... И вот прошло две недели с того дня. У Путина была возможность спокойно обдумать все, о чем мы с ним говорили во время последней встречи. Тогда, 14-го, мы обсудили главное, теперь надо обсудить детали.
29 декабря. 9 утра. Кремль. Он входит в кабинет. И у меня сразу возникает такое ощущение, что он уже другой - более решительный, что ли. Я доволен. Мне нравится его настрой.
Я говорю Путину о том, что решил уйти 31 декабря. Рассказываю, как хочу выстроить это утро, как события будут следовать друг за другом. Телеобращение, подписание указов, передача ядерного чемоданчика, встречи с силовиками и т. д. Вместе вносим незначительные коррективы в наш, теперь уже совместный, план.
... Путин мне очень нравится. Как реагирует, как корректирует некоторые пункты в этом плане - все четко и очень конкретно.
Я люблю этот момент работы. Когда от эмоций, чувств, идей все переходит в жесткую плоскость реализации решения. Простая вещь: один президент уходит, другой, пока еще исполняющий обязанности, приходит. Сухо, строго и юридически точно воплощаем в жизнь статью Конституции РФ. Главное, поскольку все это в первый раз, ничего не забыть.
... Наконец работа завершена. И кажется, ничего не упустили. Официальный кабинет не способствует проявлению чувств. Но вот сейчас, здесь, когда я в последний раз рядом с ним в роли президента, а он в последний раз еще не первое лицо страны, мне многое хочется сказать. По-моему, ему тоже. Но мы ничего не говорим. Пожимаем руки друг другу. Обнялись на прощание. Следующая встреча - 31 декабря 1999 года.
30 декабря. Юмашев принес текст телеобращения. Я прочитал его несколько раз, стал править: никто не должен думать, будто я ухожу в отставку по болезни или кто-то вынудил меня пойти на это решение. Просто я понял: это надо сделать именно сейчас.
Валентин заспорил, сказал, что никто и не думал, что вас можно заставить уйти - по болезни или по какой-либо другой причине. Какая еще болезнь за полгода до выборов?! Эта правка утяжеляет текст.
Я подумал, еще раз перечитал и согласился: пожалуй, он прав.
31 декабря проснулся раньше обычного. Не мог долго спать в этот день.
После обычного семейного завтрака, когда я уже собирался на работу, Таня напомнила: "Маме скажешь?"
Я снова засомневался: "Может быть, не надо ее сейчас волновать?" "Папа, ну я тебя прошу".
Стоял в прихожей, не знал, что делать. Медленно застегивал пальто.
"Наина, я принял решение. Я ухожу в отставку. Будет мое телеобращение. Телевизор смотри".
Наина застыла на месте. Глядела то на меня, то на Таню. Все никак не могла поверить. Потом кинулась, как вихрь какой-то, меня целовать, обнимать: "Какое счастье! Наконец-то! Боря, неужели правда?!" - "Все, мне пора".
Еще ничего не началось, а я уже успел разволноваться до предела.
Но Таня была права. Не предупредить жену, самого близкого человека, о таком решении - плохо. Не по-человечески. Похоже, я становлюсь излишне сентиментальным, из политика превращаюсь опять в обычного человека. Вот это да!
К подъезду подъезжает машина. Особое шуршание шин бронированного автомобиля. Толя Кузнецов, руководитель службы безопасности, привычно открывает дверь. Он думает, что еще полгода вот так, каждое утро, мы с ним будем отправляться в Кремль. Толе я ничего не сказал. Поговорю с ним по душам потом, после отставки.
8 утра. Волошин вызывает к себе в кабинет руководителя правового управления администрации Брычеву и помощника главы администрации по юридическим вопросам Жуйкова. Дает указание: подготовить указы об отставке президента страны и два письма - в Думу и Совет Федерации.
8.15 утра. Захожу в свой кремлевский кабинет. На столе, как обычно, лежит план сегодняшних мероприятий. Во столько-то - запись новогоднего обращения, затем встреча с премьер-министром Путиным, потом у меня встречи с замами главы администрации и обсуждение январского плана, наконец, несколько телефонных звонков.
Но этот план уже не нужен.
Я достаю из внутреннего кармана пиджака свой план, по которому я сегодня буду жить. Лист помялся. А я терпеть не могу мятые бумаги. Пытаюсь его разгладить, кладу на стол.
Сверху прикрываю папкой. На всякий случай, чтобы никто не увидел. Хотя что уже скрывать, счет пошел на минуты.
9 утра. В кабинет входит заведующий канцелярией Валерий Семенченко, кладет мне на стол традиционную президентскую почту. Эту пачку документов я должен до конца дня просмотреть (шифротелеграммы, различные сообщения силовиков, телеграммы из МИДа и т. д.), а вот это подписать: два письма, вето на законы, несколько поручений различным ведомствам, приветственные телеграммы. Я смотрю еще на один документ - концепция послания президента Ельцина Федеральному Собранию. "Уже не понадобится", - думаю про себя.
Семенченко поздравляет с наступающим Новым годом, уходит.
Все документы, что лежат сейчас на столе, для меня уже никакого значения не имеют. Кроме моего помятого плана. Где же главные указы? Нажимаю на кнопку дежурного приемной, спрашиваю, когда будет Волошин.
