Катерина всплеснула руками, острый носик ее побелел, она быстро перекрестилась.
- Свят, свят... убить. И за мешок золота не убью.
- А вот они убили. Как же их в тюрьму не посадить?
Из показаний Катерины Богушевич узнал, что убитая и убийцы жили между собой в мире, ссужали друг друга солью, деньгами, бывало, и ссорились и мирились, ходили в гости. Тихо жили, по закону, исповедовали православную веру.
- А что еще знаете по этому делу? Что еще можете рассказать?
- Так все я рассказала, паночку. Что вам от меня надо, чего мучите, смилуйтесь. Ничего я не знаю. Не я убила Параску, я там и близко не была.
- Не мучаю я вас, а хочу, чтобы вы рассказали про Серафиму и Насту и про все, что знаете, а вы не хотите говорить.
- Боже, так я и думала, что вы про седло дознаетесь. Про это проклятое, поганое седло, чтоб оно сгорело! Чтоб у него, моего сыночка, руки отнялись, когда он то седло брал, чтоб черт его напугал...
Богушевич удивленно и недоуменно поглядел на Катерину.
- Про какое седло вы говорите? Не понимаю вас, Екатерина Герасимовна. При чем тут седло?
- Все вы, пан, понимаете, все знаете. На то вы и учены, чтобы все знать. Мой сын Антипка гостил в Корольцах да и привез оттуда седло. Говорит, в кустах нашел.
"А ведь из конюшни Глинской-Потапенко действительно пропало седло, вспомнил Богушевич. - Так, может, это оно и есть".
- Так прямо из Корольцов и приволок седло? - спросил Богушевич нарочито равнодушным тоном, словно это его совсем не интересовало. - А зачем ему седло?
- Вот и я ему говорю: на что тебе седло? Ты что, женку свою оседлаешь, как оженишься, скакать будешь на ней?
- Новое седло, хорошее?
- Куда там. Старое. Врет, негодник, что нашел в кустах. Разве седло потеряешь? Это ж не шапка, не кошелек с деньгами, что можно с пьяных глаз уронить. Вот мой муженек пошел к портному кожух купить, а вернулся и без денег, и без кожуха. Потерял, говорит...
- Где оно теперь, седло это?
- А у нас на чердаке, в соломе, - сказала они тихо, как по секрету, подавшись вперед. - Говорю: спрячь, дурень, чтоб люди не видели... Ну вот, паночку, и все про седло. А про Серафиму и Параску я тоже все рассказала.
- Что ж, спасибо и за это. - Богушевич молча, на отдельном листе записал то, что она рассказала ему про седло, потом спросил: - А как же ваш Антипка это седло домой притащил? На плечах? Путь неблизкий.
- На каких плечах? Брат мой Симон привез на телеге.
- Симон, брат ваш? А фамилия его?
- Иванюк. Он меня старше, в Корольцах живет. Я ж оттуда замуж в Конотоп вышла. Паночку, а на что вы это все записываете?
- Да так, чтобы знать фамилию вашего брата Симона.
До нее что-то дошло, заподозрила недоброе, острый носик побелел, глаза слезливо заморгали.
- Так это я, дурная, вон что вам наговорила, теперь Антипку и Симона посадите... - Растерянная, напуганная, Катерина заплакала.
Богушевич подошел к ней, стал успокаивать.
- Послушайте меня внимательно, - дотронулся он до ее плеча. - Про седло никому не говорите... Лежит на чердаке в соломе? Ну и пусть лежит. Понадобится - заберем. А так никто не должен о нем знать. Только не вздумайте продавать его. Ладно?
Катерина вытерла глаза фартуком, перестала плакать, молча закивала головой.
- Не станем продавать, не станем. Только не забирайте Антипку.
- Да не заберу я его. А теперь подождите, пожалуйста, в коридоре. Я вас потом вызову.
Катерина встала и кинулась к дверям.
