Сидя или лежа удобно, осознавайте различные ощущения тела и движения (дыхание, возникающие зажимы, сокращения желудка и пр., обратите внимание, нет ли во всем этом определенных комбинаций или структур — того, что происходит одновременно и образует единый паттерн напряжений, болей, чувствований. Обратите внимание, когда вы сдерживаете или останавливаете дыхание. Соответствуют ли этому какие-нибудь напряжения рук, пальцев, перистальтика желудка, напряжение гениталий? Или, может быть, есть какая-нибудь связь между сдерживанием дыхания и напряжением ушей? Или между задерживанием дыхания и какими-нибудь тактильными ощущениями? Какие комбинации вы можете обнаружить?
Поскольку о трудностях в этом эксперименте сообщали почти все участники, мы начнем наш обзор отчетов с тех, кто представлял собой исключение: «Что касается осознавания телесных ощущений, я, очевидно, мог это проделать, и моей основной реакцией было: «Ну и что?». Это тип реакции, который мы уже ранее называли «доказательством своих возможностей». Это может, как в данном случае, принять форму выполнения эксперимента, чтобы покончить с ним, прежде чем он действительно начался.
«Когда я сосредоточился на теле, то заметил несущественные боли, особенно в конечностях, которые я обычно не замечаю при нормальном протекании обычной деятельности». Мы усомнились бы здесь в их «несущественности». Все может быть оценено как «несущественное», если не дать ему развиться и обнаружить свою значимость. Желание считать такие феномены «несущественными» — и таким образом не подлежащими заботе и ответственности — легко понять. Можно понять также сопротивления, которые рационализируются как опасения стать ипохондриком: «С детства я был болезненным, и меня приучали, и я сам приучил себя не обращать внимание на телесные боли. Я немного позанимался этим экспериментом и убедился, что могу до некоторой степени чувствовать свое тело, с его болями и напряжениями. Но дальше этого я не хочу идти, потому что, проучившись все детство не замечать своих телесных болей, зачем я буду теперь давать им волю занимать внимание моего ума?»
Если бы нашим намерением было всего лишь познакомить вас с теперешним неправильным функционированием вашего организма и оставить вас с этим — выраженная позиция была бы неуязвимой. Но мы подчеркиваем, что это — предварительная работа, направленная на то, чтобы вы могли лучше ориентироваться в своей ситуации «организм-среда» в том виде, как она сейчас существует. Мы хотим, чтобы в этом эксперименте вы рассмотрели хронические «бессмысленные» зажимы, напряжения и боли, существующие в вашем теле. Когда вы действительно почувствуете необходимость измениться на основе прямого замечания-осознавания ситуации, тогда будет уместно применять корректирующие процедуры.
Многие в этом эксперименте живо ощутили разделение на «ворчащего» и того, на кого ворчат: «Я обнаружил, что когда осознавал, как я говорю, сижу или хожу, я все время пытаюсь исправить что-то ил и лучше приспособиться к тому, что делаю». Некоторые могли в большей мере отождествиться с «тем, на кого ворчат», принять его сторону: «Мне не только не было трудно избежать корректирования лозы и речи, но я нашел это восхитительным! Я мог игнорировать ту часть меня, которая ворчала по поводу правильности».
Вот несколько отчетов тех, кто были изумлены и озадачены тем, что обнаружили в своем теле: «Вначале мои чувства по поводу этого эксперимента были весьма неутешительными. Я получил результат только спустя три недели. Я вдруг почувствовал себя узлом из мышц. Даже сейчас, когда я об этом пишу, я чувствую, будто части меня завязаны в узел. Наиболее жесткие напряжения внизу спины, сзади шеи и в верхних частях ног. Я также заметил, что когда выполняю этот эксперимент, мой ум фокусируется на слабых возбуждениях или боли, и чем больше я осознаю это небольшое возбуждение, тем больше все мое сознание направляется на него, исключая все остальные части тела. Все это дало мне возможность понять, что сопротивления и мышечные напряжения — части одного и того же или, может быть, вообще одно и то же! Я иногда понимаю причины некоторых из напряжений, но до сих пор мне не удалось расслабить их ни в какой степени». «Понимание», о котором здесь говорится, скорее словесного или «теоретического» рода; оно может быть совершенно правильным, но не содержит чувствуемой значимости, которая предшествует действительному расслаблению напряжений.
