- А я займусь этим. Схожу куплю пленку, бумагу, проявители, закрепители, возьму в прокате фотоувеличитель и постараюсь кое что сделать.
- Постой, здесь есть сосед, татарин Рафик, он занимается фотографией и в комнате у него можно проявлять, там все есть, даже красный свет. Сейчас он уходит на работу, я попрошу у него ключи.
Коля уходит и через минуту возвращается с ключами в руках.
- Вот. До пяти часов, комната ваша. А я тоже ухожу, хозяйничай, старик.
Он ушел, в комнату влетает Верка.
- Мальчики... А где Николай?
- Ушел на работу.
- И ничего не поел?
- Нет. Он поест там, в больнице, его покормят.
- Какой у нас план на сегодня?
- Прежде всего, привести себя в порядок, потом я схожу в магазин и начнем фотографировать и печатать документы.
- Я, за... Поехали...
Весь день мы проявляли и печатали документы. Вся Колина комната была завешена сушащимися фотографиями. Мы нашли в углу комнаты шпагат и растянули его по всей площади комнаты. В столе обнаружили изоленту и искрошив ее на мелкие кусочки, лепил на ее кончиках по две фотографии и перекидывал их через шпагат. Снимки везде, на кровати, столе, подоконниках, полу. Перед приходом Рафика, мы кончили работать и приведя его комнату в порядок, уселись на диван.
- Устала? - спрашиваю Верку.
- Нет. Понимаешь, вот что то делаю, а внутри поет... все поет... я свободна. Нет полигона, нет страха, что наголову что то упадет, рядом разорвется ракета с ипритом или другой пакостью...
- Это пока мы здесь. Наружу нам еще выходить нельзя.
- Но когда-нибудь будет можно?
- Когда-нибудь, да.
- Доктор, я так счастлива, поцелуй меня.
Верка закрыла глаза и тянет губы...
Наследующий день, мы готовили пакеты, расписывали сопроводиловки и адреса. Колька узнал через своих знакомых адреса диссидентов и мы прежде всего разослали письма им. Потом разослали пакеты некоторым депутатам, в президиум ЦК КПСС и правительству.
Мы собрались в комнате Николая.
- Ну что теперь, друзья? - спросил он.
- Теперь мы удираем от сюда.
- Почему?
- Как только дойдет до некоторых, какую бомбу мы им подсунули, сейчас же сюда подключат КГБ и другие силы. А эти товарищи сразу же приедут сюда.
Мы молчим, потом Коля спрашивает.
- Когда уезжаете?
- Я бы хотел сегодня. Вера ты как, потянешь?
- Поеду, хоть сейчас.
- Ну вот, мы удираем Коля.
- Куда же вы теперь тронетесь?
- Вот этого мы тебе не скажем. Но если у тебя появятся эти товарищи, назови им любой город в Союзе, который тебе понравиться.
- Ты уверен, что они сюда придут?
- Да.
- Я сейчас сбегаю в магазин...
- Не надо, мы уходим.
- Прямо сейчас?
- Да. Пока, Коля, спасибо тебе за помощь. Мы обязательно тебе напишем. Правда..., королева.
- Обязательно.
Тепло прощаемся с Николаем.
Я веду Верку на вокзал. Первый поезд, который попался нам, был в Ленинград, за два места в купе я уплатил вдвое больше их стоимости, слава богу, мы едем почти через всю Россию.
Было время перемен, генеральный секретарь ЦК КПСС, ввел на свое горе полу демократию и газеты, и телевидение начали полунамеками говорить правду. Скандал начали диссиденты, об алтайском полигоне заговорили и Верховный Совет вынужден был создать комиссию. Газеты сообщили, что полигон решили закрыть и прекратить там испытания ракет. О нас с Веркой забыли...
Прошло два года.
Верка ворвалась в комнату, когда я собирался на работу.
- Боря, на улицах вывешена реклама. Сегодня на манеже выставка, алтайская живопись. Слышишь, алтайская.
- Ну и что?
- Как, ну и что? Ведь я же от туда. Боря, сходим, прошу тебя, сходим.
- У меня завтра дежурство.