Итог всего этого весьма трагичен для России: она не имеет выстраданного всей своей историей геополитического пространства, и прежде всего того, которое соответствует исторически сложившемуся расселению русской нации. Произошел залповый геополитический сброс России с ее естественных геополитических рубежей. Нация и государство были сброшены с геополитических оснований своего бытия в истории, вне которых они есть ничто. При этом суть геополитической катастрофы России заключается не в том, что разрушенным оказался Советский Союз, хотя в определенном смысле Советский Союз и был Россией. Вот почему уже только поэтому разрушение Союза не могло не стать и разрушением России. Свобода России от Союза обернулась свободой от самой себя и как России, в частности, от своей исторической миссии цивилизационно обустраивать и организовывать пространство Евразии, тяготеющее к союзу с Россией.
Суть геополитической катастрофы России глубже и, в конечном счете, в том и заключается, что Россия ушла с рубежей, плотно заселенных русскими и уже только в этом смысле являющихся российскими. Сверх того, она ушла и с тех рубежей, которые, не являясь чисто русскими, вместе с тем от этого не перестают быть российскими, так как существующая в них цивилизационная инфраструктура является русско-российской и стать иной, похоже, уже не сможет. Суть геополитической катастрофы России в том и заключается, что, перестав быть Советским Союзом, Россия, однако, не стала Россией, и не только геополитически, но и ментально, по существу, во всех основных смыслах, определяющих ее самосознание в качестве национальной и исторической России.
Все это по-новому организовало геополитическое пространство России. В нем возникли совершенно новые проблемы, которых раньше либо не было вовсе, либо они стояли иначе. И главной среди них остается судьба 25 млн. только этнических русских, не считая русскоязычных, которые в одночасье оказались не просто за пределами России, но и дискриминируемыми, и это теперь очевидно, по этническому, языковому и культурному признакам. Это проблема, которую нельзя будет игнорировать до тех пор, пока она будет оставаться проблемой - за ней судьбы миллионов людей. Равным образом в исторической перспективе навряд ли удастся отмахнуться и от геополитической судьбы тех регионов бывшего СССР, которые исторически, геополитически, экономически, культурно, духовно и этнически тяготеют к союзу с Россией.
Надо считаться с тем, что в ситуации цивилизационного хаоса на евразийских просторах бывшего Союза имеет место не только самое настоящее геополитическое мародерство - воспользоваться рукотворным хаосом для отламывания кусков территории от геополитического тела России, но и другая тенденция - к единству с Россией. Те административные, но никак не государственные границы, которые обвально свалились на Россию после Августа 1991-го, ни в какой мере не отражают ее действительных геополитических границ. В этом смысле, если мы еще как-то и знаем, где начинается Россия, то уже затрудняемся ответить на вопрос, где она действительно заканчивается. Эту проблему не удастся ни замолчать, ни перевести в иную плоскость. Она рано или поздно, но заявит о себе, тем более, что принцип самоопределения наций не следует трактовать однобоко, только как право на их отделение вплоть до образования самостоятельного государства, но и как право на воссоединение, оно есть естественное продолжение права на самоопределение наций.
Существует объективная геополитическая логика истории - составная часть цивилизационной исторической реальности и цивилизационной логики истории. Она есть у любого народа и тем более у такого, который является создателем и субъектом-носителем локальности русско-российской цивилизации. В этом смысле любая цивилизация может существовать и гармонично развиваться только как геополитический феномен, только в контексте определенных географических условий, исторически сложившегося политического окружения, только в экономическом, социальном, культурном и историческом пространстве, имеющим границы, до которых она есть и после которых ее уже нет. Цивилизация имеет выраженную геополитическую логику существования и развития, она есть реальность только как геополитическая реальность, а потому, сколько бы ее ни выталкивали за ее геополитические границы существования или, напротив, ни пытались связать с чуждой ей геополитической реальностью, она, в конечном счете, будет возвращаться в свои геополитические пределы. Русско-российская цивилизация не есть исключение, а потому следует ждать геополитических ответов России на ситуацию геополитического вызова, перед которым она поставлена. Характер ответа будет зависеть от характера вызова, он будет им определяться. И первым среди них является тот, который задан исходом русских из ряда регионов бывшего СССР.
Уже сейчас можно говорить обо всем Закавказье, Таджикистане, на очереди все республики Средней Азии. Геополитическая реальность России находится в прямой зависимости от присутствия русского и русскоязычного населения в регионе. Есть это население, эта реальность есть как геополитическая, нет этого населения, нет и геополитической реальности как российской, ибо не будет цивилизационной инфраструктуры как русско-российской. Вместе с ее исчезновением из этого региона должна уйти и Россия. Никаких конфедераций с бывшими республиками СССР. Это геополитическая иллюзия: объединить конфедеративно то, что не объединено цивилизационно.