«Обычно — пока я не начал осуществлять этот эксперимент — я осознавал свои телесные ощущения лишь как общий фон, своего рода неопределенное ощущение общей жизненности и тепла. Попытка разделить это на составляющие ощущения вызвала подлинное изумление. Я заметил ряд напряжений в разных частях тела: в коленях и внизу бедер, когда я сидел на стуле; в районе диафрагмы; в глазах, в плечах, в дорсальной части шеи. Это изумило меня. Это было так, как будто мое чувствование вошло в чужое тело, с его напряжениями, ригидностями и зажимами, совершенно отличными от моих. Почти сразу же, как только обнаружил эти напряжения, я смог их расслабить. Это вызвало во мне ощущение свободы и приподняло настроение: неожиданная свобода, удовольствие и готовность ко всему, что может случиться. Кроме этих приятных ощущений, я не заметил никакой тревожности или страхов, связанных с этими напряжениями и их расслаблением. Кроме того, несмотря на то, что я обнаружил существование этих напряжений и смог расслабить их, они неизбежно снова возвращались, и дальнейшие занятия повторяли этот цикл обнаружения и расслабления». Приподнятость, связанная с расслаблением, которой достигал этот человек, может быть сопоставима с эффектами упражнений в «последовательной релаксации» Э. Якобсона. Но здесь не хватает окончательного разрешения конфликта, порождающего напряжения. Как сказано в отчете, «они постоянно возвращались». Однако, поскольку они столь легко поддавались расслаблению, по-видимому, конфликт, связанный с данными напряжениями мышц, был поверхностным, и, если бы испытуемый сосредоточился на них, вместо того чтобы преждевременно их расслаблять, они могли бы обнаружить свое значение и стать управляемыми раз и навсегда.
«Эксперимент на чувствование тела был для меня весьма драматичным. Без особого труда я смог поймать напряжения мускулов живота. Сначала это было пугающим. Ясно проявились напряжения в руках и ногах, так же как жесткость и напряжение верхней челюсти, над задними зубами. Оно было очень сильным, как сильная зубная боль — но без боли. Единственный раз, когда я могу вспомнить, что ощущал это, было перед вечеринкой, когда я заболел. Вместе с этим напряжением было напряжение шейных мускулов, которое вызывало ощущение, как будто я заболеваю. Я не знаю, есть ли связь в этом». Связь есть. В обоих случаях присутствует начинающийся рвотный рефлекс и сопротивление ему.
«Я ощущаю сильную тенденцию ускользать от этого эксперимента. Меня часто охватывает сонливость. Я ощущаю жесткость в шее и челюстях. Я наблюдаю свое дыхание и обнаруживаю, что вдыхаю преувеличенно глубоко, чтобы убедиться в способности вдохнуть полностью. Я могу до некоторой степени визуализировать отношения частей тела, но мне приходится напрягать мышцы, чтобы продолжать опыт. Во все время эксперимента шея и челюсти ригидны, ноги напряжены, пальцы до некоторой степени расслаблены, а спина слегка согнута».
