. Но так ли это? Но прежде, что это такое?
Гремучая смесь из либеральной и коммунистической утопии, которые в данном случае неожиданно объединяются. В самом деле, если коммунизм явным образом "комплексовал" по поводу классов, подчеркивая исключительность одного, пролетариата и его исторической миссии в истории по преодолению всех классов и всяких, не только классовых, но и социальных различий, то либерализм "комплексует" прежде всего по поводу абсолютно автономной личности и в этой связи находит новую мессию в мировой истории - абсолютно свободную личность, призванную на новой идейной и субъектной основе решить ту же самую коммунистическую задачу - избавить общество от всех социальных общностей и связанных с ними социальных различий, достичь не только социально-классовой, но и национальной и на этой основе цивилизационной однородности. Как видим, конечная историческая цель одна и та же, разными оказываются субъекты и идейное обоснование средств и путей движения к такому цивилизационно однородному обществу. Но от этого они не становятся менее утопичными.
Прежде всего, почему личность главнее всего и всех в истории классов, наций, государств, цивилизаций? Пора расстаться с большевистской практикой ранжирования исторических субъектов по степени их значимости для истории. Каждый из них занимает свое, другими субъектами истории незаменимое место и тем самым участвует в историческом творчестве. Что касается личности, то, строго говоря, она участвует в историческом творчестве не сама по себе, а только будучи в составе той или иной социальной общности, начиная с профессиональной и кончая национальной и цивилизационной общностью. Сама по себе личность значит многое, но для истории она начинает значить несравненно больше, как только становится частью более общего исторического субъекта, прежде всего классового и национального. Она вообще не может быть главнее всех в социуме, ибо все, что делает ее личностью, включая сюда и ее социальные роли, она получает из социума и непосредственно из тех форм общности, в которые она включается и в составе которых она творит историю.
Вот почему подобно тому, как личность не может существовать сама по себе вне форм своих социальных общностей, так она не может творить и историю сама по себе вне форм этих социальных общностей. Личность входит в историю не сама по себе, а как составная и неотъемлемая часть социума. В конце концов, личность объективирует в своей жизни и истории не только саму себя, свою неповторимость, но и свою идентичность. А там, где она объективирует свою идентичность, она объективирует свою социальность, все то, что связывает ее с социумом. В этой связи она предстает во всем богатстве своей социальной и исторической природы и опосредованности, как личность-семья; личность - профессиональная группа; личность-класс; личность-нация; личность-культура; личность-государство; личность-цивилизация. Она выражает в себе и через себя все это, и все это становится основой ее базовых форм идентичности в обществе и в истории, вне которых она есть ничто. Ибо личность, в ряду других определений ее сущности, есть еще и то, с чем и как она себя идентифицирует.
Кроме того, представлять себе социальную структуру будущего общества состоящей только из абсолютно автономных и свободных личностей - это слишком смелое представление. Очевидно, что в будущем социуме следует ожидать упрощения социальной структуры, но не до такой же степени, не до степени же преодоления вообще всех социальных общностей, самой социальной структуры общества и субъектной базы истории как таковой. Она же не может созидаться абсолютно автономными, свободными, ничем, в том числе и между собой не связанными личностями. В этой связи следует иметь в виду и другое: вытеснение из субъектной базы истории всех, кроме личности, предполагает отказ от всего, что связывает эту личность с дискретными и конкретными структурами истории, от всех форм ее идентичности в истории, в том числе и таких базовых, как конкретная духовность, культура, язык, религия...
Все это подлежит преодолению в личности и, следовательно, в самой истории и только ради того, чтобы восторжествовала абсолютно автономная и свободная личность, но, похоже, свободная и от истории, ибо преодоление всего этого в личности предполагает преодоление в ней и самой истории. С такой личностью, разумеется, можно преодолевать любые перегородки между любыми цивилизациями, так как ее действительно ничто и не с чем не связывает. С ней вообще можно делать все что угодно, ибо это феномен-фантом вне конкретной истории, культуры, духовности, вне какого бы то ни было контекста вообще, любых форм социальности и идентичности - чрезвычайно удобный концепт для исторического препарирования любой проблемы с произвольных позиций и с тенденциозными целями и задачами, но всякий раз весьма далекими от реальной истории и выстраданных ею истин, ценностей и смыслов.
