У меня были свои подозрения относительно "кто еще"; но, как и раньше, я сохранил их при себе.
По-прежнему в бинокль я стал смотреть на рощу со всех сторон. Она покрывала лишь небольшой участок равнины, всего два или три акра; и никто не смог бы незаметно из нее выйти.
- Что ж, капитан, - продолжал мой проводник, - если там краснокожие, нам нужно позаботиться о своих скальпах. Чем быстрее мы погасим костер, тем лучше. Зря мы его разожгли!
Я вздрогнул, услышав эти слова: они имели смысл; торопливо отложив бинокль, принялся помогать Гринлифу гасить огонь. Воды у нас не было, но, к счастью, прутья еще не занялись, и жителю равнин тяжелыми кожаными сапогами скоро удалось затоптать искры, и даже тоненькой струйки дыма больше не поднималось над нашим костром.
Удовлетворенные сделанным, мы вернулись к краю утеса и снова стали смотреть на лесистый "остров", как назвал его Гринлиф.
Я опять внимательно осмотрел рощу в бинокль, но никакой перемены не увидел: все казалось, как всегда; на просторах равнины больше не видно было черной лошади без всадника. Может, она ускакала назад в рощу? Или скрылась за скалистыми выступами на севере, через которые, подобно нам, прискакала сюда.
- Ха! А это что? - закричал Гринлиф, который невооруженным глазом, казалось, видел лучше, чем я в бинокль.
- Что?
- Смотрите туда, капитан!
Я посмотрел и успел заметить, как с южной стороны рощи выехал на черной лошади всадник в алой накидке! Он скакал быстрым галопом, как будто его задержали и он торопился наверстать время. Конечно, это был дон Гиберто, направляющийся в Сан Джеронимо.
Мы со смехом снова разожгли костер; Гринлиф посмеивался над собственным страхом перед индейцами; мы оба испытывали облегчение, увидя, что молодой Наварро жив. Теперь объяснились выстрелы и другие обстоятельства, которые показались нам странными. Мой проводник знал, что дон Гиберто достаточно американизирован, чтобы иметь с собой револьвер кольт; въехав в рощу, он вспугнул какое-то животное - может быть, пуму или ягуара - и трижды в него выстрелил. Третьим выстрелом, наверно, убил. Но, спешиваясь, забыл привязать лошадь; она испугалась и поскакала назад; потом передумала и вернулась к хозяину, пока мы гасили свой костер.
Таково было правдоподобное объяснение, данное проводником; мне оставалось только согласиться с ним. Как иначе объяснить это странное происшествие?
* * *
Мы поужинали и легли спать, больше не думая о случившемся. Нам теперь хотелось как можно раньше уехать с Зачарованной горы и вернуться в "Las Cruces" к началу праздника. Дон Дионисио обещал познакомить меня с некоторыми cosumbres de Mexico (мексиканскими обычаями).
Глава V
ГАЛОП РАДИ ЖИЗНИ
С первыми лучами рассвета мы были на ногах, оседлали лошадей к уже собирались садиться верхом, когда Гринлиф, посмотрев на юг, заставил меня еще раз вздрогнуть своим неожиданным восклицанием. Теперь это было не просто "Ха!", а несколько фраз, коряво-комичных и слегка богохульных, тем не менее с серьезным содержанием.
- Господь и ножницы! Смотрите туда! На этот раз индейцы - верно, как выстрел!
На южном краю равнины виднелось облако пыли, а под ним цепочка черных точек; только привычный взгляд проводника смог узнать в них всадников. Посмотрев в бинокль, я понял, что они скачут очень быстро, а к тому же заметил и то, чего не разглядел проводник: перед этим стремительным строем, намного опередив его, скачет одинокий всадник в алом.
Теперь Гринлиф тоже увидел его и воскликнул:
- Клянусь Господом, дон Гиберто! И его преследует отряд краснокожих!
Так и есть. Я ничего не ответил, но с бешено бьющимся сердцем продолжал следить за погоней.
Когда мы увидели его впервые, всадника отделяли от преследователей по крайней мере полторы лиги, и Гринлиф подбадривающе воскликнул:
- Не бойтесь за него, капитан: ему не угрожает ни малейшей опасности! Лошадь уберется с равнины раньше, чем индейцы доскачут до середины. Вот увидите.
Но я не увидел этого. Напротив, увидел, что преследователи не отстают, а догоняют. Постепенно, но довольно заметно разделяющие их четыре мили превратились в три. Проводник тоже заметил этот все сокращающийся интервал и сказал:
- Очень странно! Ничего не понимаю. Черная лошадь, должно быть, ранена: уж очень тяжело она идет.
Пока он говорил это, преследуемый всадник приблизился к роще - он явно хотел до нее добраться.
Но что это ему даст? Если надеется спрятаться, это не поможет и нанять минут. Толпа преследователей сразу прочешет всю рощу. Тогда зачем он к ней едет?
- Может быть, - предположил Гринлиф, - его лошадь хочет пить, и он думает, что потом она поскачет быстрее. Возможно. Все-таки что-то случилось с лошадью.
Преследуемый добрался до рощи; преследователи - теперь я ясно видел, что это индейцы, - еще находились в трех милях за ним. Скакали они не быстро; очевидно, лошади устали после долгой скачки; и тем не менее расстояние сокращалось. Всадник, добравшись до рощи, исчез в ней.