Сдерживающие напряжения могут быть не только общими, как в предыдущем случае, но и сильно сфокусированными: «Я делал упражнение на осознавание мышечных напряжений в поезде, так что я при этом сидел. С тех пор я пробовал делать это лежа, спокойно стоя, даже на ходу, но я не могу ручаться за правильность того, что я заметил в первый раз, потому что то, что я обнаружил, настолько поразило меня, что с тех лор каждый раз, когда я пытаюсь посмотреть, есть ли это напряжение, оно каждый раз оказывается на месте. Вопрос, однако, в том, не вызывает ли его само мое сосредоточение на этом? Вот что случилось. Я старался прочувствовать свои внутренности и наконец добрался до прямой кишки; и здесь я заметил то, что показалось мне глупым напряжением, нечто, чего я совершенно не замечал прежде. Я сидел с мышцами, зажатыми — как это только возможно — вокруг моей прямой кишки. Это было так, как будто я поддерживаю свое дыхание нижней частью толстой кишки, — если эта аналогия может иметь какой-нибудь смысл. Я назвал это напряжение глупым, потому что когда я осматривал себя, то не чувствовал потребности в дефекации, но я сидел со сжатым сфинктером, как будто это было так. Вместе с тем я чувствовал линию напряжения вокруг живота в районе пупка, но не такую сильную, как вокруг прямой кишки. В другой раз, лежа, я внезапно переключился на мышцы прямой кишки, чтобы посмотреть, зажаты ли они, — и конечно так оно и было! Я не ложился специально, чтобы проверить это напряжение (тогда уж оно наверняка было бы), я скорее обращал на него внимание, когда ложился спать, и т. п. Или я не садился специально, чтобы искать его, а переключался на него, что бы я ни делал. И я всегда нахожу его. Может быть, это естественное физическое напряжение, которое и должно быть в этом месте, но, во всяком случае, я никогда не замечал его раньше». Это напряжение хорошо известно. Поколением раньше психоаналитик Ференци говорил о нем как о «манометре сопротивления». Оно есть у всех страдающих хроническим запором, и его расслабление кладет конец этому психосоматическому симптому.
«Когда я прочел фразу «обратите внимание на боли, которые вы обычно не замечаете», я подумал, что, наоборот, когда есть боль, то мы обращаем внимание на болящее место. Однако позже я был удивлен, что произвольно обратив внимание на то, как я сижу, я прежде всего заметил боль в нижней части коленки, которая, по-видимому, была там и раньше, хотя я ее не замечал». Это указывает на словесную трудность. Говорить о «незамечаемой боли» кажется противоречивым. Точнее следовало бы говорить о незамечаемом состоянии, которое, попадая в фокус осознавания-замечания, ощущается как боль.
«Для достижения осознавания тела лучше было бы заняться спортивными упражнениями». Атлеты не являются людьми, замечающими свое тело. Что же касается гимнастики, танцев и других занятий, в которых требуется равновесие и координация, то они действительно поддерживают жизненность и даже осознавание тела. Кроме того, этому помогает массаж, электровибратор, ванны и горячие грелки, прикладываемые к местам напряжений.
«Я внезапно обнаружил, что не знаю, что делать с руками. Я заметил, что неуклюже скрещиваю их на груди. Я сунул их в карманы. Я осознаю, что мне неловко. Я продолжаю осматривать и внезапно осознаю, что чувствую себя смущенным. Почти немедленно я встаю и начинаю ходить. Моя жена зовет меня обедать, и я рад оставить эксперимент». Когда внимание сосредоточивается таким образом на части тела и ничто из того, что вы делаете, не приносит удовлетворения и возникает беспокойство, эти бесполезные попытки часто можно объяснить как отвлечения, направленные на то, чтобы не дать вам осознать, что вы действительно намереваетесь сделать с этой частью тела.
«Даже когда я читал про этот эксперимент, я почувствовал жесткие мышечные напряжения (особенно в конечностях) и при попытках сосредоточиться я все время сдерживал дыхание. Все это происходило, несмотря на мой интерес к этому материалу». Нужно ли говорить, что кроме интереса здесь есть опасение и некоторая тенденция убежать?
«Мои мысли неожиданно остановились. Я обнаружил, что слегка сжимаю кулаки. Моя грудь как бы вздымалась, будто я хотел что-то выкрикнуть. Я не мог представить себе, что именно, сколько ни пытался». Крик вырвался на поверхность месяцем позже в виде эффективного высказывания в адрес родителей невесты, лезущих не в свое дело!
