В целом же сама проблема
сверхдетерминированности чело
веческого мышления может рас
сматриваться как одна из форм кризиса доктрины структурализ
ма. Если мы обратимся к опыту Кристевой, то убедимся, что в ее
работах рубежа 60-70-х годов субъект (говорящий субъект, по ее
терминологии) был также детерминирован дважды; причем в
обоих случаях эта детерминированность носила иррациональный
характер. С одной стороны, его сознание обусловлено языковыми
стереотипами господствующей идеологии. Иными словами, как
только интересы человека вступают в противоречие с интересами
господствующей идеологии (под которой Кристева в 70-х годах
понимала идеологию монополистического капитала), его сознание
оказывается иррациональным по отношению к самому себе
(любая логика, сформировавшаяся в русле этой господствующей
идеологии, ведет лишь к духовному порабощению человека: чело
век бессознательно мыслит себе во вред, и никакой другой логи
ки, кроме как служащей интересам господствующей идеологии.
Кристева в то период не признавала).
С другой стороны, противостоящее этой сверхдетерминиро
ванности стихийное начало, представлявшееся французской иссле
довательницей в "Революции поэтического языка" (1974) (203)
в виде мистической платоновской "хоры", бессознательного и,
следовательно, надличного ритмически пульсирующего семиотиче
ского процесса, якобы лежащего в основе любого рода жизнедея
90
ГЛАВА II
тельности; фактически это начало также представляло собой не
что иное, как детерминированность, только носящую откровенно
иррациональный характер, поскольку утверждалось, что она бес
сознательно обуславливает поэтическое словотворчество и всякое
иное творчество. Если первая детерминированность, называемая
Кристевой вслед за Лаканом символической функцией, иррацио
нально обусловливает социальное поведение людей, то вторая -
семиотическая функция -- также иррационально обуславливает
его творчество.
Как и у Лакана, символическая функция связывалась Кри
стевой с социальными, психологическими, логическими и прочими
ограничениями, носившими подчеркнуто языковой характер, при
чем настолько, что не всегда можно с уверенностью сказать, где
кроется их первопричина. Семиотическая же функция понималась
исследовательницей как действие бессознательного, стремящегося
прорваться сквозь эти ограничения.
По сути дела, в "Революции поэтического языка" Кристева
дала несомненно более биологизированный вариант трактовки
лакановского учения о структуре человеческой психики по срав
нению с тем, какой оно получило в более поздних работах пост
структуралистов второй половины 70-х и всех 80-х годов, когда в
условиях изменившегося климата идей социологические и дебио