Таким образом, во-первых, не стоит преувеличивать степени свободы и автономности личности в будущем обществе. По крайней мере, она никогда не сможет быть свободной от самой себя и того общества, в котором и посредством которого она становится свободной, ибо свобода - это не только экзистенциал души, но еще и продукт общественных отношений. Во-вторых, нет никаких оснований свободу вообще, а свободную и автономную личность тем более превращать в универсальное средство решения любых проблем истории. Это одна из иллюзий человечества, в данном случае современного либерализма, полагать, что можно решать любые, в том числе и в принципе не решаемые проблемы истории посредством абсолютизированных форм исторического творчества, злоупотреблять свободой исторического творчества настолько, чтобы саму свободу превращать в средство осуществления любых утопий.
В истории, как и в природе, есть ограничения и даже запреты на возможность любых форм исторического творчества и в любых направлениях. Одним из них является запрет на возможность превращения свободной личности в настолько свободную от общества и истории, от всех форм социальной локальности и цивилизационной идентичности, от всех форм зависимости от них, что это превратит личность в единственного универсального субъекта истории, не только замещающего собой всех остальных, но и связывающего и объединяющего только собой всю историю поверх всех ее различий, включая сюда и цивилизационные. Впрочем, эта позиция не лишена логики: абсолютно свободная личность, личность вне истории, свободная от истории может стать чем угодно в истории, творить как угодно и какую угодно историю, связать и объединить что угодно в истории. Проблема осталась только за самым малым как стать такой личностью.
Обо всем этом стоило сказать особо, так как мы живем не где-нибудь, а все-таки в России, в стране, как никакой другой за ХХ столетие пострадавшей от абсолютизированных форм исторического творчества, в частности от попыток осуществить утопии. Как никакой другой склонной к реализации утопии универсалистских проектов цивилизационного бытия человечества, связанных со сломом основ собственной национальной и цивилизационной идентичности. Впрочем, справедливости ради стоит признать, что это склонность не всей России, а только ее вненациональной и внеисторической части, которая не только свою неидентичность национальной и исторической России считает за главное свое достоинство, но и пытается именно ее навязать всей остальной России. И как навязать, не считаясь ни с чем: ради вхождения в иную цивилизацию, будь то в коммунистическую, европейскую или американскую готова на любые преступления против собственной нации.
И это несмотря на то, что весь исторический опыт свидетельствует: все исторические проекты, претендовавшие на цивилизационное объединение человечества, неважно какое и на какой основе, будь то на основе объединения всей ойкумены империями А. Македонского или Pax Romana и кончая идеями всеобщей фашизации или всеобщей коммунизации человечества, терпели крах. Хотя, и это стоит подчеркнуть особо, идея всемирности всемирной истории - это не случайная идея человечества. Сближение локальных цивилизаций было, есть и будет неотъемлемой частью реальных процессов исторического развития человечества, самой объективной логикой принуждающегося к тому, чтобы стать человечеством, органичным союзом цивилизаций и культур.
Но, во-первых, это сближение, а не процесс поглощения одной локальной цивилизацией другой, не агрессия одной культуры против другой культуры; во-вторых, это опять-таки сближение, а не некий синтез цивилизаций и культур с последующим образованием некой общей для всего человечества цивилизации и культуры. Такой вектор в цивилизационных и культурных синтезах не просматривается, просматривается другое - интенсификация процессов взаимодействия и взаимовлияния культур и цивилизаций; в-третьих, сближение идет по принципу близкодействия и близкородственности - в первую очередь сближаются друг с другом национальные формы существования локальных цивилизаций, как, к примеру, в Европе в рамках локальности европейской цивилизации. Уже значительно сложнее идут процессы сближения локальных цивилизаций, принадлежащих одному и тому же цивилизационному универсуму. Проблемы в сближении цивилизаций и культур нарастают по восходящей вслед за восхождением в обратном порядке от конкретного к абстрактному, к более крупным цивилизационным феноменам, по мере того, как нарастает глубина различий между цивилизациями и культурами. И эти проблемы дают о себе знать уже на уровне локальных цивилизаций. Уже здесь обнаруживает себя предел сближения локальных цивилизаций, заданный теми различиями в цивилизационных основах их бытия, которые определяются различиями в содержании генетических кодов их истории.