«Относительно некоторых частей моего тела было просто чувство пробела или смутности. Я знаю, что средняя часть моей спины на месте, но я не чувствую ее. Затем появилась очень любопытная группа ощущений. Я не мог почувствовать середину спины, но одновременно испытал необычные ощущения и покалывания вокруг этого района. Ощущение было очень необычным, как будто в определенной части моего тела была пустота — пробел, нечувствительное место, которое нельзя почувствовать». Другие чувствовали пробелы между головой и туловищем, то есть не чувствовали тлею, или ощущали пробелы в пальцах ног, гениталиях, животе и пр.
Некоторые сообщали, что после работы над этим упражнением они чувствовали себя усталыми. Другие испытывали приятное возбуждение. Некоторые отмечали усталость после первых попыток, возбуждение после следующих. В последних случаях это обычно наступало после того, как «бессмысленное» напряжение обретало свое значение.
«После того, как я отметил повторяющийся паттерн — жесткость в определенном месте шеи, вытягивание нижней губы, тяжелое дыхание, — я нашел, что это связано с конкретными ситуациями. Это были ситуации обиды. Самый ясный случай возник, когда я просматривал свои заметки, прежде чем перепечатать. В этот же момент я почувствовал, что мои губы растягиваются в широкой улыбке, я осознавал, что нашел этот определенный паттерн напряжения, и — опять в то же самое время. — осознавал, сколь обманутым и страдающим я чувствовал себя по поводу того, что должен был делать эти упражнения и сообщать о них. Похоже, что появилась обида по отношению к вам! После этого, когда я выполнил упражнения на осознавание тела, я чувствовал себя не вымотанным, как раньше, а освеженным и собранным».
Наконец, последний отчет: «После многих безуспешных попыток мне наконец удался проприоцептивный эксперимент, хотя было много сопротивлений. Я хочу продолжать это, потому что уже обнаружил много полезного. Мне удалось до некоторой степени почувствовать контакт с большей частью моего тела и теперь мне приятно делать это, хотя сначала казалось раздражающим. Мне кажется теперь, что лучше делать это чаще и в течение меньшего времени, чем я сначала пытался. Обнаружение мышечных напряжений поначалу было пугающим. Их так много, что моим первым впечатлением было «Ну и беспорядок!». Но дальнейшее осознавание сделало их менее пугающими, хотя я и не делаю сознательных попыток расслабить напряжения; сейчас мне даже приятно их чувствовать. Основные напряжения, которые я чувствую, — в руках, ногах, вокруг груди, задняя часть шеи, челюсти, в висках, в солнечном сплетении — в районе диафрагмы. В последний раз во время этого упражнения я концентрировался на желудке и почувствовал ясный контакт с ним. Я почувствовал связь между определенной деятельностью в желудке и мускульными напряжениями в диафрагме, вокруг груди и, как это ни странно, в висках».
Первые эксперименты центрировались на экстероцепции, основе вашего осознавания «внешнего мира». Предыдущий эксперимент касался проприоцепции, осознавания «тела» — его действий и тенденций к действию. Однако такое раздельное внимание к «внешнему» и «внутреннему» было лишь предварительным. потому что все это лишь абстракции от вашего целостного опыта, включающего и то и другое. В данном эксперименте мы предлагаем вам не уделять специального внимания ни тому, ни другому, но стараться осознавать гештальт, который возникает, когда вы не настаиваете на приписывании отдельного, независимого существования ни «внутреннему», ни «внешнему».
Когда «внешний мир» и «тело», то, что вы переживаете в опыте, не разделяются произвольно — это моле «организм/среда», дифференцированное единство «вы-в-вашем-мире». Этот непрерывно меняющийся гештальт никогда не бывает нейтральным, он жизненно касается вас, это, в конце концов, ваша жизнь в процессе ее проживания. Ее значимость, важность, то, что она имеет к вам отношение, — вездесуще. Переживание ноля «организм/среда» в аспекте ценности составляет эмоции.
