Светильник гасит дарованья.
Батюшков развернулся и обратил на Хромова долгий, испытующий взгляд. В нем бились, пульсировали, сосуществовали самые разноречивые переживания, угадывались боль, страстность, страх, сомнения, спорные желания и молчать, и выговориться.
Хромов, напрягшись, ждал.
- Знаете, почему вам не пишется продолжение? Вы нарушили писательскую заповедь:
"Живи, как пишешь, пиши, как живешь". Перо не обманешь. Не обессудьте за сей нравоучительный тон, однако будьте благоразумны в выборе. Женщин, воплощающих в одном лице Музу и любовницу, не водится в природе. Натура у вас чрезвычайно впечатлительная и ранимая. Не дай Бог вам повторить мою участь. Поприще словесности требует всего человека. Освободитесь от привязанностей. Научитесь принимать одиночество как благо. Одиночество и затворничество - ваш удел, если хотите из себя что-то значимое выжать.
- Помилуйте, о чем тогда писать? - недоумевая, возразил Хромов. - В таком случае уж сразу в монастырь.
- Вот именно! Это-то я и хотел услышать от вас, - торопливым, хриплым голосом проговорил Батюшков. От спокойного, уравновешенного старика не осталось и слепа.
Глаза горели, бегали, лицо стало подвижнее, пальцы, обхватывающие набалдашник трости, шевелились, а тело вздрагивало, конвульсировало, будто по нему периодически пропускали электрический ток. Поведение соседа все больше настораживало Хромова.
- Вы правильный сделали выбор, - продолжал с жаром Батюшков, придвигаясь к Хромову. - Я тоже намеревался уйти, но меня обманули. А вас я искренне поздравляю.
"Он и вправду сумасшедший," - с горечью подумал Хромов. В случившемся виноват, разумеется, он, Хромов. Кто же знал, что рассказанная история так резко, таким удручающим образом подействует на поэта. Но сейчас надо что-то делать.
- Раз приняли решение, не теряйте времени даром. Бегите. Иначе мир сей проглотит вас с потрохами. Двести лет я лицезрю людей. Устал. В каждом из них сидит бес.
Каждое событие у них - фарс. Балом правит Сатана. Под аккомпанемент самых светлых, философических, христианских лозунгов и фраз. Сатана уверен в человеке - не выдаст, не подведет. Кто-кто, а он знает человека. Знает лучше, чем Бог. - Батюшков схватил Хромова за плечо. - Что ж вы медлите, сударь? Вставайте!.
- Гражданин, вставайте, - кто-то будил Хромова, трогая за плечо. Хромов вскрикнул, вскочил на ноги, ошалело уставился на милиционера. - Ваши документы, - потребовал тот, с подозрением глядя на Хромова.
- В чем дело? - робко спросил Хромов, доставая паспорт, в который был вложен обратный билет.
- Не положено тут лежать, гражданин. - Паренек в форме вернул документы и стал поучать скучным менторским тоном. - Историческое место. Музей. Батенькову памятник. Иностранные туристы. Сами должны понимать. Не маленький.
Хромов не представлял для него интереса - не бомж, не пьяный. Приезжий.
Милиционер ушел. К памятнику приблизилась компания - молодожены, гомон, музыка, фата, цветы, кинокамера, нарядная, с иголочки, одежда, шампанское по кругу, прямо из горла - очень по-русски. Компания удалилась, Хромов оглянулся. Березы, по-прежнему гневясь, шелестели кронами. По-прежнему шалил в свое удовольствие ветер. Падали листья. Неотвратимо вступала в свои права осень. Пробили колокола.
В магазине ему недружелюбно сообщили, что женщина с описанными им приметами уехала с мужем в отпуск. Почему-то он этого всего не ожидал. Получив известие, стоял, будто оглушенный. Потом долго слонялся по городу, пока не облюбовал эту скамью, что у памятника. Конечно, в тысячный раз убеждал себя Хромов, все в порядке вещей - муж, счастливая семья. Он, Хромов, должен быть только рад за нее, смуглянку. И все же. Ее глаза. Их выражение, с которым она его провожала. В них было нечто такое, что потрясло его и осталось загадкой. Обознался? Даже если так, он не в накладе. Как выразился бы Александр Сергеевич, он испытал чудное, трепетное мгновение. А потом - кто сказал, что не последует продолжения?
Батюшков? Это мы еще посмотрим, милостивый государь...
г. Ново-Переделкино