72456.fb2 Постижение России; Опыт историософского анализа - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7

Постижение России; Опыт историософского анализа - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7

Это противоречия во всей системе чувств, мыслей, отношений: в святом и грешном, трагическом и комическом, вечном и преходящем, добродетельном и подлом, возвышенном и повседневном, героическом и трусливом, законе и беззаконии, порядке и анархии, реальном и ирреальном, сознательном и бессознательном, гармонии и дисгармонии, победах и поражениях, жизни и смерти, любви и ненависти, богатстве и бедности, духовном и материальном? Это противоречия в основах основ человеческой истории, с исчезновением которых исчезает сама история, как история конкретной локальной цивилизации, конкретной этнокультурной общности. Это абсолютные противоречия и человека, и его истории. Даже все формационные противоречия - экономические, политические, социальные уходят в основы человеческой души, там осмысливаются, переживаются и разрешаются, превращаются в противоречия человеческой души и вновь возвращаются в историю, в экономику, политику, социальность, на этот раз объективируя себя в качестве цивилизационных, противоречий имеющих цивилизационную специфику и цивилизационную суть.

Соответственно, можно говорить, по крайней мере, о двух основных типах цивилизационных противоречий: межцивилизационных - между локальными цивилизациями и внутрицивилизационных - противоречий в самой локальной цивилизации между историческими новациями и традициями, цивилизационной модернизацией и цивилизационной преемственностью, между сохранением основ локальной цивилизации, цивилизационной идентичности и их разрушением. Природа первого противоречия очевидна и восходит к тому, что у разных локальных цивилизаций разные генетические коды истории, отношения между которыми неизбежно становятся отношениями противоречия между разными архетипами культуры, социальности, духовности, между разными способами их объективации в истории и самой истории.

Наиболее остро этот тип противоречий проявляет себя на периферии цивилизаций, в зонах межцивилизационного взаимодействия, в пространстве межцивилизационного бытия с маргинальными культурами, социальностью, духовностью, которые разрываются своей маргинальностью - наличием в своей структуре противоположных цивилизационных архетипов, принадлежащих к основам разных локальных цивилизаций. Не принадлежа полностью одной локальной цивилизации, не до конца идентифицируя себя с ней, они вместе с тем, не могут полностью раствориться и в другой, превращая свое существование в пограничное, в существование цивилизационной неопределенности со всеми вытекающими отсюда последствиями как из исторически пограничного и неопределенного бытия со всеми его достоинствами и недостатками.

Межцивилизационные противоречия могут обостряться и по другой причине - как результат прямой геополитической экспансии одной локальной цивилизации в историческое пространство другой, в котором нет достаточных условий для ее бытия, ибо это пространство с иным господствующим генетическим кодом истории и этнокультурным субъектом. При этом межцивилизационные противоречия могут сразу заявить о цивилизационной несовместимости этнокультурных субъектов или она может быть осознана позже, как раз по мере вызревания основного субъекта цивилизационной исторической реальности - этнокультурной общности, осознания ею на базе развития своей культуры и духовности своей цивилизационной несовместимости с той цивилизацией, в пространстве бытия которой оказалось ее собственное бытие. Цивилизационная несовместимость охватывает все аспекты бытия этнокультурной общности, сам способ ее бытия в истории и может проявляться по-разному, вплоть до открытого вооруженного противостояния.

Но в любом случае цивилизационную несовместимость нельзя преодолеть благими пожеланиями. Это объективное явление истории, которое преодолевается в основном трояким образом: либо цивилизационной ассимиляцией, полным растворением в цивилизации-реципиенте; либо выходом их нее и вхождением в историческое пространство бытия другой цивилизации, более родственной по своему генетическому коду истории; либо цивилизационным сосуществованием без процессов ассимиляции или процедур выхода в иные, более родственные пространства цивилизационного бытия.

Возможен и четвертый вариант - превращение этнокультурной общности и форм ее исторического творчества в основы становления новой локальной цивилизации. Для современной истории - процесс маловероятный. Тем более что становление основ новой локальной цивилизации, как правило, занимает не одно столетие. В любом случае это длительный и сложный исторический процесс. Быстро или относительно быстро могут совершаться цивилизационные потрясения, процессы разрушения или, напротив, процессы исторической модернизации цивилизаций, но никак не процессы их возникновения в качестве локальных цивилизаций. Смерть - всегда мгновение, особенно неестественная, а рождение - это всегда процесс.

Предельным случаем обострения межцивилизационных противоречий становится столкновение цивилизаций - цивилизационные войны. В них цивилизационная несовместимость приобретает не просто крайние формы, а такие, которые находят свое разрешение через крайние формы исторического насилия, вплоть до открытого геноцида людей и как носителей данной цивилизации и культуры, и как носителей просто данного антропологического типа. В этом случае несовместимость на уровне цивилизации, культуры, духовности, на уровне их архетипов усиливается биологической несовместимостью. Цивилизационные войны - это войны тотального уничтожения. Здесь любые противоречия разрешаются только одним путем - полным уничтожением одной стороны противоречия, одной противоположности другой. Цивилизационные войны не оставляют оснований для компромиссов. Там, где они есть, нет цивилизационных войн. Уже только этим они преступны.