Согласно этому определению, эмоция — постоянный процесс; каждое мгновение жизни обладает до некоторой степени чувствуемым тоном приятности или неприятности. Однако, поскольку у современных людей эта непрерывность эмоционального опыта чаще всего исключается из осознавания, эмоции рассматриваются как своего рода периодические всплески, которые непостижимым образом возникают в поведении как раз в тех случаях, когда человек хотел бы «владеть собой».
Такие вторжения — столь «неоправданные» — пугают и заставляют держаться настороже. Насколько возможно, люди стараются избегать тех ситуаций, где они возникают.
Большинство, однако, соглашаясь с таким использованием термина «эмоция» лишь для подобных «взрывных» ситуаций, знает о существовании других феноменов, во многом подобных, но не столь пугающих. Их обычно называют «чувствами», так что научные описания всей Этой области носят название «Чувства и эмоции». Мы полагаем, что при этом разделяется то, что в действительности представляет собой континуум. То, что определяет место данного эмоционального опыта в этом континууме, зависит от той степени, в которой заинтересованность организма, переживающего гештальт «организм/среда», проявляется из фона в фигуре.
Эмоция, рассматриваемая как прямое ценностное переживание организмом поля «организм/среда», не опосредована мыслями и словесными суждениями, она непосредственна. В этом своем качестве она является решающим регулятором действия, ибо она не только составляет основу осознавания того, что важно, но также дает энергию соответствующему действию или, если действие невозможно, дает энергию и направление поискам действия.
В примитивной недифференцированной форме эмоция — это просто возбуждение-волнение, повышенная метаболическая деятельность и возросшая энергетическая мобилизация, являющаяся ответом организма на переживание новизны или стимуляции в ситуации. У новорожденных этот ответ целостен и относительно недифференцирован. По мере постепенной дифференциации мира ребенком, он соответственно дифференцирует свое общее возбуждение-волнение в избирательные, ситуационно поляризованные возбуждения. Они и обретают имена специфических эмоции.
Эмоции как таковые не являются смутными и диффузными; они ровно настолько дифференцированы в структуре и функции, насколько дифференцирован человек, их переживающий. Если человек переживает свои эмоции как смутные и грубые, то эти термины могут быть отнесены к нему самому. Из этого следует, что эмоции сами по себе не являются чем-то таким, от чего следует избавляться на основании той выдумки, что они — де препятствуют ясности мысли и действия. Напротив, они не только важны как регуляторы энергии в поле «организм/среда», но являются также незаменимыми носителями определенного опыта — нашей заинтересованности, того, какое нам дело до мира и до себя.
Эти функции эмоции сильно искажены в нашем обществе. Как уже говорилось, считается, что эмоции возникают только в минуты кризиса, и то лишь если человек «теряет над собой контроль» и тогда «становится эмоциональным». Невозмутимость ценится как антитеза эмоции; люди стремятся казаться «холодными, спокойными, собранными». Но само спокойствие не лишено эмоционального тона, когда оно рождается из прямого оценивающего переживания этой конкретной ситуации как такой, с которой можно уверенно справиться, или — другая крайность — как ситуации, в которой ничего невозможно сделать.
Только подвижная, открытая ситуация, в которой что-то для человека поставлено на карту и его собственные действия влияют на ее равновесие, может вызвать действительное волнение. Изображать спокойствие в такой ситуации — все равно что надевать маску, подавляющую проявления заинтересованности. Дурачить таким образом других может быть полезным, если это враги, но какой смысл принимать за врага и дурачить самого себя, лишая себе осознавания того, «что делается»?
Ряду «негативных чувств» обычно отказывают в эмоциональной значимости. Однако, например, такие вещи, как фригидность или скука — очень сильные чувства, а не просто отсутствие чувства. Переживание холода так же реально, как переживание тепла. Отсутствие чувствительности там, где она предполагается, является, как это ни парадоксально, захватывающе сильным чувством — настолько сильным, что оно скоро исключается из области осознаваемого. Вот почему в этих экспериментах так трудно находить пробелы и восстанавливать чувствительность.