Все конфедерации непрочны, тем более если ее планировать в геополитическом пространстве бывшего СССР, который объединял в цивилизационном отношении достаточно разнородные блоки, принадлежавшие к архетипическим началам разных локальных цивилизаций. Пытаясь объединить их наднациональными ценностями идентичности и, следовательно, внецивилизационными, цивилизационный проект Россия-СССР потерпел поражение, и именно потому, что в нем полностью игнорировалась этнокультурная составляющая любой цивилизации, цивилизационная историческая реальность как цивилизационная. Вот почему пределом всякого объединения с Россией, а точнее Россией, а потому и в России должна стать сама Россия, цивилизационные пределы России как русско-российской цивилизации. Все, что выходит за эти пределы, не может быть интегрировано в Россию в принципе, а потому не принадлежит ее геополитическому пространству, которое - суть пространство бытия локальной цивилизации.
В этой связи предельным принципом государственно-административного устройства геополитического пространства России может быть только принцип федерализма и при этом еще правильно понятый - как принцип федеративного централизма: достаточно жесткого сочетания противоположностей самостоятельности регионов и их подчинения федеральному центру. Этот принцип призван избежать двух крайностей российской власти: первой бесконтрольности и безнаказанности ее на местах, которые в наиболее последовательной форме могут быть обузданы институтами гражданского общества, а в современных условиях России, прежде всего, жесткой вертикалью власти, властью федерального центра, пресекающего процессы феодализации регионов; и второй - тоталитаризма власти центра, на корню душащего всякое проявление самостоятельности и инициативности на местах, всякой обоснованной возможности быть не только "за", но и "против", в частности, против властного разложения центра власти.
И вместе с тем это принцип с особыми акцентами на особую роль федерального центра, и не потому, что это просто центр федерации, а потому что это центр федеративной России. Россия, и это сложилось исторически, центрированное общество и государство, и прежде всего на то, что она Россия, и, следовательно, на то, что делает ее Россией - на русскость и российскость. События конца ХХ столетия показали, что происходит с Россией, когда в ней ослабляются архетипические основы всякого объединения в Россию, когда центр перестает быть носителем ценностей национальной и исторической России. Единое пространство, по-настоящему единое может быть только у единой цивилизации, скрепляющей его не просто экономически или политически, но и культурно и духовно - ценностями национальной и цивилизационной идентичности. И центральная власть в России неизбежно брала на себя функции концентратора, выразителя и защитника ценностей идентичности национальной и исторической России. В этом смысле она была или должна была быть не просто властью в России, а нечто большим и иным - олицетворением самой России. Это необычайно сближало образ государства российского с образом самой России, делая их почти неотличимыми и, главное, превращало властный центр России в носителя идеи самой России - Великой, Единой и Неделимой.
События конца ХХ столетия показали и другое - что происходит с Россией, когда в ней ослабляется центр и просто как центр власти в России, которая объединяется не просто сильными регионами, а сильной властью "сильного" центра. Экономическая мощь России в регионах, но политическая в центре. Россия всегда объединялась сильной и единой волей единого центра - сильной волей и единой властью. И это было не случайно, так как только такая власть могла и может объединить пространство и многообразие России, справиться с ее противоречиями, включая сюда и цивилизационные, предложить стране и нации не изнуряющие и разрушающие, а адекватные их сущности формы бытия и развития в истории. Но для всего этого, и прежде всего для того, чтобы стать центром сильной воли и единой власти, предварительно надо чем-то быть, в частности, осознать центром какой сильной воли и единой власти она как власть является.
И здесь обнаруживается очевидное, что в России на статус такого центра единой воли и единой власти может претендовать только центр Великой, Единой и Неделимой России - центр национальной и исторической России, который живет всей системой ценностей идентичности, а не их разрушением в истории. Все пароксизмы власти после Августа 1991-го - это пароксизмы власти, основательно потерявшей себя в истории, центры своей национальной и исторической идентичности, те вечные ценности вечной России, способные объединить не только власть, но, и это главное, большую часть России поверх всех политических различий, объединить самой Россией.
Что касается объединительных тенденций в пространстве СНГ, то они должны и будут считаться с наличием антирусской и антироссийской составляющей в каждой республике бывшего СССР. Речь может идти только о пропорциях, а не о ее реальности, которая подпитывается процессами этнизации власти и собственности. В большинстве республик бывшего СССР сложилась не просто своя политическая и экономическая элита, но такая, которая сложилась на этнической основе, исключающей возможность простых геополитических синтезов. Никто просто так не расстается ни с властью, ни с собственностью, тем более, если она имеет этническое происхождение и обоснование. Не следует забывать и другое: кое-кто вышел из СССР потому, что из него вышла Россия, обрушив тем самым саму идею Союза. Но были и такие, кто стремился выйти из состава СССР независимо ни от чего, ибо для них СССР был только империей, а для кого-то эта империя была еще и Великой Родиной. Но в любом случае геополитическое размежевание приняло национальные формы, и только Россия дистанцировалась от него как национального, тем самым не сумев оседлать его в своих национально-государственных интересах.