Внутрицивилизационные противоречия менее очевидны, более сложны и не менее разрушительны по своим последствиям, чем межцивилизационные. Это противоречия внутри самой локальной цивилизации, возникающие в ней, как правило, на гребне необходимости ее исторической модернизации. Она бывает: формационной, связанной с потребностью освоения новых формационных свойств и качеств общества с целями и задачами продолжения формационного прогресса; цивилизационной, несравненно более сложной формы исторической модернизации, определяемой целями и задачами развития основ цивилизационной локальности генетического кода истории; наконец, исторической модернизацией, в той или иной форме сочетающей в себе свои формационные и цивилизационные составляющие, охватывающей все стороны исторической реальности. Это системный и радикальный вид модернизации исторической реальности в целом, а не какой-то одной ее стороны, который может быть инициирован как формационно, так и цивилизационнообразующей сторонами исторической реальности.

В первом случае, более типичном, освоение новых формационных свойств и качеств инициирует созидание новых цивилизационных форм бытия в истории; во втором, напротив, прорыв к новым цивилизационным ценностям в истории предшествует раскрепощению возможностей формационного прогресса и завершается освоением новых формационных свойств и качеств. Но в любом случае это сочетаемые процессы, так как формационная модернизация может протекать только в определенных цивилизационных формах, на определенном цивилизационном основании, опираясь на определенные духовные основы истории в основах человеческой души, которые могут либо способствовать, либо не способствовать формационному прогрессу. Локальная цивилизация строит свои отношения с формационным прогрессом на принципах сочетания своих основ с его целями и задачами. Несочетаемость их друг с другом тотчас же становится источником взаимоизменений цивилизационных и формационных основ и форм бытия в истории.

Все это дает основание говорить о реальности закона цивилизационно-формационного соответствия в истории, устанавливающего зависимость между цивилизационными, духовными основами истории в основах человеческой души и материальными, формационными формами их существования в истории, между системой архетипов социальности, культуры, духовности, самого способа их объективации в истории и стадиальными свойствами и качествами их формационного наполнения. Всякое несоответствие между ними инициирует процессы взаимоизменений в формационных и цивилизационных основах истории, модернизационные процессы, завершающиеся обретением новой исторической реальности и на ее основе новых форм цивилизационноформационного соответствия в истории. Локальная цивилизация обречена на формационной прогресс в материальных основах своего бытия в истории, стремится продолжить свое бытие в новых стадиях формационного существования, а это неизбежно запускает механизм цивилизационной модернизации и вслед за этим логику закона цивилизационно-формационного соответствия в истории. В рамках его действия локальная цивилизация адаптирует себя и к себе всякую новую стадию своего формационного бытия в истории.

Что касается непосредственно цивилизационной модернизации, то она осуществляется в истории в основном двумя путями: либо за счет реализации потенциала саморазвития генетического кода собственной истории, либо за счет простого заимствования цивилизационных свойств и качеств иных цивилизаций и культур с последующей их имплантацией в основы локальности своей собственно. Но в любом случае все модернизационные изменения должны оставаться в пределах генетического кода локальной цивилизации, быть формами его саморазвития. Иначе они превращаются не в модернизацию локальной цивилизации, а в ее разрушение. В итоге главным внутрицивилизационным противоречием цивилизационной модернизации становится противоречие во взаимодействии двух необходимостей: необходимости исторической модернизации локальной цивилизации и необходимости сохранения генетического кода ее истории, между сохранением и развитием основ локальности цивилизации.

Порождающей основой внутрицивилизационного противоречия остается противоречие между формационной и цивилизационной составляющими исторической модернизации локальной цивилизации: между необходимостью продолжить формационный прогресс общества в освоении новых формационных свойств и качеств и способностью осуществить это на основе сохранения и развития основ локальности своей цивилизации. В этой связи сама потребность в цивилизационной модернизации в реальной истории, как правило, возникает как ответная реакция на потребности формационной, как необходимость для локальной цивилизации выработать такие новые социальные, культурные и духовные формы существования в истории, которые были бы адекватны целям и задачам освоения новых формационных свойств и качеств, были бы способны стать новыми цивилизационными основами для продолжения формационного прогресса общества. Там, где это не удается осуществить на собственной цивилизационной основе, где генетический код истории, его саморазвитие неспособно дать средства для цивилизационного обеспечения формационного прогресса, наступает цивилизационный кризис, затрагивающий сами основы существования цивилизации.