Эмоции детей — из-за неудобств, которые они причиняют взрослым, столь много поработавшим над тем, чтобы подавить осознавание собственных эмоций, — не получают возможности пройти естественное развитие и дифференциацию. «Взрослые» не догадываются и начинают отрицать, если им сказать об этом, что мл беспокойство по поводу обретения ребенком «контроля над своими эмоциями» коренится как раз в том, что в их собственном детстве «авторитеты» также опасливо искажали их собственные эмоции. Они сами не получили возможности адекватно дифференцировать свои детские эмоции и перерасти их без внешнего принуждения. Они лишь подавляли их — и продолжают это делать! Когда ребенок ведет себя спонтанно, это возбуждает такие же латентные тенденции во взрослых и угрожает старательно поддерживаемой «зрелости» их собственного поведения. Вследствие этого детей как можно раньше заставляют подавлять свои чувства и раз и навсегда натягивать на себя фальшивую маску принятого «владения собой».
Это в значительной степени достигается посредством выдвижения на передний план «внешнего мира» и его требований как реальности, в то время как голос органических потребностей, осознаваемых путем проприоцепции, в значительной степени вызывает пренебрежение как нечто, находящееся «только в уме». Ребенок приспосабливается к этому непрерывному давлению, его чувствование тела становится смутным, и он посвящает «внешнему миру» тот интерес, который ему удается возбудить.
Весь этот крестовый поход за «контролирование эмоций» имеет, разумеется, собственную эмоциональную основу и проводится весьма эмоционально. Нельзя сказать, чтобы он не достигал результатов, но эти результаты — вовсе не те, о которых говорится при обосновании всей программы. «Нежелательные» эмоции вовсе не исключаются из личности, потому что невозможно аннулировать способ, которым природа организует функционирование организма. Достигается лишь дальнейшее усложнение и без того запутанного поля «организм/среда» посредством создания большого числа ситуаций, которые, если их не избегать, вызывают сильный разряд эмоций.
Например, если «правильно воспитанный» человек в определенной ситуации «потеряет власть над собой» и спонтанно разрядит то, что в нем копилось, само это окажется основанием для таких весьма болезненных эмоций, как стыд, досада, чувство униженности, самосожаление, замешательство, отвращение и пр. Чтобы предупредить повторение столь деморализующего опыта, он сожмет свой самоконтроль до еще более удушающих ограничений.
Это составляет тот видимый успех, который может быть достигнут в достижении «владения эмоциями». Происходит следующее: определенные эмоции, прежде чем они достигнут уровня организации действия, или даже прежде, чем они достигнут осознавания, заглушаются и демобилизуются противоэмоциями, которые они вызывают; все это вместе образует тупик. мертвую точку, которая более или менее эффективно исключается из осознавания. Осознавание этого непривлекательного положения в собственной личности возвращает приносящий боль конфликт, смятение, тревожность и «опасное» возбуждение. Но если отказываться признать это как существующее положение вещей, оно не станет доступным изменению, останется безнадежно самовоспроизводящимся.
В данном эксперименте мы не требуем от вас ничего героического. Вам предлагается сделать лишь первый шаг к усилению осознавания ваших эмоций. Если вы не сделали себя слишком нечувствительным к своим телесным позам и своему функционированию, то, следуя предложенным инструкциям, вы сможете убедиться, что эмоция является, как мы говорили, заинтересованным переживанием совместных экстеро- и проприоцепции.
Попробуйте воспроизвести определенное телесное действие. Например, напрягите, а потом расслабьте челюсти, сожмите кулаки, начните тяжело дышать. Вы можете заметить, что все это вызывает смутную эмоцию — в данном случае фрустрированный страх. Если к этому переживанию вы можете добавить, скажем, фантазию, представление о каком-то человеке или вещи в вашем окружении, которые фрустрируют вас, — эмоция разгорится с полной силой и ясностью. И, наоборот, в присутствии чего-то или кого-то, фрустрирующего вас, вы замечаете, что не чувствуете эмоции, пока не примете как свои собственные соответствующие телесные действия: в сжимании кулаков, возбужденном дыхании и т.п. вы начинаете чувствовать гнев.