Похоже, будущее цивилизационной исторической реальности - это союз локальных цивилизаций и культур, пространство интенсификации всех процессов их взаимодействия, взаимовлияния и взаимообогащения, а не пространство взаимопоглощения с образованием некой универсальной цивилизации, основанной на неком едином генетическом коде истории, единых цивилизационных основаниях, общих для всех и именно поэтому не способных существовать нигде. Общее не может существовать само по себе в чистом виде, оно может существовать только в отдельном и через отдельное и в этом процессе своей онтологизации наполняться специфическим и конкретным содержанием, которое становится его, общего, реальным содержанием. Реальность общего - это реальность отдельного, его бытия в отдельном, подчиняющегося его логике бытия как отдельного.
Здесь мы сталкиваемся с главной проблемой всех универсалистских проектов цивилизационного объединения человечества, которая для них, скорее всего, окажется непреодолимой: как реализовать в истории то, что должно стать общим для всех, если оно в этом процессе осваивается не как общее вообще, а как общее своего отдельного, а потому специфицируемого всей тотальностью его конкретности. В конце концов, у этой проблемы есть еще один аспект, который выходит на проблему бытия и небытия в истории, на проблему быть или не быть в истории, иметь или не иметь саму историю.
Всякое объединение есть преодоление того, что мешает объединению, в данном случае генетического кода истории локальной цивилизации. Но, преодолевая его, преодолеваются самые интимные и одновременно с этим самые фундаментальные духовные основы истории в основе души каждого человека, которые превращают его из человека вообще в человека определенной локальной цивилизации с только ей присущими архетипами социальности, культуры, духовности и способом их проживания в истории и самой истории. Преодолевается все, что имеет вес, меру, ценность, цели и смысл, сама вера в то, что все это не только есть, но и есть единственно возможные ценности, цели и смыслы бытия - преодолевается вера в неприкосновенную святость основ национального бытия в истории.
Нация, если она еще остается нацией, до последнего будет сопротивляться процессам слома основ своего бытия в истории, базовых структур своей идентичности, процессам превращения себя из нации в этнографический материал истории. И это объективная реальность истории, то, во что начнет упираться любой универсалистский проект цивилизационного объединения человечества. Для его осуществления понадобится преодолеть всю субъектную базу цивилизационной исторической реальности - этнокультурное многообразие мира, а вслед за этим и саму цивилизационную историческую реальность, так как она существует до тех пор, пока будут существовать субъекты, порождающие и поддерживающие ее существование - этнокультурные общности людей, нации.
Тем самым, как ни странно, но всякая попытка цивилизационно объединить человечество, преодолеть локально цивилизационное многообразие его бытия в истории есть не что иное, как попытка преодолеть цивилизационную историческую реальность как таковую, втолкнуть человечество вообще во внецивилизационное бытие, ибо бытием какого цивилизационного субъекта оно будет, коль скоро не будет самого субъекта цивилизационного бытия - нации и национального многообразия мира. Нации есть там, где есть цивилизационная историческая реальность и она, как цивилизационная, есть только там, где есть нации. Одно неотделимо от другого. Там же, где оно отделимо, история перестает быть цивилизационной, историей локальных цивилизаций и культур, реальностью самой цивилизационной исторической реальности.