В принципе локальная цивилизация сохраняется до тех пор, пока оказывается способна к исторической модернизации, пока генетический код ее истории не становится главным препятствием на пути исторического прогресса, и, соответственно, историческая модернизация не разрушает его как систему архетипов социальности, культуры, духовности, как способ их объективации в истории и самой истории. Но там и тогда, где и когда историческая модернизация локальной цивилизации перерастает возможности ее саморазвития, превращается в разрушение ее основ, логика исторической модернизации превращается в логику цивилизационного переворота - предвестника гибели локальной цивилизации.

Их отличие между собой заключается в том, что историческая модернизация - это все-таки изменение в генетическом коде локальной цивилизации, всякое изменение, но в ее генетическом коде истории, в то время как цивилизационный переворот - это изменение самого генетического кода истории, его преодоление в качестве основы локальности цивилизации. Это слом духовных основ цивилизации в основах человеческой души, слом самой души человека, основ ее культурной и духовной идентичности, духовная хаотизация цивилизации, ее духовный коллапс. Цивилизация, как и человек, без души есть ничто, а другая душа - это уже другой человек, другая этнокультурная общность и, следовательно, другая цивилизация и вслед за этим другая цивилизационная логика истории - иная история.

Со всем этим связаны представления о принципиальной конечности времени жизни любой локальной цивилизации. Каждая из них - пленник своего генетического кода истории, своих архетипов социальности, культуры, духовности, своего способа их объективации в истории. Она не может переродиться и перестать быть тем, чем она была в истории, начать жить как бы с начала, исходя из других архетипических основ, принципиально иначе строить свои отношения со всем сущим. Она может их модернизировать и тем самым продолжить свое существование в истории, но лишь до тех исторических пределов, пока модернизационные процессы окончательно не забуксуют в пределах форм данной культуры и социальности, в принципиальной ограниченности их духовной природы, не войдут в противоречие с конечной сущностью любого локально цивилизационного феномена, с тем, что он не может стать всем, обладать абсолютно универсальной природой, способной стать базой универсальных духовных ответов на любые вызовы истории и, прежде всего, его формационного прогресса. Рано или поздно, но неизбежно наступает момент, когда для его продолжения понадобится исходить из принципиально иных социальных, культурных и духовных начал, жить иным образом, стремиться к другим целям, ценностям и смыслам исторического бытия, для освоения которых данная локальная цивилизация с данным генетическим кодом истории будет просто не способна, ибо не будет иметь принципиально новых духовных сил, связанных с содержанием уже иного генетического кода истории другой локальной цивилизации.

Цивилизационные противоречия отличаются от формационных и своим субъектом. Их субъектным воплощением выступают не классы и классовые противоречия, а этнокультурные общности, в современных условиях - нации и, соответственно, национальные противоречия. Именно нации в современной исторической реальности являются субъектным воплощением цивилизационной исторической реальности, носителем генетического кода истории - духовных основ истории в основах человеческой души. Именно нации, персонифицируя в себе специфику самого способа объективации социальности, культуры, духовности в истории и самой истории, выступают главными субъектами цивилизационных противоречий и именно через национальные отношения находят свое разрешение цивилизационные противоречия. Они, таким образом, имеют своего субъекта - в нации и свое воплощение - в национальных противоречиях. Это чрезвычайно важно констатировать, так как до сих пор доминирует иная парадигма в представлениях о национальных противоречиях как противоречиях, не имеющих собственных основ в истории, выступающих лишь инобытием иных экономических, социальных, политических, в пределе - формой воплощения социально-классовых противоречий.

Однако, именно современная историческая реальность, как никакая другая, убедительно доказала, что, несмотря на то, что зачастую в национальную форму переводятся формационные противоречия социально-классовые, лишь принимающие форму национальных, у них, как у национальных, есть собственная историческая основа и не где-нибудь, а в цивилизационных основах истории и ее логики. Национальные противоречия это противоречия цивилизационной исторической реальности, противоречия между локальными цивилизациями - цивилизационные противоречия. Больше того, цивилизационная составляющая присутствует во всех формационных противоречиях, придавая им национальный оттенок, тот, который определяется самыми глубинными пластами культуры, духовности, истории и который не сводится только к отношениям собственности и власти. Это многое объясняет в том, почему национальные противоречия нельзя решить только за счет простого экономического, политического и социального реформирования общества. Просто у них другая основа, находящаяся за пределами экономических и социально-политических отношений, вообще за пределами формационной исторической реальности.

По этой причине для того, чтобы разрешить национальные противоречия, недостаточно разрешить формационные, хотя их решение может во многом смягчить решение национальных. Именно потому, что они имеют собственные основы в цивилизационной исторической реальности и, соответственно, в цивилизационных противоречиях, для разрешения национальных противоречий необходимо обратиться к их разрешению как национальных. Иначе говоря, к тем противоречиям, которые находятся в основах цивилизационной реальности и цивилизационных противоречий, гнездятся в противоречиях между генетическими кодами истории разных локальных цивилизаций - в том, что у разных наций разная система архетипов, социальной культуры, духовности, разный способ их объективации в истории, разная иерархия ценностей, символов Веры, разное понимание целей и смыслов жизни, своей истории, ее месте и исторической миссии в общем потоке мировой истории. Всем этим и многим другим одна нация отличается от другой, и не видеть, что за национальными противоречиями стоит все это, цивилизационные различия - значит просто не считаться с реальностями, с тем, как они сложились объективно в истории.