Знаменитая теория эмоцией Джеймса — Ланге, представляющая их как реакцию на телесные движения (например, убегание вызывает' страх или плач вызывает печаль) — половина правды. Нужно добавить к этому, что сами телесные движения или состояния являются релевантной ориентацией и потенциальном манипуляцией окружающим. Например, не просто бег, а убегание, убегание от чего-то, убегание от чего-то опасного — вот что составляет ситуацию страха.
Только осознавая свои эмоции, можно осознавать, в качестве биологического организма, с чем вы сталкиваетесь в среде и какие особые возможности в данный момент присутствуют. Только признав и приняв свое стремление к кому-то или чему-то, оценив силу своего порыва к этой вещи или этому человеку, несмотря на расстояния и возникающие препятствия, которые вас разделяют вы можете обрести ориентацию для правильного действия. Только признав и приняв свое горе, чувство безнадежности, когда некуда обернуться в поисках безвозвратно утраченного человека или вещи, совершенно необходимых вам, вы можете выплакаться и проститься. Только признав и приняв свой гнев, осознав свою нападающую позу в столкновении с человеком или вещью, фрустрирующими вас, вы можете эффективно мобилизовать свои энергии и преодолеть препятствия на своем пути.
Психотерапию часто называют «тренировкой эмоций». Чтобы заслужить такое определение, мы должны (как становится ясно из предыдущего) использовать методики, объединяющие как ориентацию в среде (анализ ситуации в настоящем, чувств, фантазий, памяти), так и «распускания» двигательных блоков «тела». Чрезмерный перевес одной из сторон может привести лишь к псевдоуспеху. В одном случае уделяется слишком много внимания так называемому «приспособлению к реальности». что в целом означает более полное принятие существующего положения, как оно понимается и утверждается «авторитетами». С другой стороны, если психотерапевт работает только с «телом», он может добиться того, что пациент во время сеанса будет имитировать и выражать различные чувства, но, к сожалению, они не будут соответствовать тому, как он переживает свою ситуацию вне кабинета. Только если удастся гармонизовать «внутреннее» и «внешнее», пациент может быть освобожден и «излечен».
Чтобы обострить свое осознавание эмоций, попробуйте следующее:
Лежа, попробуйте почувствовать свое лицо. Чувствуете ли вы свой рот? Лоб? Глаза? Челюсти? Обретя эти чувствования, задайте себе вопрос: «Каково выражение моего лица?». Не вмешивайтесь, просто позвольте этому выражению быть. Сосредоточьтесь на нем, и вы заметите, как быстро оно меняется. В течение минуты вы можете почувствовать несколько разных настроений.
Пока вы не спите, вы все время осознаете что-то, и это что-то всегда имеет какой-то эмоциональный тон. Все, что совершенно безразлично, что вас не касается, то есть лишено эмоции, просто не вызовет процесса «фигура/фон» в такой степени, чтобы этого было достаточно для осознавания-замечания.
Очень важно осознать непрерывность своего эмоционального опыта. Если воспринимать эмоции не как угрозу рациональному управлению своей жизнью, а как ориентир, составляющий единственно возможную основу рациональной организации человеческого существования, то открывается путь к культивированию непрерывного осознавания их мудрых советов. Это не потребует слишком много времени или внимания. Вот грубая аналогия. Представим себе искусного автомобили-ста. Для него естественно постоянно осознавать, что мотор работает мягко, это не находится в фокусе его внимания. Звук мотора — часть динамики фигуры/фона в его управлении машиной; вместе с тем это нечто, что относится к делу, и очень быстро становится фигурой и привлекает внимание, если по-является малейшая нерегулярность. Другой водитель, который, может быть, не хочет беспокоиться, не заметит изменившегося звука или не придаст ему значения, не обратит внимания на возникший дефект. Постоянно осознавать эмоции возможно, только если осознавать то, что действительно существенно в вашей жизни, даже если это отличается от того, что говорят другие, или от того, что вы сами себе говорили раньше.