В этой связи вовсе не случайно, что ни одна из реально существующих тенденций в цивилизационном взаимодействии и взаимовлиянии локальных цивилизаций не связана с процессами порождения единой всечеловеческой цивилизации. Их отсутствие - следствие принципиальной непреодолимости основ локальных цивилизаций в истории, их несливаемости и абсолютной сопротивляемости процессам цивилизационной интеграции, ведущих через их преодоление к преодолению самой цивилизационной исторической реальности, а значит, и исторической реальности как таковой. В этом смысле выбор между двумя проектами цивилизационного бытия человечества - через локальное многообразие цивилизаций и культур и через их преодоление, это не просто выбор одного из двух проектов цивилизационного бытия человечества, а выбор между тем, который является цивилизационным, а потому принадлежит истории, и тем, который вообще не является цивилизационным, а потому не принадлежит ни цивилизационной, ни исторической реальности - истории вообще.
Эта цивилизационно разрушительная часть универсалистского проекта цивилизационного бытия человечества заслуживает особого внимания, так как в нем не до конца осознается связь между сохранением локального многообразия цивилизаций, самого принципа локально расщепленного бытия цивилизационной исторической реальности и ее сохранением в качестве цивилизационной. Она, как цивилизационная, преодолевается в той самой мере, в какой преодолевается локальное многообразие цивилизаций, сам принцип локального воплощения и бытия цивилизационной исторической реальности. Реальностью чего она будет, если не будет реальностью локальных цивилизаций? Ответ предрешен - реальностью очередной крупномасштабной социальной утопии. На все это стоит обратить особое внимание перед фактом множащихся попыток именно с универсалистским проектом национального бытия человечества вновь связать поиск основ цивилизационной идентичности России.
В худшем случае в практике исторического творчества они станут источником новых и самых разрушительных, цивилизационных потрясений основ исторического бытия России, под стать тем, которые были порождены цивилизационной катастрофой Октября 1917-го. Напомним, она стала в истории России следствием как раз попыток реализовать одну из разновидностей утопии универсалистского проекта цивилизационного бытия человечества коммунистическую, призванную заменить национальные, русско-российские основы цивилизационного бытия России в истории на вненациональные. В этой связи ровным счетом не имеет никакого значения, что на этот раз новый проект цивилизационной идентичности России будет связан не с исключительностью позиций какого-то классового субъекта в истории, а с исключительностью позиций субъекта иного рода, к примеру, абсолютно автономной и свободной личности, то есть с абстракцией от реальной личности с еще большим отчуждением от реальной истории.
Значение имеет другое, что это вновь станет вненациональным проектом поиска основ цивилизационной идентичности России, вновь центрированным на замену национальных, русско-российских основ цивилизационного бытия в истории на вненациональные. Значение имеет то, что такой проект вновь станет попыткой отстранения от активного и осознанного исторического творчества главного субъекта российской истории - русской и союзных ей наций. Значение имеет только то, что русская нация как нация вновь не будет иметь никакого значения даже в пределах своей собственной национальной истории. Все это станет очередным источником хаотизации основ исторического и национального самосознания России и в ней русской нации, средством слома основ ее цивилизационной идентичности, познавательной прелюдией к новым цивилизационным потрясениям в практике уже исторического творчества на евразийских просторах России.
И эту связь между теорией национального нигилизма и практикой цивилизационных потрясений в России доказала вся история России за ХХ столетие. А потому Россия выстрадала нечто большее, чем просто понимание сути этой связи, но и понимание ее абсолютно разрушительных последствий для исторических судеб России, того и, в данном случае жизненно значимого обстоятельства, которое никак не учитывается с позиций универсалистской парадигмы понимания основ цивилизационной идентичности России. Если именно ее попытаться реализовать в практике современного исторического творчества на евразийских просторах России, то это стало бы началом преодоления самой цивилизационной сути и национальной специфики этого творчества как русско-российского и вслед за этим основ самой локальности России-цивилизации. Проявлением именно такой парадигмы в интерпретации основ цивилизационной идентичности России стала концепция, развиваемая А.С. Ахиезером.