Оставшись один, Богушевич достал из папки докладную исправника о пожаре, жалобу Глинской-Потапенко, объяснения, взятые становым у дворовых имения. Как указано в деле, сгорела упряжь на шесть лошадей и разный инвентарь. А седло, по словам конюха, исчезло еще до пожара, хотя и в тот же вечер. Конюх не увидел его на месте, но помещице о том не сказал, думал, что она распорядилась его убрать. В тот самый день, как сказала Катерина, Антипка гостевал у дядьки в Корольцах... Все сходится, можно сказать, воры и седло найдены. Осталось найти причину пожара. Из разных объяснений видно, что конюшня загорелась изнутри, никого из работников там в этот момент не было. Выходит, поджег кто-то чужой. Не умышленно, по неосторожности? Но что было делать вечером чужому человеку в конюшне? Может быть, искал что-нибудь, светил себе спичкой, солома и вспыхнула? А вором мог быть тот же Симон. Разгадка элементарно проста.
Богушевич даже улыбнулся - уж больно легко все распуталось. Ну, а если бы Катерина по неразумению не рассказала ему про украденное седло, не выяснил бы он, что оно спрятано у нее на чердаке? Что ж, бывают дела, при выяснении которых невероятно везет следователю. Как в Нежине, при расследовании одного убийства. Подняты были на ноги следователи, полиция, врач, а убийцу найти не могли. И вдруг трехлетний ребенок убитой женщины возьми и скажи: "А маму зарезал дядька Игнат и нож свой туда в скрыню кинул. А потом дядька Игнат плакал". Игнат был полицейским того околотка...
Богушевич написал приставу, чтобы тот с понятыми, оформив все, как положено, без особой огласки и шума забрал седло у Пацюков, а Антипа Пацюка прислал к нему в участок.
"Вот и хорошо", - радовался Богушевич, что так удачно началось расследование, конец ниточки сам попал в руки. Стукнул в стену, позвал Давидченко, велел послать курьера с запиской к становому.
- А курьер в бегах. Я его к Потапенко отправил. Алексей Сидорович почему-то не пришел. Может, захворал. - Его тонкие губы кривила неприятная ухмылка, глаза плутовато бегали, стараясь уклониться от встречи с глазами Богушевича. - Я сам отнесу. Иду обедать, мне по дороге. - И вышел, читая на ходу бумагу.
Богушевич решил Катерину пока что не отпускать, а то пойдет, одумается и перепрячет седло, да еще и Антипку подучит, как и что отвечать следователю. Позвал ее из коридора в кабинет, стал спрашивать про разные разности, только чтобы не молчать, - пусть думает, что пану следователю интересно ее слушать.
- Хорошая осень стоит, - говорил Богушевич. - Теплая, солнечная. Тыквы у вас хорошие уродились? А бураки? Ну, и славно, Екатерина Герасимовна. А Антипка в школе учился?
- Ученый Антипка, - повеселела Катерина. - Три года учился.
- А в шинок ходит?
- Паночку, кто ж из парней не ходит? Кто ж из них не любит горилки? Вы же тоже не прочь выпить и в шинке посидеть. Вчера же сидели.
"Ну и ну, - передернул плечами Богушевич. - Раз в год заглянешь к Фруму, и весь город знает. Ну и город".
Богушевич заметил, что Катерина была без узелка. Неужели оставила в коридоре? Спросил об этом.
- Паничу отдала. Сказал, что с вами поделится.
- Этому длинному, патлатому, что только что был здесь?
- Ага. Он сказал, что вы сами не возьмете, боитесь, так он вам отдаст.
"Хапуга, негодяй, - возмутился Богушевич, - никогда своего не упустит, взяточник". Быстро вышел из кабинета, думая застать Давидченко в канцелярии, но двери были заперты. Вернулся сердитый, сказал Катерине:
- Как воротится этот панич, я его с вашим салом отправлю к вам. Домой принесет.
Посидели еще немного, поговорили. Богушевич, решив, что становой уже получил его бумагу и послал людей в дом Катерины забрать седло, наконец отпустил женщину.