А они сложились так, что оттого, что люди станут жить материально богаче, социально справедливее и по-человечески гармоничнее, еще не исчезнут национальные различия и противоречия. Они не исчезнут с исчезновением социально-классовых различий и противоречий. Это не значит, что решение национальных проблем никак не связано с решением социально-классовых или, тем более, вообще не имеют своего решения. Это означает другое: для их решения их надо решать как национальные проблемы, как противоречия, порождаемые противоречиями цивилизационной исторической реальности и логики истории: либо через процессы цивилизационной адаптации и интеграции вплоть до цивилизационной ассимиляции; либо через процессы цивилизационных компромиссов и сосуществования; либо через процессы цивилизационного размежевания и суверенитета, вплоть до выхода за геополитическое пространство данной локальной цивилизации.

Иного здесь не дано, ибо цивилизационная несовместимость есть исторический диагноз несовместимости в самом генетическом коде истории, в духовных основах истории, в основах человеческой души, в святая святых бытия человека и истории, в таких, с которыми не расстаются даже под угрозой физической смерти. Ведь речь в данном случае идет о нечто принципиально большем - не о собственности и власти, а об архетипических основах бытия человека и истории, в частности, о высших символах Веры, а это всегда больше, чем жизнь, это то, что дает ей цену и смысл. Это последний оплот бытия человека в мире, с ним не расстаются, с ним умирают, как с последним основанием человека в бытии. Все это превращает национальные противоречия из просто противоречий в такие, которые проходят по самым болевым точкам бытия человека и истории, по их самым глубоким смыслам и ценностям, по основам человеческой души, ее святыням.

Есть еще одно фундаментальное отличие локальной цивилизации от формации. В разной связи оно уже фигурировало ранее, но его значимость настолько велика, что заслуживает специального выделения и дополнительного анализа. Речь идет о субъектной основе цивилизационной и формационной исторической реальности. Она принципиально различна и восходит, соответственно, к этнокультурному и социально-классовому субъектам истории. В этом случае цивилизационная логика истории - это логика поведения и форм исторического творчества этнокультурной общности людей; формационная предстает как логика поведения и форм исторической активности социально-классовой общности людей.

В конце концов, если есть цивилизационная и формационная историческая реальность, то должна быть и соответствующая им логика исторического развития, а если есть цивилизационная и формационная логика истории, то должны быть соответствующие ей субъекты, цивилизационный и формационный со своей логикой поведения и отношений в истории, с цивилизационными и формационными формами исторического творчества. Здесь неизбежно полное соответствие между основами исторической реальности, логикой ее развития и основными субъект-носителями и этой реальности, и этой логики развития, которые суть результат их исторического творчества.

В самом деле, являясь персонифицированным воплощением отношений собственности и власти, социально-классовые общности людей являются субъектным воплощением основ формационной исторической реальности и в той мере, в какой отношения собственности и власти выступают основными формационнообразующими качествами любого общества. Вполне закономерно поэтому, что изменение формационных качеств общества происходит в полном соответствии с изменением формационных субъектов общества - классов: исторически новые формы собственности и власти становятся основой для исторического бытия новых классов общества. Они изменяют себя в той мере, в какой изменяют основы своего бытия в истории - отношения собственности и власти, свои отношения друг с другом по поводу отношений собственности и власти. Так логика отношений классов становится основой формационной логики истории, логики саморазвития одной формации и ее перехода к другой.

Совершенно иными предстают цивилизационная историческая реальность и цивилизационный субъект истории. И это понятно, ибо их бытие базируется на иных, цивилизационных основах истории. И в этом случае складывается полное соответствие между основами исторической реальности и возникающими на их базе субъектами истории. Основа цивилизационной исторической реальности реальность генетического кода истории. Его субъектным воплощением становится этнокультурная общность и в той мере, в какой генетический код истории образует основу цивилизационной исторической реальности. Его сохранение есть сохранение не просто основ цивилизационной исторической реальности, но и основ реальности ее субъекта. Поэтому естественно, что изменение генетического кода истории тотчас же сказывается на этнокультурной общности и, наоборот, изменение этнической и культурной составляющих этнокультурной общности не остается безразличным к содержанию генетического кода истории.

