ского психоаналитика, находится
за пределами языка. Иными сло
вами, Реальное не может быть
испытано, т. е. непосредственно
дано в опыте, поскольку под опытом Лакан понимал только язы
ковое опосредование, в результате чего Реальное для него
"абсолютно сопротивляется символизации". Косиков, воспроизво
дя аргументацию ученого, исходившего в своих попытках рекон
струировать параметры душевной жизни индивида прежде всего
из своих наблюдений о младенческой психологии и, следователь
но, с позиции ребенка, отмечает: "По Лакану, "мир" для ребенка
в первую очередь отождествляется с телом Матери и персонифи
цируется в нем, а потому выделение из этого мира (отделение от
материнского тела), образование субъективного "Я", противопос
тавляемого объективируемому "не-Я", оказывается своего рода
нарушением исходного равновесия и тем самым -- источником
психической "драмы" индивида, который, ощущая свою отторгну
тость от мира, стремится вновь слиться с ним (как бы вернуться
в защищенное материнское лоно). Таким образом, первичной
движущей силой человеческой психики оказывается нехватка (la
manque-a-etre), "зазор", который индивид стремится заполнить.
Это стремление Лакан обозначил термином потребность (le
besoin). Сфера недифференцированной "потребности", настоя
72
ГЛАВА II
тельно нуждающейся в удовлетворении, но никогда не могущей
быть удовлетворенной до конца, и есть реальное (выделено авто
ром. -- И. И.) (9, с. 589).
Теоретическая непроясненность понятия Реального у Ла
кана, невнятность его определения, отмечаемая всеми его иссле
дователями, и вообще несомненное нежелание ученого особенно
распространяться на эту тему не могли не породить многочислен
ные и зачастую весьма полярные по отношению друг к другу
интерпретации этого термина, тем более что сам Лакан, как со
вершенно верно отметил Косиков, выводит "реальное" за преде
лы научного исследования" (9, с. 589).
Однако такое положение вещей не могло удовлетворить тех
теоретиков, которые стремились последовательно применять его
идеи к сфере литературы. Как только "Царство Реального" на
чинало рассматриваться не в чисто биологическом плане, т. е. не
только в узких рамках лакановской схемы поэтапного становления
человеческого сознания, а переносилось на проблематику литера
туры и, неизбежно, ее взаимоотношения с действительностью
(иными словами, лакановское Реальное начинало переосмысли
ваться как социальное реальное, т. е. как реальность), это сразу
порождало массу теоретических трудностей.
Особое мнение Джеймсона:"Реальное -- просто история"
Правда, далеко не все кри
тики с готовностью восприняли