Долго ли он там пробудет? Мы напряженно ждали, когда он покажется снова. Прошло пять минут - достаточно, чтобы лошади вволю напиться; шесть... семь... по-прежнему ни следа... а черная когорта все ближе и ближе. Неужели он отыскал убежище среди деревьев, собираясь дорого продать свою жизнь? Или в отчаянии решил умереть? А может, лошадь, напившись, упала замертво?
- Ура! Он выехал! - воскликнул мой спутник, когда по другую сторону рощи показалось красно-черное пятно и заскользило в сторону "Las Cruces". Теперь посмотрим, стало ли легче лошади после питья, - добавил он.
Мы стояли молча и смотрели.
Мы надеялись, что преследователи задержатся в роще, чтобы обыскать ее. Но нет; они скакали широким фронтом; и не успел всадник в красной накидке отъехать на сто ярдов, как индейцы на флангах его увидели. Поэтому в рощу они вообще не зашли; проскакали мимо. Теперь снова все дело решала скорость лошадей, и черная лошадь, несомненно, скакала резвее. Но я заметил, что скачет она как-то странно, неровно, временами подскакивая, словно от удара хлыстом или шпорами. Однако в бинокль я не видел никаких движений всадника, а повод был не у него в руках, а свисал с шеи лошади. Я дивился всему этому; рассказал спутнику - невооруженным глазом он этого не видел, - и он тоже удивился.
Наше удивление еще не достигло кульминации, хотя дело шло к этому. Индейцы продолжали догонять; наконец дикари, размахивая оружием, устремились вперед. Дюжина индейцев догнала всадника и поскакала рядом с ним. Я ожидал увидеть на траве красную накидку, а под ней мертвое тело.
Но нет! Что они там делают?
- Что это? - спросил Гринлиф, удивленный не меньше меня: индейцы неожиданно остановились и, словно по приказу, попятились! И не стали возобновлять преследование; напротив, собрались группой, несколько секунд возбужденно жестикулировали, потом повернули лошадей и поехали назад, медленно и удрученно, словно в похоронной процессии.
На этот раз они вошли в рощу, видимо, намереваясь напоить лошадей, но вскоре снова выехали и направились туда, откуда появились. Мы следили за ними, пока их фигуры не потерялись на фоне сьерры, которая ограничивает равнину с юга; красная накидка давно исчезла из виду в противоположном направлении.
- Клянусь прыгающим жеребцом! - воскликнул Гринлиф, когда мы сели верхом и направились домой. - За четверть столетия жизни в горах и прериях ничего подобного не видел; а ведь я был в Скалистых горах вплоть до Орегона; никогда не встречал такую загадку! Если бы я не был уверен, что в красной накидке был молодой Наварро, я бы сказал, что это сам дьявол и что он пришел с Зачарованной горы. Потому что она действительна зачарованная, капитан; и чем скорей мы отсюда уберемся, тем безопасней для наших скальпов.
Глава VI
FIESTA DE LA NATIVIDAD
Мы вернулись в "Las Cruces" вскоре после полудня и обнаружили, что фиеста уже в полном разгаре. "Гонка за быком", "петушиный бой", состязание всадников и другие национальные виды спорта проводились на обширной равнине вблизи casa grande; здесь был воздвигнут большой навес, украшенный гирляндами цветов и ветвями вечнозеленых растений. Ибо, хотя наступило Рождество, Коагуила расположена в районе, где растут пальмы, и воздух был теплый, как весной на севере. Собралось очень много народу - короче, все, кто жил в округе в двадцать миль - vaqueros, rancheros и тому подобные, встречались и представители высшего класса - hasiendados. Женщины были представлены смуглыми девушками, одетыми в лучшие платья; среди них встречались настоящие красавицы. Воздух был полон звуками музыки, гитарными аккордами; jarana (шутки, веселье) смешивались с веселыми голосами, песнями и смехом.
При нашем появлении все смолкли. Tigrero, отправившись к приятелям, рассказал, что мы с вершины Сьерро Энкантадо видели индейских bravos. Посреди заполненного людьми лагеря словно взорвалась бомба, крики и вопли могли показаться нелепыми и смешными. Но нет вдоль Рио Гранде района, где бы крик "Los indios!" не вызывал страха и отчаяния. Сами мы удивились, что первыми сообщаем эту новость. А где дон Гиберто? Такой вопрос задал бы я, если бы мне не задал его мелодичный, но дрожащий женский голос:
- О, сеньор капитан! Вы его не видели?
Спрашивала донья Беатрис; она подошла ко мне, когда я слез с седла, и тревожно посмотрел а в лицо.
- Кого не видел, сеньорита? - удивленно спросил я; я понимал, что она имеет в виду Наварро, но думал, что он давно вернулся.
- Дона Гиберто! - ответила она неуверенно и шепотом; на щеках ее появилась краска. - Говорят, вы видели индейцев, а он...
Ее прервало появление всадника, который прискакал галопом и спрашивал дона Антонио Наварро. Отец Гиберто присутствовал на фиесте, а прискакал один из его vaqueros. Вскоре хозяин и слуга принялись оживленно разговаривать. Мы с молодой леди стояли недалеко от них и слышали каждое слово.
- Сеньор дон Антонио, - торопливо сказал слуга, - вернулась домой лошадь вашего сына.