Вместе с тем генетический код истории изменяется в истории последним, так как с изменением его сущности меняется как сущность локальной цивилизации, так и ее субъекта, конкретной этнокультурной общности. Еще точнее: там и тогда, где и когда генетический код истории перестает быть тем, чем он есть по своей сущности - основой локальной цивилизации, там и тогда она перестает просто быть как локальная цивилизация, а вместе с ней и ее субъект - этнокультурная общность. Он исчезает из истории вместе с исчезновением генетического кода истории, основ своей исторической, культурной и духовной идентичности - духовных основ истории в основах своей души. Все это обусловливает совершенно иную логику поведения этнокультурной общности в истории и, соответственно, иную логику самой истории, разительно отличающейся от формационной.

И дело не только в том, что это логика поведения в истории иного субъекта истории, не только в том, что это логика изменения основ иной реальности истории, не собственности и власти, а культуры, духовности, социальности, самого способа их объективации в истории, но и в самом характере цивилизационной логики истории - в ее основной направленности. Она есть логика саморазвития локальной цивилизации, ее цивилизационных основ без их принципиального изменения, без преодоления самого генетического кода истории. Этнокультурная общность изменяет его и на этой основе саму себя посредством развития его исторического, культурного и духовного потенциалов.

В итоге такое развитие становится изменением всего в генетическом коде истории, но не самого генетического кода истории. В этом заключается основная специфика поведения этнокультурной общности в истории - она превращает всякий акт изменения генетического кода истории в акт его саморазвития без изменения его архетипических основ. Там и тогда, где и когда такая логика поведения этнокультурной общности в истории по тем или иным, и неважно, по каким, внутренним или внешним причинам не выдерживается и изменения в генетическом коде истории превращаются в изменения самого генетического кода истории, там и тогда изменения в локальной цивилизации превращаются в изменения самой локальной цивилизации, а, по сути, в ее разрушение. Общество вступает в полосу тяжелейших цивилизационных потрясений, являющихся таковыми и для цивилизационного субъекта истории. Как правило, это историческая прелюдия к исторической драме ухода с авансцены мировой истории, в историческое небытие и локальной цивилизации, и ее субъекта, этнокультурной общности, ибо всякое изменение, вносимое в цивилизационную логику истории в качестве изменения самого генетического кода истории, превращается в его разрушение.

В этом смысле этнокультурная общность развивает себя лишь в той мере, в какой она изменяет все в генетическом коде истории, в какой его развивает, и она разрушает себя в той мере, в какой она изменяет сам генетический код истории, в какой его разрушает. Именно такая логика поведения этнокультурной общности в истории, ее отношений к самой себе и к другим этнокультурным общностям становится основой логики цивилизационного бытия и развития в истории. Всякая иная превращается в логику цивилизационных потрясений и цивилизационных катастроф, самых трагических и тягчайших в истории человечества, ибо история более спокойно расстается с формациями и классами, чем с локальными цивилизациями и этнокультурными общностями.

Таким образом, цивилизационная реальность и цивилизационный субъект истории - это пространство бытия этнокультурной реальности и форм исторической активности этнокультурного субъекта истории, со своей логикой исторического творчества и ее основной направленности на сохранение основ реальности локальной цивилизации - генетического кода истории. Локальные цивилизации в своей исторической норме занимаются не историческим самоубийством, а выживанием в истории за счет сохранения и одновременно развития всего исторического, культурного и духовного потенциалов своего генетического кода истории, что превращается в сохранение и одновременно развитие ее субъекта, этнокультурной общности людей, самих людей. И это стоит подчеркнуть особо, так как всякое умаление в практике исторического творчества этнокультурной общности людей, их места и роли в исторической реальности превращается в умаление места и роли в ней не просто цивилизационной исторической реальности или цивилизационной логики истории, а самих людей, их самой широкой исторической общности, занимающей в субъектной базе истории совершенно исключительное место.

В самом деле, классы приходят и уходят из истории, как приходят и уходят из нее общественно-экономические формации, а этнокультурные общности остаются, как остаются локальные цивилизации. Они тоже не вечны в истории, но они к вечности стремятся, и у них это получается лучше, чем у классов, так как в отличие от классов им есть что сохранять и развивать генетический код истории, не собственность и власть, а куда более непреходящие и сакраментальные ценности - духовные основы истории в основах своей души. Вот почему призыву "забыть о нации" в современной истории ничто не соответствует в действительности. Это очередная утопия, как и всякая другая, неизбежно завершающаяся насилием над историей, в данном случае направленной не просто на преодоление нации в истории, но и вслед за этим и на этой основе самой истории, того, что она есть как история локальной цивилизации. Все это побуждает с еще большим вниманием отнестись к анализу конкретного состава этнокультурной общности людей.

Ранее уже была дана характеристика этнокультурной общности через анализ этнической и культурной ее составляющих. В своей предельно конкретной совокупности они порождают широкие общности людей - род, племя, народность, нация. Более широких, объединяющих на единых этнических и культурных основаниях общностей людей, история не знает. Все они являются этнокультурными феноменами, выражающими разные стадии становления субъекта цивилизационной исторической реальности и логики истории. При этом если род - и материнский, и отцовский - это исходная, еще доцивилизационная стадия развития этнокультурной общности, но подготавливающая ее, то нация, из всех известных на сегодня, самая высшая и развитая. Нация - основная форма бытия этнокультурной общности в современном мире, именно в ней локальная цивилизация находит основного субъекта своего исторического бытия и развития.

Весьма показательна динамика этнической и культурной составляющих этнокультурной общности людей в зависимости от стадии ее исторического развития, имеющая прямое отношение к пониманию сущности феномена нации. Рассмотренная исторически, эта динамика обнаруживает весьма показательную закономерность: чем ближе к родоплеменной стадии развития этнокультурной общности, тем большую роль в ней играет ее этническая составляющая и, напротив, чем ближе к национальной, тем этническая сторона общности уступает пальму первенства культурной. Это не значит, что нация не является этнической общностью, это означает другое - она, прежде всего, - культурная общность. На стадии национального бытия этнокультурной общности этногенез явно перестает играть национально образующую роль, особенно если видеть дальнейшую перспективу развития феномена нации, в которой культурогенез становится главным национально образующим началом истории. На эту сторону вопроса следует обратить особое внимание, как и на ту, что этнос и нация это не одно и то же.

Этнос - это, прежде всего, состояние тела человека, биологическое воплощение в теле человека основных итогов его биосоциального развития и как элемента природы, и как элемента социума. Этнос центрирует на себе все результаты истории природы и истории людей, выражая их взаимодействие и взаимовлияние в предметной специфике своей телесности, она приобретает этническое своеобразие, отличая на этой основе одну этническую общность от другой. Этническое своеобразие завершает расово-антропологическое, является его предельно конкретным воплощением. Этнос - это последний, далее неделимый антропологический таксон. При этом в образовании его антропологического своеобразия решающую роль играют факторы социокультурного происхождения, определявшие этногенез, основные направления этнических синтезов, социальные и культурные запреты и предпочтения этих синтезов. Они привели к совершенно другому уровню антропологической конкретики - этнической, отличающей в пределах одного и того же антропологического типа разные этносы друг от друга. И не только по стереотипам культуры и поведения, но и по своим антропологическим особенностям, которые в этой связи приобретают статус этнических - типичной для данного этноса антропологической нормы.

Но в любом случае этническое начало, имея биологическую основу и происхождение, кодируется в генах человека и, следовательно, передается по наследству. А потому этническое начало выступает абсолютно объективным началом по отношению к индивиду. Он не свободен в выборе своей этнической принадлежности. В этом он полностью зависим от своих предков, от генов, унаследованных от своих родителей. Именно они и определяют его этническую принадлежность, независимо от того, что он или кто-то иной думает по этому поводу. Всего этого нельзя сказать о нации, так как этнос - это БИОсоциальная общность людей, а нация - СОЦИОбиологическая. Биологическая компонента в нации как раз связана с этнической, и по этому параметру своего бытия в истории нация уже обнаруживает большое многообразие.

Этнически чистая нация - это противоречие в определении. Любая нация, даже в том этнически типическом своем обличье, в котором она известна в истории, есть результат этногенеза - процесса, в котором принимали участие разные этнические группы, а для некоторых наций и даже разные расы. Так, французы - это синтез в основном трех этнических начал - кельтского, германского и романского; немцы - германского и славянского; русские славянского, финно-угорского и, в меньшей степени, тюркского; волжские татары - тюркского, монгольского и славянского. И это не считая влияния массы других конгломеративных этнических вкраплений, которые испытала и продолжает испытывать на себе любая нация на протяжении всей своей истории.

В этом смысле свойства этнической типичности нации - это свойства основных этнических групп, принимавших участие в становлении ее этнических основ, результат их сочетания в одной нации. Уже только по этой причине говорить об этнической чистоте нации - занятие с крайне сомнительным конечным смыслом, ибо предварительно предстоит выяснить вопрос о критериях чистоты. Чистоты чего, какой этнической группы, какого их сочетания, каких этнических вкраплений? С научной, да и с точки зрения здравого смысла речь может идти лишь о критериях этнической типичности нации. При всей ее относительности, она все-таки имеет место быть, как и в связи с ней само этническое начало в структуре нации. Оно, несомненно, имеется, но не оно определяет ее сущность как нации. И вот почему.

Нация, в отличие от этноса, это не состояние тела человека, а состояние его души. Она есть воплощенное бытие этноса в культуре, его растворение в культуре. И чем больше этнос растворяется в культуре, тем больше он превращается в нацию. Этнос - это своеобразное затравочное ядро нации, самое глубокое и объективное ее основание, в котором преформируется идея кровного родства и единства этноисторических корней происхождения нации. Корни нации уходят в этнос, оттуда произрастают в качестве корней национальной общности. Этническая общность перерастает в национальную по мере превращения в этнокультурную, больше того, в культурную общность, в которой историческое бытие этнической составляющей затухает, не переставая быть, перестает быть исторически актуальным бытием. А потому степень развития национального начала в нации находится в полной зависимости от степени развития ее культурной составляющей: чем больше развита культура, чем больше она уходит в основание бытия нации, тем больше развита нация, тем больше утверждает себя в качестве субъекта цивилизационной исторической реальности и логики развития истории.