Но главное в данном случае заключается в другом: Советский Союз, в ряду прочих причин, развалила и его многонациональность, точнее - не просто многонациональность, а такая, которая не была объединена цивилизационно. В рамках СССР, своей исторически последней цивилизационной стадии развития Россия напялила на себя такие цивилизационные формы существования, связала себя с такими вненациональными ценностями идентичности, которые, строго говоря, не являлись российскими, а по ряду параметров противоречили генетическому коду ее истории, извращали его действительную сущность. Последствия не заставили себя долго ждать. На противоречия исторического застоя и предложенного проекта исторической модернизации последовал цивилизационный ответ - распад цивилизационно не связанного общества. И национальные противоречия стали выражением именно этих цивилизационных противоречий.
На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание, так как именно она многое определяет в том, каков должен быть ответ России на геополитический вызов ее истории. Необходимо исходить из более глубоких представлений о природе национальных противоречий. Они не являются лишь формой выражения экономических, социальных и политических противоречий. В них есть еще одна составляющая - цивилизационная, которая восходит к противоречиям в архетипах социальности, культуры, духовности и, главное, в самом способе их проживания в своей истории. Такие противоречия не преодолеваются простым экономическим или политическим реформированием общества, простым социально-экономическим процветанием, ибо с определенного момента люди хотят жить не просто хорошо, но еще и иначе, инаково проживать архетипы своей социальности, культуры, духовности, в составе локальности иной цивилизации. При распаде СССР, в ряду прочих свобод, свободу получили и цивилизационные противоречия. В большинстве окраинных регионов России-СССР они стали господствующими. И самый оптимальный способ их разрешения - это тот, который дальше всего стоит от насилия, никак не связан с практикой навязывания кому бы то ни было ценностей русско-российской идентичности.
У каждого региона бывшего СССР есть право на цивилизационный выбор, а потому каждый из них должен быть предоставлен собственной логике исторического развития. России не может быть слишком много, она не везде может быть Россией. В этом смысле в России-Евразии следует различать советскую и, собственно, российскую Евразию. И та и другая - Евразия, но только последняя является российской, ибо в ней доминируют русско-российские идентификационные ценности. Кроме того, надо считаться и с тем, что Россия устала от своей исторической миссии объединения народов Евразии, она истощена практикой цивилизационного обустройства Евразии, периодически сопровождающегося актами цивилизационного предательства. И последнее, вероятно, не случайно. Слишком велики различия, не все сочетаемо с русско-российской сущностью России-цивилизации. А потому, скорее всего, миссия цивилизационного объединения всей бывшей советской Евразии исторически неподъемна для России. Она просто не соответствует ее цивилизационной сущности, если, несмотря даже на достаточно долговременное историческое сосуществование, Россия, и вещи надо научиться называть своими именами, все-таки была предана как Россия, далеко не всеми, но многими.
Все это создало принципиально новую историческую ситуацию исторического одиночества России. В этих новых условиях России нужен не всякий союз наций, а только такой, который будет соответствовать основам локальности ее цивилизации. Братство, не скрепленное узами цивилизационной идентичности и цивилизационного единства, обречено. Вот почему всякий прорыв за пределы границ локальности своей цивилизации - это прорыв в никуда, в историческое пространство бессмысленных трат исторических сил. Необходимо стать на позиции достижения Россией своего цивилизационного единства. Всякое иное будет губительным для России. Ограничившись геополитически, Россия станет сильнее, ибо это позволит ей не только восстановить ценности идентичности, но и на их основе сосредоточиться на себе как на исторической и национальной России, на собственном историческом творчестве и развитии. При этом Россия остается открыта для интеграции, но только на принципах русско-российской цивилизации, ценностей ее идентичности. Кто готов воспринять их как свои собственные, готов к интеграции с Россией, кто не способен к этому, тот не принадлежит России.
Но кроме ценностей цивилизационной идентичности и достижения цивилизационного единства в геополитическом поведении современной России присутствует и просто геополитические интересы. Впрочем, они во многом являются продолжением логики цивилизационного поведения России в истории, ее локально цивилизационных интересов. В такой своей постановке основной вектор геополитических интересов России имеет выраженную направленность на восстановление восточнославянского союза и интеграцию с Казахстаном. Этот союз и эта интеграция подготовлены всей нашей историей и культурой, самими фундаментальными духовными основами жизни наших народов, наконец, теми преимуществами - геополитическими, экономическими, социальными, культурными, которые несет с собой жизнь в едином геополитическом пространстве единого и великого государства.
Ко всему прочему, именно здесь проживает большая часть русской диаспоры ближнего зарубежья и тем самым в случае геополитической интеграции автоматически снимается вопрос о русской нации как разделенной нации, который может стать проблемой не только для России, но и для стран, в которых они составляют существенную часть населения. Это дает основание рассматривать воссоздание славянского единства и союз с Казахстаном в качестве не только условия геополитического успокоения и возрождения России, но и исторической стабильности самих Украины, Белоруссии и Казахстана.
