Был в той первой группе кандидатов и еще один человек, глубокое уважение к которому все мы храним по сей день. Он не стал космонавтом, хотя пришел в наш коллектив с благословения самого С. П. Королева. Я говорю о замечательном летчике, личности легендарной даже в кругу его коллег, Сергее Николаевиче Анохине.
Ему, получившему звание Героя Советского Союза за испытания новейшей авиационной техники, за многолетний труд, полный рискованнейших полетов, было 56 лет, когда он присоединился к нашей группе. Невысокий, худощавый, Сергей Николаевич многим из нас давал фору в физической силе, упорстве, прекрасно чувствовал себя на спортивных снарядах, легко, элегантно, будто занимался этим всю жизнь, ходил на ходулях.
Помню, как нас поразил Анохин одним из спортивных трюков. Стоя на полу, Сергей Николаевич начал вдруг заваливаться вперед и падал лицом вниз, так и не выставив перед собой руки. Тем, кто рискнет проделать такое, рекомендую не спешить: в лучшем случае, ущерб составит лишь разбитый нос. "Все дело в том,- пояснил Анохин,- что надо совершенно прямо держать корпус и голову. А так все очень просто". Действительно, просто, если не считать незаурядного самообладания...
Убежден, что, научившись этому, скромнейший Анохин менее всего помышлял поразить кого-нибудь своей ловкостью. Это лишь эпизод огромной, никогда не прекращавшейся работы над собой, которую всю жизнь вел этот великолепный летчик и прекрасный человек. Совсем еще молодым будущий Герой Советского Союза заставлял себя прыгать с парашютом с высоты всего 100 метров! Покинув самолет, он моментально раскрывал спасительный зонтик, и ноги встречали землю, едва воздух наполнял шелковый купол...
Как-то на предприятие, где собирали уже корабли "Союз", приехал Дмитрий Федорович Устинов, в то время секретарь ЦК КПСС. Увидев среди нас Анохина, он оживился:
- Здравствуй, Сергей Николаевич, давно тебя не видел! - и после теплой беседы сказал: - Я тебя, Сергей Николаевич, знаю как очень хорошего человека, с большим жизненным и профессиональным опытом и надеюсь, что воспитаешь из этих ребят достойных космонавтов...
Так получилось, что врачебная комиссия закрыла для Анохина дорогу в космос, но нашим воспитателем, наставником Сергей Николаевич остался на многие годы, и все мы благодарны ему за большую школу мужества и мастерства, которую прошли у этого удивительного человека.
С тех пор я провел не менее десяти циклов подготовки к космическому полету, дважды летал, несколько раз был дублером. Довелось мне готовиться на новом в те времена корабле "Союз" с Юрием Алексеевичем Гагариным.
О первом космонавте написано так много, что вряд ли мне удастся добавить к его портрету новые штрихи. И все же хочу сказать о редкой способности Юрия Алексеевича сдерживать эмоции. Корабль "Союз" был тогда машиной новой, необлетанной. Понятно, то и дело возникали спорные ситуации, что-то не получалось. Что скрывать, у меня порой появлялось раздражение, и оно, видимо, выплескивалось наружу. Реакция Гагарина была неизменной - он отводил меня в сторону и говорил: "Спокойно, не сердись, держи себя в руках!" Думаю, что эта его черта сыграла важную роль при выборе Гагарина в качестве первого пилота орбитального космического корабля. Во многом благодаря его влиянию я научился более спокойно вести себя в любой, даже самой напряженной, ситуации.
Не могу не вспомнить вроде бы простую историю, свидетелем которой стал, когда мы знакомились с кораблем на заводе-изготовителе.
Как-то мы засиделись в "Союзе" дольше обычного. Огромный цех опустел. Видимо давно поджидавший этого момента, к Гагарину подошел рабочий и рассказал про свое житье-бытье: давно на заводе, в семье пополнение, а с жильем плохо. В общем, попросил Юрия Алексеевича помочь.
Нужно ли говорить, как много дел у космонавта, как поминутно расписан его рабочий день. Однако Гагарин на следующее же утро навестил завком предприятия, где после обстоятельного разговора его заверили, что рабочий в самое ближайшее время получит положенное ему жилье...