Нация - это воплощение в душе человека основных итогов его социокультурного развития, феномен, впитавший в себя все результаты исторического развития социальности, культуры, духовности, сам способ их бытия в истории, бытия истории в человеке и человека в истории, выражающий и закрепляющий все это в ментальных основах своей души. В этих процессах душа приобретает национальное своеобразие, на этой основе отличая одну национальную общность от другой. Каждая общность, как национальная, имеет свою национальную душу, существует на основе своих уникальных архетипов духовности, имеет свои символы Веры, свою иерархическую систему ценностей, свои экзистенциальные цели и смыслы бытия, по-своему все это ощущает, осмысливает и проживает. В итоге национальная общность предстает, прежде всего, как духовная общность, общностью людей, истоки которой своими корнями уходят в основы человеческой души. Именно это и превращает нацию в состояние души человека, в феномен, базирующий свое бытие на архетипических основах социальности, культуры, духовности, на духовных основах истории в основах человеческой души.

Тем самым между генетическим кодом истории, основой бытия локальной цивилизации и основами бытия нации существует полное совпадение. Нация есть не просто то, что есть ее история, культура, духовность - это общность на основе генетического кода истории, она тождественна ему и благодаря этому есть нация. Она усиливает в себе свое национальное начало как раз по мере того, как создает, осваивает и развивает генетический код истории в качестве основы своего собственного бытия в истории, в этом процессе утверждая его в качестве основы локальной цивилизации, а себя в качестве главного субъекта цивилизационной исторической реальности и логики истории. Сущность нации бытийствует там, где бытийствует генетический код истории, духовные основы общества в основах человеческой души, она делает их своими собственными основами, делает себя феноменом, тождественным им.

При этом национальное начало, имея социокультурную основу и происхождение, не кодируется в генах и, следовательно, не передается по наследству, оно приобретается прижизненно, уже после рождения в процессах социализации индивида. Человек не рождается членом определенной нации, он им становится по мере того, как осваивает генетический код истории, архетипы социальности, культуры, духовности - духовные основы общества, превращая их в основы своей собственной души. Индивид становится элементом той национальной общности, с историей, культурой и духовностью которой он себя идентифицирует. А потому проблема национальной принадлежности индивида - это, в первую очередь, проблема национальной идентификации, проблема той истории, той культуры, той духовности, которые для него становятся родными, единственно возможными формами его существования как человека. Это проблема тех архетипов социальности, культуры, духовности того генетического кода истории, с которым человек не рождается, но с которым живет и умирает, тех символов Веры, той иерархии ценностей, экзистенциальных целей и смыслов бытия, которые он кладет в основание своего бытия, превращая его в исторически, социально, культурно и духовно центрированное, то есть из бытия безосновного, из бытия вообще в национально центрированное - в бытие, основанное на бытии определенного генетического кода истории.

В связи с этим национальное начало по отношению к индивиду не является настолько же объективным, как этническое. Он во многом оказывается свободным в выборе своей национальной принадлежности, в частности, свободным от своего этнического начала. Индивид не только этнически, но даже расово может не принадлежать к этническому типу, типичному для данной национальной общности, но национально быть неотделимым от нее, больше того, быть более типичным именно в национальном отношении, чем самый этнически типичный представитель данной нации. И это не должно удивлять, ибо нация это состояние души, в частности, сознания. Именно это состояние, а не специфическая этническая телесность делает человека элементом той или иной нации. Этничность может обострить национальное самоопределение, затруднить или облегчить, но она не может его предопределить, ибо членство в нации закрепляется не на уровне биологии, не в генах, а на уровне социальности, в сознании, не в биологической общности, а в общности исторической судьбы.

При этом само собой разумеется, индивид и в этом случае не абсолютно свободен. Нельзя быть абсолютно свободным по отношению к той истории, социальности, культуре, духовности, языку, которые индивид застает в качестве объективно господствующих в том обществе, в котором он рожден и, особенно, к их архетипическим основам, ставшим основами той семьи, в которой он рожден. Ведь что такое семья? По сути, это главное место, где совершается история. Не в президентских структурах, не в парламенте, не в исполнительной власти, не на митингах и даже не на полях сражений закладывается история. Она здесь лишь совершается и завершается, реализует тот потенциал, который создается в семье. Здесь же, в семье, воспроизводится и главный субъект истории - человек, здесь закладываются архетипические основы его сознания, а значит, и отношения ко всему сущему, сами стереотипы его понимания мира и поведения в нем.