Что же касается геополитического поведения России за пределами пространства непосредственной геополитической интеграции, в пространстве так называемого ближнего зарубежья, то оно должно одновременно определяться и тем, что оно ближнее, и тем, что оно зарубежье. То есть, с одной стороны, мы не должны допустить, чтобы образовавшийся после распада СССР геополитический вакуум был заполнен антирусскими и антироссийскими силами. Хотя угрозу такого рода не стоит преувеличивать, впадая в истерическую реакцию по поводу любого проявления антироссийских настроений. В обозримой исторической перспективе ни одна из возможных конфигураций сил в ближнем зарубежье с антироссийской составляющей не будет представлять угрозу основам существования России в истории - угрозу текущим и приходящим интересам - да, а жизнеопределяющим - никогда. С другой стороны, ближнее зарубежье должно быть поставлено в положение зарубежья. Россия должна пресекать любые попытки превратить СНГ в межгосударственный союз, из которого можно было бы извлекать все экономические преимущества, вытекающие из пребывания в историческом союзе с Россией в рамках единого государства, но который одновременно с этим не влечет за собой никаких серьезных геополитических, экономических и исторических обязательств перед ней как Россией.
Пространство ближнего зарубежья должно превратиться в пространство паритетных отношений, а не таких, которые ориентированы на сохранение отношений с Россией в качестве вечного донора, подпитывающего историческое бытие стран ближнего зарубежья. У России впредь, если и есть друзья, то только как продолжение ее национально-государственных интересов, ибо друзья, как доказала история, приходят и уходят, а Россия и ее интересы остаются. У России, таким образом, в мире больше нет вечных друзей, а есть вечные национальные интересы, которые должны создавать вечных друзей, логикой интересов приковывая к себе всех тех, союз с которыми отвечает ее вечным интересам. В России пришло время не исторической сентиментальности и геополитических иллюзий, а России, ее национально-государственных интересов. В России пришло время исторической и геополитической определенности: либо с нами, либо без нас. Третьего здесь не дано. И не надо.
Не должно быть дано здесь и другого - попыткам превратить геополитическое пространство России в пространство для действия эсэнгэвского интернационализма - своеобразной разновидности пролетарского, но в том его значении, которое под лозунгом былого исторического единства или даже "дружбы народов", позволило бы превратить геополитическое пространство России в пространство для действия всевозможных диаспор и землячеств, считающихся с Россией только на расстояние своего национального интереса. Проблема в данном случае заключается в том, что Россия в себе и для себя национально не сосредоточенный феномен и не только на уровне государства российского, но и на уровне самоорганизации самого населения.
Это делает население России национально беззащитным перед экспансией этнически хорошо сплоченных инонациональных структур, не укорененных в национальной и исторической России. И дело не только в том, что они инонациональные, но и главным образом в том, что они не считаются с ценностями идентичности России, предпочитая внутри России выстраивать то национальное пространство бытия, которое идентично им, но не идентично самой России, тем самым провоцируя кризис идентичности уже в геополитическом пространстве самой России. Выход из этой ситуации элементарен: в России не все возможно и Россия сама должна определить границы возможного в России. И это ее естественное право - право на СВОЕ в своем историческом и геополитическом пространстве и, главное, на то, чтобы оно стало еще и доминирующим в нем.
Для России мир не ограничивается республиками бывшего СССР и их проблемами, которые во многом еще остаются внутренними проблемами. И главной задачей в этой связи является скорейшее достижение геополитической определенности: какие из этих проблем останутся внутренними, а какие станут все-таки внешними. Без этой определенности не может быть не только геополитической определенности, но и определенности во внешней политике в целом. Но при любом геополитическом размежевании на просторах Евразии останется Россия, и весь вопрос в этой связи заключается в том, в каком именно геополитическом качестве. Логика истории подсказывает: поведение России в мире должно стать поведением одного из центров локальных цивилизаций современности. На все, что окружает и что происходит вокруг и, тем более, в самой России, у России должен быть локально цивилизационный взгляд, с позиций русско-российских основ бытия в истории, с позиций специфического центра интересов в истории, главным из которых является тот, который обеспечивает сохранение России в мире в качестве Великой России.
В определяющей мере это проблема не внешней, а внутренней политики, ибо нельзя быть Великой Державой современности и, тем более, центром локальной цивилизации без экономического могущества, без развитой культуры, политического единства и стабильности, социальной гармонии и великой духовности. Поэтому задача внешнего присутствия России в мире сводится к созданию благоприятных внешних условий для оптимизации внутреннего бытия нации. В своем отношении к миру Россия должна опираться на приоритет внутреннего развития над всяким внешним присутствием в мире. Это предполагает широкий спектр геополитического проявления России в мире, главным итогом которого должна стать политика, позволяющая плодить во всем мире не врагов и противников, а друзей и союзников. Мир, в котором доминируют наши друзья и союзники, будет миром за Россию, а не против нее. Мы решительно должны противостоять лишь тем, кто против России, и в этом найти себе как можно больше союзников и друзей.