Автор исходит из весьма спорной оценки мирового исторического опыта, как якобы доказывающего, "что идея замкнутых цивилизаций потеряла всякий рациональный смысл", и только на том основании, что, оказывается, "каждая культура - лишь особый фокус мировой культуры, где на первый план выдвигается некоторое особое сочетание ее элементов, обобщается особый опыт мировой истории"1. В данном случае мы имеем дело с явно упрощенным, если даже не хуже того, тенденциозным взглядом на цивилизационную историческую реальность, которая ни в каком смысле и ни в какой мере не свидетельствует в пользу авторской точки зрения на феномен локальной цивилизации как на давно изживший себя в мировой истории. Ничто, даже интегративные процессы в современном мире не подтверждают идею заката локально цивилизационного бытия человечества, а значит, и самой идеи локальной цивилизации, которая, думается, будет иметь рациональный смысл до тех пор, пока цивилизационная историческая реальность будет существовать как цивилизационная. Другое дело идея "замкнутых цивилизаций". Она действительно потеряла всякий рациональный смысл, а потому не выдерживает никакой критики.
Но идея "замкнутых цивилизаций" это не одно и то же, что и идея локальных цивилизаций. Не следует преувеличивать изоляционизм локальных цивилизаций. Ничто не может существовать само по себе и, тем более, в современном мире, в котором интенсивность процессов бытия в истории во многом определяется интенсивностью процессов взаимовлияния и взаимообогащения локальных цивилизаций и культур. Правда, не за счет слома основ их идентичности и локальности, ибо тогда речь должна будет идти уже о других процессах - не о взаимовлиянии и взаимообогащении локальных цивилизаций и культур, а об их преодолении в истории. А это уже реальность других процессов в истории, с другим цивилизационным и культурным оттенком.
Следовательно, следует отличать друг от друга идею замкнутых и локальных цивилизаций. Если первая - идея замкнутых, отгороженных от всех цивилизаций и от всего в них действительно потеряла всякий рациональный смысл, то вторая - идея локальных цивилизаций, живущих природой своей локальности в пространстве интенсивного межцивилизованного взаимодействия единственно разумное основание для рационального объяснения сложившейся цивилизационной исторической реальности и перспектив ее развития. Все-таки надо считаться с исторической реальностью, не с тем, какой ее хотелось бы видеть, а с тем, какой она действительно является.. А она была, есть и остается реальностью локальных цивилизаций и при этом не только на ближайшую, но и на всю научно обозримую перспективу исторического развития человечества, так как выйти человечеству из пространства локального многообразия цивилизаций и культур можно, только войдя в другое многообразие или в никуда, в историческое небытие.
Авторский скепсис по отношению к самой идеи локальной цивилизации имеет своим источником не только ничем не оправданное отождествление природы локальности цивилизаций с их замкнутостью, но и весьма странное понимание природы мировой культуры, ее сочетание с национальной, самого способа их сосуществования в мировой истории. В интерпретации автора получается так, что и мировая история, и мировая культура существуют как бы сами по себе поверх локальных цивилизаций и национальных культур в качестве самостоятельных феноменов. Они не совокупность локальных цивилизаций и национальных культур, результат их взаимодействия, а некая самостоятельно существующая сущность, существующая независимо от форм своего локального и национального воплощения, более того, определяющая их бытие, превращающая их бытие лишь в специфический "фокус" своего собственного, своей собственной сущности.
Не локальная цивилизация и национальная культура дают бытие мировой истории и мировой культуре, а наоборот, мировая история и мировая культура как бы дают бытие локальной цивилизации и национальной культуре, превращая их в форму своего инобытия, всего лишь в особое состояние элементов мировой цивилизации и мировой культуры, посредством которых обобщается и выражается особый, специфический опыт мировой истории и культуры. Национальная история, цивилизация и культура как бы дедуцируются из мировой, как самостоятельной над ними стоящей сущности. При таком ракурсе рассмотрения феномена локальной цивилизации в нем действительно нет никакой необходимости, так как он оказывается лишь специфическим, если даже не случайным "фокусом" мировой цивилизации. Она, как общая сущность всех локальных цивилизаций, обладает большей реальностью и большим значением, чем формы ее воплощения в локальных цивилизациях. Но так ли это? В том-то и дело, что не так. Отношения носят как раз противоположный характер.