В конце концов, мы здесь не только рождаемся, обретаем свою духовную Родину, мы здесь и умираем. Семья - это абсолютный максимум как персоналистического, так и социального существования. Она же является непосредственной и самой фундаментальной основой, определяющей становление национального начала в индивиде. Но даже и она не может его предопределить. Семья определяет, но не предопределяет национальную принадлежность индивида. Он и здесь сохраняет за собой свободу национального самоопределения, поскольку это самоопределение в архетипах культуры, духовности, сознания, в том, в чем только человек и бывает подлинно свободным.

Все это имеет далеко идущие последствия для всего комплекса проблем, связанных с национальным началом и с национальным субъектом истории, для понимания самой сущности национальной общности людей, того, общностью чего в первую очередь является нация. В принципе, это общность всего, что объединяет людей: и историческая, и экономическая, и территориальная, и этническая, и культурная, и языковая, и духовная, и психологического склада характера? - всего, что может объединять людей и отличать их от другой национальной общности, вплоть до национального самосознания, самих архетипов сознания и бессознательного. Все это участвует в национальном самоопределении людей, в становлении национальной общности. И вместе с тем нельзя не видеть, что оно участвует по-разному, с разной глубиной определяя сущность национальной общности.

В связи с вышеизложенным есть все основания базовый, сущностный признак нации связывать не с этнической, территориальной и даже не с экономической общностью - не с бытием, а с сознанием. Хотя именно складывание внутреннего экономического рынка выступает той материально необходимой, экономически объективной основой, на которой разворачиваются все интеграционные процессы, завершающиеся превращением народности в нацию. Экономическая основа общества есть основа всего в обществе, самого его бытия и развития, но это не значит, что она одновременно с этим есть и сущность всего в обществе, самого общества и его истории.

В данном случае то, что составляет сущность этнокультурной общности людей и определяет сущность всех ее конкретных исторических воплощений рода, племени, народности, нации, не возникает вместе с возникновением нации. Она лишь развивает ту сущность этнокультурной общности, которая возникла задолго до национальной. Она есть лишь форма саморазвития этнокультурной общности людей в условиях капиталистической общественно-экономической формации, которая, создавая общность экономической жизни, не только развивает далее все признаки этнокультурной общности, поднимая их на новую высоту, но и на этой основе в новых измерениях, с большей глубиной и интенсивностью интегрирует саму этнокультурную общность, превращая ее в национальную. Но при этом сама по себе общность экономической жизни, создавая нацию, не создает ее сущности. Ее сущность - в сущности этнокультурной общности как таковой: в духовных основах общества в основах человеческой души.

Если нация - это состояние души, то действительная сущность нации заключена в генетическом коде истории, в архетипах социальности, культуры, духовности, в самом способе их объективации в истории, в способе бытия человека в истории и истории в человеке. Именно на этой и только на этой основе реализуема самая глубокая идентификация человека в истории, ибо, очевидно, он идентифицирует себя не столько на основе общности территории, экономической жизни и даже не столько на основе этнической общности, сколько на основе культурной, языковой, духовной составляющих своего бытия и в итоге - на основе архетипов социальности, культуры, духовности генетического кода истории, духовных основ истории в основах своей души. Это исходная база национальной общности, основа всех остальных способов интеграции людей в нацию, начиная с исторической и экономической и кончая этнической и психологической, ибо именно генетический код истории неуничтожимая и конечная основа исторической, культурной, социальной и духовной идентификации человека в истории и обществе.

В этом смысле проблема национальной общности и национальной принадлежности - это, прежде всего, проблема национальной идентификации: на базе какого генетического кода истории люди интегрируются в национальную общность, какие архетипы социальности, культуры, духовности лежат в основе социальной, культурной и духовной идентификации индивида, какой способ бытия в истории и истории в себе индивид считает для себя единственно возможным и родным, в какой истории, культуре, духовности, в каких символах Веры и иерархии ценностей полностью растворяет себя как личность.

Тем самым в любом случае сознание и самосознание играют особую роль в процессах национальной интеграции, самоопределения и идентификации. Национальное сознание и самосознание - два базовых способа бытия национального начала в индивиде. Индивид ассоциирует себя с той нацией, с которой он себя идентифицирует, идентифицирует с той, чья история, культура и духовность доминируют в его сознании, а они доминируют тем больше и глубже, чем больше и глубже он самосознает себя неотъемлемой частью именно данной истории, именно данной культуры, именно данной духовности - именно данной национальной общности.

При этом быть неотъемлемой частью той или иной национальной общности, значит быть частью нечто большего, чем только национальной общности неотъемлемой частью той или иной локальной цивилизации. Именно она является предельной формой исторической идентичности, которой завершается всякая национальная идентификация, ибо нация и есть основной субъект локальной цивилизации. Она утверждает себя в истории через формы активности национального субъекта в истории. Вступающий на путь национального самоопределения завершает его на уровне цивилизационного самоопределения, на уровне утверждения себя в качестве субъекта определенной локальной цивилизации.