Он входит с красной папкой. Лицо взволнованное. Вот, кажется, и Александра Стальевича проняло. Как-то он несмело начинает: "Борис Николаевич, вот, все вроде подготовили... " Я строго на него смотрю: "Вы там что, засомневались вдруг? Действуйте по плану!" Волошин смотрит на меня удивленно: "Да нет, что вы, Борис Николаевич. Мы действуем".
Я опять нажимаю кнопку дежурного. Прошу к 9.30 вызвать Путина.
Раскрыл красную папку с указами.
1. В соответствии с частью 2 статьи 92 Конституции Российской Федерации прекращаю с 12 часов 00 минут 31 декабря 1999 г. исполнение полномочий Президента Российской Федерации.
2. В соответствии с частью 3 статьи 92 Конституции Российской Федерации полномочия Президента Российской Федерации временно исполняет Председатель Правительства Российской Федерации с 12 часов 00 минут 31 декабря 1999 г.
3. Настоящий Указ вступает в силу с момента его подписания.
Ну слава Богу! И с большим чувством и удовольствием, с особым скрипом водя пером, подписываю указ.
Ровно в 9.30 в кабинет входит Путин. Мы здороваемся. Я прошу пригласить в кабинет руководителя протокола Владимира Шевченко, пресс-секретаря Дмитрия Якушкина, кремлевского оператора Георгия Муравьева, фотографа Александра Сенцова.
Внимательно смотрю на всех, потом вслух зачитываю указ. Шевченко первый не выдерживает. "Борис Николаевич, - почти стонет он, - давайте пока не будем указ выпускать. Подождем недельку. У нас с вами поездка в Вифлеем".
Я смотрю на Путина. Он сдержан. Чуть смущенно улыбается. Я жму ему руку: "Поздравляю".
Мои сотрудники в шоке. Анатолий Кузнецов, Валерий Семенченко, Алексей Громов, Андрей Вавра, секретари приемной, всех сейчас не перечислю. Помню только их удивленные глаза. И немой вопрос: зачем? Я понимал, что все это для них будет неожиданностью, но не предполагал, что до такой степени.
Так. Теперь запись телеобращения.
Вхожу в знакомые новогодние декорации представительского кабинета. Та же телевизионная группа. Но вид у них отнюдь не праздничный. Они уже знают, что я ухожу в отставку. Полчаса назад, в соответствии с нашим планом, Волошин принес им текст моего телевизионного обращения. Оно уже набрано на телесуфлере.
Я решительно направляюсь к столу, сажусь. Звучит команда режиссера Калерии Кисловой: "Мотор. Начали!" Я вдруг чувствую, что у меня сел голос. Слава Богу, не забыли поставить стакан воды. Делаю глоток и произношу уже спокойно: "Дорогие россияне! Дорогие мои... "
Я почти не волновался. Почти... Правда, один раз соринка в глаз попала. И я смахнул ее рукой.
Когда произнес последнюю фразу, услышал, как в зале тикают часы. А потом кто-то захлопал, потом еще кто-то и еще. Я поднял глаза и увидел, как вся телегруппа, стоя, приветствует меня. Я не знал, куда деваться. Женщины не скрывали слез, и я их подбадривал как мог. Попросил принести
шампанское, женщинам подарил цветы. Мы чокнулись, подняли бокалы за Новый год, за этот день.
Я попробовал внутренне оценить, как я чувствую себя, какое у меня настроение. И с некоторым удивлением понял, что настроение хорошее. Очень хорошее, бодрое.
Оператор вытащил кассету из телекамеры. Я взял ее в руки. Маленькая черная коробочка. Вот! Самый главный документ! Пожалуй, важнее любых указов и писем в Думу. Здесь я объявляю людям о своем решении. С момента выхода в эфир моего телеобращения заканчивается мой президентский срок и начинается отсчет времени исполнения обязанностей Владимиром Путиным.
Ищу глазами Юмашева. Киваю ему. Он берет в руки кассету и уходит. Около 6-го подъезда Кремля стоит бронированная машина, у выезда из Боровицких ворот - машина сопровождения ГАИ. Именно так, с охраной, кассета должна быть доставлена в Останкино, на телецентр. И там Юмашев должен лично проследить, чтобы ровно в 12 часов дня телеобращение вышло в эфир.
Что у меня дальше в плане? Встреча с патриархом Алексием. Я вернулся в кабинет. Медленно вошел патриарх. Я сообщил ему о своем решении. Он посмотрел на меня внимательно. Долго держал паузу. "Мужское решение", сказал патриарх совсем не церковные слова. Потом искренне благословил. Какое-то время мы поговорили втроем - патриарх, Путин и я. Заметил, и это было приятно, что у Владимира Владимировича сложились с его святейшеством добрые, человеческие отношения. Путину нужна будет помощь этого мудрого человека...
Патриарх пожелал нам удачи и попрощался.
Следующий этап - передача ядерного чемоданчика. Поскольку для публики это действие самое интересное, по просьбе Дмитрия Якушкина мы засняли с помощью нашего телеоператора этот исторический акт на пленку. Хотя процедура на самом деле достаточно скучная.