Еще одно - на этот раз трагическое - воспоминание, связанное с Гагариным. Утром 27 марта 1968 года, сделав на тренировке уже по одному прыжку, мы с тревогой вглядывались в темные тучи, несшиеся низко над землей. Успеем ли подняться еще раз, или непогода заставит перейти, как говорят парашютисты, к прыжкам в длину? Вдруг издалека донеслись какие-то взрывы, гулким эхом прокатившиеся по окрестностям. Через несколько минут по непонятной для нас причине отменили запланированные полеты и парашютные прыжки: позже мы узнали, что случилось в густых лесах близ Киржача. В тот день, выполняя тренировочный полет на истребителе, погибли Юрий Алексеевич Гагарин и полковник Владимир Сергеевич Серегин...
...Качнувшись, автобус останавливается у монтажно-испытательного корпуса, МИКа. Здесь собирают перед стартом ракету-носитель, стыкуют с ней корабль, отсюда ее вывозят на стартовую площадку. В МИКе мы надеваем полетные скафандры и в последний раз обедаем по-земному. Еду прихватил с собой наш знакомый врач; мясо с рисом, бульон в термосах, свежую зелень, сок. Для сангигиены заставляет нас протереть руки спиртом. Кончаем предстартовую трапезу, снова садимся в автобус...
Еще одна остановка.
Это тоже традиция - на этом месте 12 апреля 1961 года останавливался автобус, везший Гагарина к "Востоку". Отсюда уже хорошо видна стартовая площадка. Последние десятки метров, стоп! Выходим, шагаем навстречу комиссии.
Последние предстартовые слова, официальные и дружеские, напутственные. Впереди - 500 метров пешего пути, что отделяют нас от пышущей испарениями ракеты, старт нашего "Союза", стыковка с лабораторией-ветераном "Салют-6", встреча с его экипажем в тесных, но таких уютных, обжитых отсеках орбитальной станции. И работа, много работы по программе первого советско-венгерского космического полета.
Ступеньки к лифту - первый рубеж высоты перед стартом на орбиту. Поднимаемся на верхнюю площадку. Отсюда еще можно разглядеть тех, с кем простились на космодроме. Пора садиться в корабль.
Первым это проделывает Берци. Вот он скрылся в бытовом (или, как его еще называют, орбитальном) отсеке (БО), а оттуда перебрался в спускаемый аппарат (СА). Теперь мой черед. Проверяю находящуюся в орбитальном отсеке документацию, внимательно осматриваю все вокруг, подсоединяю электропитание вентиляции скафандра, включаю, но вентилятор не работает...
- В чем дело?
- На ракете сейчас питания нет,- сообщает дежурный техник,- поэтому вентиляция работать не может. К тому же и освещение можно использовать только переносное.
Вот те на! Скафандр без вентиляции - великолепная парная, но он не для этого предназначен. И момент для бани больно неподходящий, да и за бортом температура плюс 30 градусов. Нужно срочно подать электропитание на борт!
Техник немедленно передает нашу просьбу вниз, и через несколько минут вентиляция скафандров заработала. Уф-ф!
В орбитальном отсеке порядок - все на месте и должным образом закреплено. Опускаюсь в свое кресло рядом с Берци и прикрываю за собой люк. Можно начинать работу.
Нам предстоит подготовить системы корабля к старту, проверить его исходное состояние. Все идет по расписанию. Вот уже установлена связь с командным пунктом:
- "Шестнадцатый-второй", я - "Орион"! Как меня слышите? Прием.
- "Орион", я - "шестнадцатый-второй", слышу вас хорошо. Разрешаю приступить к проверке состояния систем.
- "Шестнадцатый-второй", понял вас. Приступаем! Проверяем прибор за прибором, одну систему за другой...
- "Орион", у вас люк СА-БО закрыт на пять с половиной оборотов. Прошу закрыть люк полностью.
Закрываем люк, проверяем стопор. Порядок. Вот еще один рубеж: с этого момента мы изолированы от окружающего мира в небольшом спускаемом аппарате, теперь нас с Землей связывает только телефонная связь.