Но не все в мире определяется отношением России к миру, но еще и отношением мира к России, общими тенденциями в развитии мировых процессов. Рассмотренные с цивилизационной точки зрения, они обнаруживают реальность становления многополюсного мира, являющегося отражением его локально цивилизационного размежевания - процессов геополитической интеграции и дифференциации, базой которых являются локально цивилизационные центры современной истории. Россия должна вписаться в эти процессы, предварительно определившись в главном - в основах собственной цивилизационной и геополитической идентичности, ответить на вызов кризиса идентичности, в котором она пребывает в настоящее время: заново определить свою цивилизационную идентичность на русско-российских основах и главные геополитические императивы. Они будут такими, какой станет новая цивилизационная идентичность России.
Если она станет русско-российской, а иной не может быть по определению того, что есть историческая и национальная Россия, то Россия обречена самой логикой цивилизационного бытия и развития в истории быть одним из центров цивилизационной локальности и, соответственно, геополитической силы, интегрирующей в себе и для себя все ценности идентичности, культурные и духовные смыслы, все интересы - экономические, социальные, политические, обретающиеся в великом геополитическом евразийском треугольнике, образованном христианским Западом, мусульманским Югом и Юго-Востоком, конфуцианским и будда-индуистским Востоком. Именно здесь место цивилизационного своеобразия России, ее геополитической реальности в качестве России-цивилизации - центр геополитической консолидации русско-российской Евразии.
В таком своем цивилизационном и геополитическом статусе Россия неизбежно будет испытывать вызовы-давления по периметру всего геополитического треугольника: со стороны Запада, готового потеснить Россию с ее европейских рубежей; со стороны мусульманского Юга и Юго-Востока, способного навязать крайние формы нестабильности в части Поволжья и Приуралья и уже навязавшего их на Северном Кавказе; со стороны конфуцианского Китая, геополитическая непрогнозируемость которого столь же велика, как велик и сам Китай. В любом случае Россию ждет непростое геополитическое будущее как страны, потерявшей основы своей цивилизационной идентичности в истории и на этой основе контроль над своим жизненным пространством.
Правда, сказанное проясняет и главное условие, при котором возможна формулировка адекватных ответов на геополитические вызовы России: восстановление и развитие подлинных ценностей национальной и цивилизационной идентичности России, геополитическая консолидация на их основе, усиленная проектом формационной модернизации, адекватной цивилизационной логике развития России, а не логике ее преодоления в истории. Именно на такой основе Россия будет готова принять любой вызов истории, защитить основы локальности своего цивилизационного бытия в истории по всем азимутам геополитического давления.
Третий цивилизационный вызов - исторический. Россия - разделенная страна не только в пространстве, но и во времени и, думается, потому и оказалась разделенной в пространстве, что этому предшествовало разделение во времени. О чем речь? А все о том же, что уже дважды за одно столетие - в Октябре 1917-го и Августе 1991-го идея строительства "новой России" утверждалось через идею преодоления "старой", через идею радикального цивилизационного переворота, через попытку начать историю как бы заново в принципиально новых формах цивилизационной локальности. Именно в этой связи и на этой основе, на основе не только и не просто новой политической конъюнктуры, а именно новой цивилизационной парадигмы развития реализует себя постоянная, принявшая уже характер исторической патологии, тяга к переписыванию собственной истории, стремление свести с ней счеты с позиций не просто новых формационных перспектив исторического развития, а новых цивилизационных идеалов, рассматривающих собственное прошлое чуть ли не как одну сплошную и роковую ошибку.
И это понятно, новая цивилизационная парадигма развития требует своего обоснования, что можно осуществить только исторически, только через отрицание ей предшествующей цивилизационной парадигмы. Отсюда и страшные разрывы в историческом сознании нации, слом исторической идентичности посредством отказа от исторической преемственности, когда, к примеру, Октябрь 1917-го начинает свое бытие в истории с исторического нигилизма, с отрицания истории, ему предшествующей, а Август 1991-го делает то же самое по отношению к истории, последовавшей после Октября 1917-го. А поскольку созданное после Октября 1917-го подготовлено предшествующим развитием, то и оно в итоге становится объектом отрицания. Отрицание, тотальность отрицания истории становится духом эпохи.
После Августа 1991-го возобладала странная реальность, когда пропуск в демократию стал вообще ассоциироваться с глубиной ниспровержения собственного прошлого как такового, независимо от того, каким оно было,хорошим или плохим. В любом случае оно оказывалось НЕ ТАКИМ, далеким от нового цивилизационного идеала и парадигмы исторического развития, противоречащим им. И что показательно, собственная национальная история подлежала преодолению не только в историческом сознании нации, но и в новых формах ее исторического творчества. В своих главных, основополагающих формах оно должно было стать свободными от итогов предшествующего развития и как раз в той самой мере, в какой новая цивилизационная парадигма исторического развития оказывалась вненациональной.
И это закономерно, вненациональные формы бытия в истории не нуждаются в истории и уж точно в исторической преемственности, так как она мешает их объективации в истории в качестве вненациональных. Слом исторической преемственности становится источником слома исторической идентичности, которая, в свою очередь, завершается сломом национальной. Отсюда и растерянность нации, которой, к примеру, нет в Прибалтике, потому что нации Балтии восстановили свою историческую преемственность в ее национальной составляющей. Россия же разрушает все и в первую очередь то, что связывает ее с национальными формами бытия в истории.
Ответом на вызов историческим основам бытия локальности собственной цивилизации в истории должно стать восстановление исторической преемственности в ее развитии в полном объеме, глубине и национальной адекватности. Пора осознать исторические корни падения России в истории. Они в попытке преодолеть исторические основы собственного бытия в истории, отказаться от логики преемственности и продолжения ее как национальной, в стремлении освоить такие формы исторического творчества, которые не являются выражением и продолжением саморазвития их национальных, русско-российских основ. Ответом на все это может быть единственно приемлемый для современной России путь исторического развития, восстанавливающий основы ее идентичности в истории,- путь срастания с собственными историческими корнями, соединения с собственным историческим опытом развития, адаптация этого опыта к решению задач переживаемого момента истории. Это предполагает еще и защиту национальной истории - и как национальной, и как истории - от всех маргинализированных форм исторического сознания, а в ряде случаев и просто от интеллектуального босячества, вознамерившихся под флагом свободы творчества осуществить тотальный погром национальной истории России. Право на свободу интерпретации истории России это не одно и то же, что и право на свободу ее дискредитации.
История России - это не просто ее прошлое, это наше национальное прошлое, оно принадлежит нам, и для нас оно священно, священно и в своих взлетах, и в своих падениях. Новая Россия неизбежно будет по-новому новой, но при этом она должна оставаться Россией - Великой Россией, в том числе и через величие своей истории. Всякая попытка поставить под сомнение историческую продуктивность ее бытия в истории должна расцениваться как покушение на основы бытия России в истории и в ней русской нации, должна квалифицироваться по шкале самого низкого нравственного падения в жизни.
В конце концов, Россия есть прежде всего то, что есть ее история, она тождественна ей и есть настолько Россия, насколько есть продолжение своей истории, хорошей или плохой, но своей истории. Стать тождественной ей - это и значит стать Россией. Нечто новое может входить в пространство ее исторического бытия только на исторической основе. То, что не способно к этому, не способно просто стать Россией, а потому и быть частью исторической реальности России, ее развития как российской. Таковы законы исторической преемственности всякого бытия в истории.
Четвертый вызов, ответ на который должна дать современная Россия национальный. Россия - страна, разделенная не только в пространстве и во времени, но и в основах своей национальной души, и думается, что в конечном счете оказалось разделенной и в пространстве, и во времени именно потому, что допустила раскол в душе. Речь идет о направленной денационализации русской нации ценностями, находящимися по ту сторону национального бытия, о навязывании основ идентичности, которые не являются национальными. Речь идет о разрушении устоев национального бытия русской нации. Ее проявлением стали: цивилизационный раскол нации на национальную и вненациональную Россию; геополитический распад нации, завершившийся разрушением геополитических и национальных основ ее единства - феноменом разделенной нации; ослабление, а в отдельных случаях и разрушение союзных отношений с нерусскими этносами, их дистанцирование от России, поиск ими новых ценностей идентичности, находящихся вне ценностных смыслов России-цивилизации. Но отчуждение от России неизбежно приобретает субъектное воплощение, становится отчуждением и от русской нации. Так цивилизационное пространство России стало наполняться энергией национального отчуждения, на этой основе разрушая Россию.
Все это явные и достаточно фундаментальные проявления национального распада России и ее национального ядра - русской нации. И распад этот начался именно с распада национального ядра России, с россияобразующего субъекта - русской нации как нации, ибо все, что произошло с Россией и вокруг нее за ХХ столетие, могло произойти только при одном условии - при отсутствии в ней субъекта истории с выраженной национальной составляющей. И это факт, который не может не вызывать опасений за историческую судьбу России. Россия - локальная цивилизация, лишенная субъекта своего исторического развития в качестве России и в той самой мере, в какой лишена его в качестве национального субъекта.
Тот, который сложился как результат коммунизации России, оказался субъектом развития не столько российской цивилизации, сколько мировой, построенной на принципах классовой идентичности. Тот, который начали формировать в процессах западнизации России, также оказывается далеким от России, от ценностей ее цивилизационной идентичности и, следовательно, от выражения и защиты ее интересов как национальной и исторической России. И это закономерно, коль скоро проблема цивилизационной идентичности современной России ставилась и начала решаться не в плоскости обретения ею своей русско-российской сущности, а превращения ее в элемент западной цивилизации. А это предполагает другой цивилизационный субъект, с другой национальной сущностью, обретение которой становится реальностью только через тотальную денационализацию русской нации, превращение ее в этнографический материал истории.
В этой связи понятны и те порой странные превращения, которые претерпели либерально-демократические ценности в посткоммунистической России. Прежде всего, им попытались придать статус ценностей идентичности России, ими, как стадиальными ценностями, попытались заменить вечные ценности исторической и национальной России. Полная аналогия с началом ХХ столетия, когда точно так же, но только социалистическим ценностям пытались придать статус ценностей идентичности России, все национальное, историческое и цивилизационное - все фундаментальное и вечное в России свести к актуально переживаемому периоду ее истории, к моменту ее бытия в истории. В этом суть вненационального отношения к России и в ней к русской нации независимо от его политической составляющей, большевистской или либеральной: оно стремится формационным качествам придать статус цивилизационных, отождествить стадиальные ценности с вечными ценностями Вечной России, свести к ценностям национальной идентичности политические и экономические ценности актуально переживаемого момента истории, отождествить с ними все в России и всю Россию, на всю ее историческую глубину и перспективу.
Имеет место аберрация и другого рода, когда предпринимается попытка либерально-демократические ценности представить в качестве несовместимых с национальными, в качестве таких, которые, если и могут реализоваться в истории, то только во вненациональной форме. Однако любые ценности, не исключая и либерально-демократические, могут существовать только в национальной форме, хотя бы потому, что их носителем в итоге становится национальный субъект, превращающий их в ценности своего национального бытия. Стремление рассматривать все либерально-демократические ценности вне связи с их субъектным носителем, в данном случае с русской нацией, неизбежно превращает их в абстракции, отчужденные от проблем национального бытия. И это в лучшем случае, а в худшем придает им именно на этой основе антинациональный оттенок. Поэтому неудивительно, что демократия именно в России, особенно в радикальном ее варианте, стала, по большей части, прибежищем всех политических сил с выраженной вненациональной, а в пределе и антинациональной составляющей. Степень демократичности стала определяться весьма странным образом - степенью национального беспамятства, игнорированием национальных интересов национального большинства населения.
На этой основе демократия начала превращаться в нечто совершенно неожиданное, а в ряде случаев и даже противоположное своей сущности. И это стало происходить в той самой мере, в какой демократия стала безразлична к национальной составляющей исторической судьбы России, а значит, и к самой России и в ней к русской нации, в какой стала местом концентрации и способом выражения интересов вненациональной России. Из способа эволюционного разрешения противоречий общества, сообразующегося с защитой интересов меньшинства и обеспечением реализации интересов большинства, демократия стала превращаться в инструмент господства меньшинства над большинством общества посредством беззастенчивого манипулирования его сознанием и, что особенно опасно, в самой чувствительной сфере - в сфере национальных интересов. Из сферы абсолютных приоритетов сфера национальных интересов именно под давлением демократической фразеологии превратилась в пространство их забвения в масштабах, чрезвычайно опасных для основ национального бытия в истории. Отсюда и тотальный негативизм в отношении к патриотизму, ибо в таких условиях он становится ненужным ограничителем олигархических свобод, радикальным препятствием на пути забвения и распродажи национальных и государственных интересов. Отсюда и желание отделить патриотизм от России, неизбежным итогом которого станет отделение нации от России. Ибо патриотизм и есть то, что связывает нацию с идеей Отечества.
Отсюда и неприятие патриотизма как идеи общности интересов страны и нации, стремление лишить их объединяющих, мобилизующих и возвышающих идей национальных святынь, всяких надличностных идей, лишить пассионарности посредством сведения и страны и нации к совокупности социально атомизированных индивидов, не связанных между собой никакой иерархией ценностей, никакими центрами консолидации, никакой объединяющей идеей и главной среди них - идеей Великой России. Отсюда и неприятие национальных основ патриотизма, национального сознания и самосознания России вообще, борьба с ними, естественно, под самыми крутыми лозунгами борьбы "с русским великодержавным шовинизмом".
И вновь странные совпадения: чем борьба большевизма с "буржуазными" понятиями "патриотизм" и "национализм" и стоящими за ними явлениями отличается от борьбы современного радикал-либерализма с русским патриотизмом? Ничем! Не говоря уж о том, что борьба с русским патриотизмом и национализмом вольно или невольно, но служит патриотизму и национализму других наций. И весь вопрос в этой связи заключается в том, чтобы определить, какому патриотизму и национализму какой нации и, главное, до какой степени?
Однако в стране разделенной нации жупел "русского шовинизма" перестал быть терпимым. Не отражая уже ничего, кроме идеи борьбы против русского, а значит, и российского начала истории, он стал признаком просто дурного тона, особенно на фоне ежегодного сокращения населения России на один и более миллиона человек. В таких условиях нация нуждается не в забвении идеи нации, а в ее защите - в системе мер по сбережению нации, что наиболее последовательно может быть осуществлено не через борьбу с национальным сознанием и самосознанием России, а как раз наоборот - через их всемерное развитие, через превращение их в опорные пункты национального бытия России, хотя бы для того, чтобы Россия знала, саморазвитием каких начал и какого субъекта истории является ее бытие в истории. Она должна знать саму себя как Россию, что наиболее последовательно реализуемо только через формы национального сознания и самосознания. В любом случае получается так, что нельзя развивать Россию как Россию, не опираясь на развитие ее национальных начал. Всякое отдаление от них станет новым отдалением от России, от решения ее возрожденческих и модернизационных проблем как России.
Все это облегчает понимание того, каким должен стать ответ России на вызов национального распада - распада национальной и исторической России. Очевидно, он должен стать, прежде всего, национальным - становлением развитых форм национального сознания и самосознания, направленных на формирование национального субъекта в пространстве собственной истории в целях продолжения ее как истории России, а не нечто другого. Распад души, ставший основным источником цивилизационного надлома России, может быть остановлен только национальными средствами, только ценностями национальной и исторической идентичности России, превращением их в основу ценностей бытия России в истории. Только они могут остановить процессы денационализации страны и нации, в хаосе вненациональных ценностей и, прежде всего, масс-культурных, разрушающих устои национального, а значит, и исторического бытия русской и союзных ей российских наций в истории.
Только ценности национальной и исторической идентичности могут восстановить национальные святыни и символы Веры, остановить распад коллективной памяти, представленной традициями, возродить веру в самих себя и Россию, в общность исторической и национальной судьбы, преодолеть чувство исторической и национальной неполноценности, усиленно навязываемое на острие борьбы с советским, а через него и со всем российским прошлым. Только национальное сознание и самосознание, только их возрождение способно возродить подлинно национальный субъект в историческом пространстве России, тем самым решив одно из главных противоречий исторического развития России в ХХ веке: противоречие между необходимостью развития России как России и отсутствием в ней для этого исторического субъекта, адекватного целям и задачам ее развития как исторической и национальной России - национального субъекта.
Отсутствие в современной России массового политического субъекта с выраженной национальной ориентацией в качестве носителя ценностей национальной и исторической идентичности России - факт весьма прискорбный. Ибо если его не будет впредь, то в России вновь станет все возможно, с ней можно будет продолжать делать все что угодно: вводить в любой базар и рынок, в любой тип локальности цивилизации, не считаясь ни с чем, ни с особенностями национального менталитета, ни даже с национальными святынями, навязывать решение задач, далеких или вообще враждебных национальным интересам, проводить реформы любой человеческой ценой, направляя историческое развитие вдоль или вовсе поперек объективной логики истории. И все это не должно удивлять, так как это будет уже не Россия, а просто "эта страна", не дом национального бытия, а проходной двор для действия интернациональных сил, случайных по отношению к ценностям исторической и национальной России. В такой России просто не будет тех общественных сил, которые были бы способны остановить глумление над Россией, ее историей, ценностями идентичности и просто над здравым смыслом, остановить череду великих исторических потрясений, иссушающих национальное тело и душу России.
Во имя спасения России в ней должен, больше того, обязан появиться массовый политический субъект, который всего этого просто не допустит, с которым постоянно придется считаться, и действовать он будет не исходя из политической конъюнктуры - сегодня так, а завтра эдак, а исторически последовательно и в максимальном соответствии с фундаментальными ценностями и интересами России. В таком качестве его влияние на развитие России всегда будет достаточным для того, чтобы все многообразие того, что возможно в России, ограничивалось национально ориентированными целями и ценностями бытия в истории. России давно пора расстаться с политической бесовщиной, с теми исторически безответственными силами, которые живут своими политическими иллюзиями, а не сложившимися реальностями, всемирно-историческим размахом целей и задач, среди которых теряются цели и задачи самой России, с силами, продолжающими терзать национальное тело и душу России только за то, что они все еще остаются национальными.
Таким образом, формирование в России национального субъекта в качестве субъекта ее развития как России-цивилизации, адекватного ценностям ее цивилизационной идентичности, самой цивилизационной логике ее бытия в истории - это один из базовых императивов национального возрождения России. Только такой субъект сможет преодолеть цивилизационный раскол нации на национальную и вненациональную Россию, на ту, которая хочет быть и оставаться Россией, и на ту, которая хотела бы ее преодолеть в себе и вне себя в качестве России. Необходимо историческое примирение России с самой собой, что предполагает возвращение в Россию той ее части, которая откололась от России-цивилизации, потеряла связь с основами исторической и национальной идентичности, а потому относится к России как к средству, а не как самоцели своего исторического творчества.