Многие люди чувствуют, что их жизнь пуста, так как они ощущают скуку и блокируют действия, способные разогнать их скуку. Скука — состояние, с которым не так уж трудно справиться, так что давайте рассмотрим его.
В эксперименте на сосредоточение мы видели, что скука возникает, когда произвольное внимание уделяется чему-то неинтересному и отнимается у того, что могло бы вызвать интерес и спонтанное формирование фигуры/фона. Природа создает в качестве целительного средства утомление, тенденцию уснуть или войти в состояние транса; при этом, поскольку произвольность-намеренность ослаблена, спонтанный интерес выходит на передний план в качестве фантазий. Если вы примете этот естественный процесс, вместо того чтобы бороться с ним, вы можете использовать фантазии как средство обнаружения того, что же вы хотели бы делать. Это очень просто проделать в одиночестве. Закройте глаза и допустите легкую дремоту. Часто это вызывает ясное представление о том, что вы хотели бы делать. Среди людей, где действуют соображения долга, соблюдения условностей, нежелания огорчить других, необходимость дурачить начальника и т. д., ситуация сложнее. Но даже при этом признаться себе, что нечто вам не интересно, — это путь к тому, чтобы найти моменты интереса, если уж действительно необходимо делать то, что вы делаете. Но ситуации, которые хронически вызывают скуку, нужно либо изменять, либо избегать их.
Вы можете заметить, как по-разному вы чувствуете себя с разными людьми. Один наводит скуку, другой раздражает, один вызывает подъем, другой — подавленность. Вы, конечно, предпочитаете тех, с кем легко, или тех, с кем вы чувствуете себя счастливым или значительным. В этих ваших реакциях, скорее всего, присутствует немалая доля «проекции» (то есть вы вкладываете свое отношение в других, а затем считаете, что другие заставляют вас чувствовать то-то и то-то); но часто справедливо и другое: когда вы можете почувствовать вполне определенную реакцию на другого человека, может быть, что данный человек, осознавая или не осознавая это, намеревается вызвать в вас эту реакцию. Меланхолик хочет вызвать в вас подавленность, льстец — чувство собственного величия, задира — раздражение, любитель ворчать — недовольство. И наоборот, живой человек хочет вас заинтересовать, счастливый хочет, чтобы вы разделили с ним его счастье. Развивая чувствительное осознавание своих реакций, можно стать «хорошим ценителем людей».
Преодолев тенденцию проецировать нежелательные чувства и отношения на других людей, то есть научившись видеть другого человека, а не собственные проекции на него, можно научиться замечать, когда кто-то хочет заморочить вас потоком слов и фактов, загипнотизировать монотонностью голоса, усыпить и подкупить лестью, ввести в депрессию жалобами и нытьем. Вы можете развить эту полезную интуицию, сначала замечая. как вы реагируете на окружающих людей, а потом наблюдая, подтверждается ли ваша реакция другими чертами поведения этих людей. При этом вы начнете разделять проекции собственных несознаваемых тенденций и действительной интуиции относительно других.
Нарушения равновесия личности исправляются не сдерживанием или подавлением чрезмерно развитой стороны, а сосредоточением на неразвитой стороне. Чрезмерный перевес сенсорной стороны может породить ипохондрию; эмоций — истерию; мышления — принуждающий и фригидный интеллект. Но такой перевес одной стороны обычно сопровождается недоразвитостью в других сферах. Восстановление гармонии и интеграции происходит посредством разблокирования того, что заблокировано. Эта прежде обедненная сторона личности потребует теперь своей доли энергии и внимания, и равновесие будет восстановлено.