От имени экипажа корабля "Союз-36" докладываю: к космическому полету готовы, приложим все свои знания для выполнения порученного нам ответственного задания,
- Мне, гражданину Венгерской Народной Республики, члену Венгерской социалистической рабочей партии, оказана высокая честь совершить в составе международного экипажа космический полет на советском корабле "Союз-36" и научной станции "Салют-6",- говорит Фаркаш. Свой полет в космос посвящаю 35-й годовщине освобождения родины от фашистского ига героической Советской Армией - историческому событию, открывшему венгерскому народу путь строительства нового, социалистического общества. Наш совместный полет демонстрирует братскую сплоченность партий и народов Венгрии и Советского Союза.
- "Орион", давление в БО восемьсот миллиметров. Приступайте к проверке герметичности люка СА-БО!
Чтобы убедиться в герметичности спускаемого аппарата, нужно знать, хорошо ли, плотно ли закрыт люк. Тест простой: отсек наддувают, создают избыточное давление и следят, не уменьшается ли оно со временем. Если падает, значит, где-то утечка. Точно так же проверяют герметичность скафандров, плотность соединения кораблей после стыковки на орбите.
Однако так ли уж важна герметичность скафандров, если и в самом отсеке с давлением полный порядок? Важна. Во всяком случае, для полного спокойствия экипажа и тех, кто отвечает за нашу безопасность. Случись нештатная ситуация при старте, упади давление в отсеке, герметичность скафандров не нарушится...
Кстати, как с воздухонепроницаемостью скафандров? До старта всего 40 минут. Надо успеть и это проверить.
Опускаем забрала шлемов, закрываем клапаны скафандров. Отсчитываю секунды: пять, десять, пятнадцать... Нет, что-то не растет в моем скафандре давление... А у Берци?
- Командир, давление увеличивается! Скафандр герметичен, все нормально.
Вот как! У него нормально, а мой не спешит наполняться. Что случилось?
Проверяю все вновь - плотно ли прижато забрало, хорошо ли закрыт клапан... Все нормально! Так, теперь перчатки... Вот и место утечки - не полностью закрытый замок на одной из них.
Да, не зря предусмотрены по плану такие проверки: они позволяют заранее выявить всевозможные сюрпризы. Память невольно возвращает к событиям пятилетней давности, к советско-американскому полету, когда одна неточность в действиях заставила всех нас поволноваться перед стартом.
Все шло нормально, у нас выкроилось свободное время, и мы, сидя в кабине, слушали музыку... И вдруг мне отчего-то стало не по себе. Начинаю шарить взглядом по приборам, вижу, выросло, и прилично, давление в спускаемом аппарате. В чем причина? Очень важно быстро найти неисправность. Предположил, что, наверное, неплотно закрыт кран в системе, подающей воздух в скафандры. Так и оказалось. Во время проверок с краном работали и, видно, закрыли его неплотно.
Итак, скафандры проверены... За работой летит время, до старта - 30 минут, 20...
Припоминаю впечатления от предыдущих стартов, чувствую, разволновался: чаще стало сердце биться, поднялось давление. А как Берци? Внешне совершенно спокоен - сидит как ни в чем не бывало. Ну а мне, командиру, совсем уж не к лицу такие "сантименты". Пришлось поднапрячь волю, чтобы успокоиться.
Так всегда: когда занят - не до волнений. Чуть расслабился - и лезут в голову всякие мысли. Лучшее лекарство - переговоры с Землей, трансляция на борт корабля ответственных команд подготовки ракеты к пуску. Будто отвлекая нас, Земля запрашивает о самочувствии или просит вести репортаж. Эти традиционные, всегда "типовые" переговоры придают уверенность, что все идет нормально, все - как всегда.
- "Орионы"! Готовность - пятнадцать минут! Система аварийного спасения взведена!
Да, все идет как положено. Вот осталось у нас до старта, как в песне, четырнадцать минут...
- Готовность - пять минут! Подготовка ракеты идет нормально.
Еще несколько минут слышна музыка, и вот наконец заключительные команды: