Из этого документа со всей очевидностью следует, что Карнарвон не имел намерения дать другим газетам шанс побороться за приобретение эксклюзивных прав. Дело в том, что «Таймс» уже успела распространить информацию еще до вскрытия Вестибюля. Несмотря на то, что Карнарвон полагал, будто поступает правильно, сложившаяся ситуация создала немало проблем для Картера, особенно после безвременной кончины графа, последовавшей в апреле 1923 г. (см. главу 8). Будучи человеком куда более дипломатичным, чем Картер, британский аристократ позаботился обо всех деловых и социальных вопросах, связанных с открытием гробницы. Однако вскоре он умер, и Картер остался наедине с собой и своей взрывной натурой, которая создала ему немало трудностей и врагов, в том числе и в рядах египетской администрации.
=============================================================================================
События, предшествовавшие злосчастной смерти пятого графа Карнарвона, наступившей ранним утром во вторник 5 апреля 1923 г., можно проследить в ретроспективе вплоть до дня официального вскрытия Погребальной Камеры, имевшего место семью неделями ранее. Когда всем стало очевидно, что саркофаг юноши-царя ожидает открытия и внутри этого саркофага находятся совсем небольшие раки-гробницы, нажим на 57-летнего британского аристократа резко усилился. Где бы он ни появлялся вместе с Говардом Картером, они тотчас оказывались в окружении журналистов, каждый из которых надеялся получить информацию о новых исследованиях в гробнице Тутанхамона.
Пример того, сколь много лорду Карнарвону пришлось вытерпеть в результате навязчивого присутствия представителей международной прессы, можно найти в неопубликованных мемуарах британского вице-консула в Каире, сэра Томаса Сесила Рэппа (1893–1984). В те годы он отвечал за различные формальности, связанные с отправкой тела его светлости в Англию после его безвременной кончины, и в этой связи записал:
«Для лорда Карнарвона внезапная слава оказалась весьма тяжким испытанием и подвергла его организм слишком сильной нагрузке. Его зубной врач в Каире рассказывал мне, что граф приезжал к нему очень рано, чтобы посидеть в приемном покое спокойно, без навязчивых журналистов и зевак»1.
У Карнарвона с задиристым Картером возникли разногласия в вопросах, которые прежде никогда не волновали его. Ситуация ухудшалась, и в письме, датированном понедельником 12 марта 1923 г. и написанном Чарльзу Брестеду его отцом, американским египтологом Джеймсом Генри Брестедом (1865–1935), который входил в экспедицию по изучению гробницы Тутанхамона, эта «прискорбная ситуация»
«привела к такому обострению отношений между Картером и Карнарвоном, что полный разрыв между ними казался неизбежным. Алан Гардинер и я старались потушить пламя конфликта, и по этой причине мы оба впали в немилость у Картера. Его успехи пагубно повлияли на его личность»2.
Чарльз Брестед, находившийся вместе с отцом в Луксоре, когда проводилась официальная церемония вскрытия Погребальной Камеры, утверждает, что Карнарвон побывал в доме Картера, чтобы уладить проблемы, возникшие в их взаимоотношениях в ходе работ. Более того, он говорит, что во время этой встречи «произошел обмен резкими репликами, и Картер в гневе потребовал, чтобы старый друг покинул его дом и более никогда не переступал его порог»3.
Нет сомнения, что отношения между Карнарвоном и Картером стали особенно напряженными, начиная с нервозного периода, предшествовавшего вскрытию Погребальной Камеры, и сопровождавшего его, но нет никаких свидетельств того, что Картер «потребовал, чтобы старый друг покинул его дом и более никогда не переступал его порог». Т. Джеймс, бывший куратор отделения египетских древностей Британского музея, изучил дневники Минни Бэртон и Линдсли Холла, художника и графика, прикомандированного к Картеру руководством музея Метрополитен, а также письма Артура Мэйса своей жене и не обнаружил никаких материалов, подтверждающих заявление Чарльза Брестеда. Более того, в письме Джеймса Брестеда к своему сыну нет никаких данных о конфликте, в ходе которого Карнарвона попросили покинуть дом Картера и более не переступать его порог4. Несмотря на эту загадку, письмо, написанное его светлостью Картеру, датировано только «пятница, вечер», хотя имеется в виду 23 февраля. Оно показывает, что между двумя друзьями возникла напряженность:
«Сегодня я чувствую себя весьма неуютно и просто не знаю, что мне думать и что делать, ибо когда я вчера встретил Эву, она рассказала мне все. Несомненно, я допустил много ошибок, о чем весьма сожалею. Я признаю, что находился в нервном и возбужденном состоянии, повлиявшем на мои действия, но хочу сказать вам, чтобы вы навсегда запомнили это: какими бы ни были в будущем ваши чувства в отношении меня, мое уважение к вам останется неизменным.
Я — человек, у которого немного друзей, и что бы ни случилось, это не изменит моего отношения к вам. В Долине всегда слишком много шума и слишком мало покоя и тишины, и мне никак не удавалось увидеть вас наедине и переговорить о самом главном, поэтому я никак не мог успокоиться, пока не написал вам»5.
Тот факт, что Карнарвон предпочел написать Картеру подобное письмо вместо того, чтобы просто вызвать его, показывает, что отношения между двумя коллегами были не слишком хорошими. «Покой и тишину», которых так жаждал пятый граф Карнарвон, можно было без труда найти как в комнатке Картера, так и в жилище самого Карнарвона, находившемся всего в нескольких сотнях метров оттуда. В письме есть элементы сожаления, печали и даже раскаяния, хотя не вполне ясно, чем вызваны эти чувства и что именно могла рассказать отцу Эвелин. Томас Ховинг писал, что конфликт между коллегами касался увлечения леди Эвелин Говардом Картером6, хотя аргументов в поддержку этой версии мало. Более вероятно, что трения между Карнарвоном и Картером возникли из-за постоянного нажима на них со стороны посетителей гробницы и эксклюзивной принадлежности информационных прав «Таймс», которая взимала пошлину со свежих новостей, а новые статьи почти ежедневно обрушивались на первооткрывателей, превративших Тутанхамона в объект проституирования. Какова бы ни была причина разрыва этой дружбы, тень смерти, уже легшая на Карнарвона, стала еще резче.
Последние дни
Согласно официальной версии, они начались с укуса графа москитом в щеку. Но когда и где с ним случилась эта маленькая неприятность, никто не знает. Единственное, что нам известно, — что в среду 28 февраля, спустя всего несколько дней после письма Карнарвона Картеру, он в компании леди Эвелин, Артура Мэйса и сэра Чарльза Каста, конюшего короля Георга V и близкого друга Карнарвона, отправился в круиз по Нилу в Асуан. Предстоял отдых, смена обстановки, столь необходимые, чтобы восстановить силы после травм и потрясений, окружавших вскрытие Погребальной Камеры. Для Мэйса это была возможность поправить здоровье, частенько подводившее его в последнее время. Высказывалось предположение, что укус москита был получен графом именно во время этого путешествия7.
Другие источники полагали, что роковой укус настиг графа в Долине Царей. Например, отчет Артура Мертона о смерти лорда Карнарвона, помещенный на страницах «Таймс» в пятницу, 6 апреля 1923 г., утверждал, что британский аристократ вернулся из Асуана во вторник, 6 марта, «и когда он находился в Долине Царей» два дня спустя, «он получил укус в правую щеку; скорее всего, это был укус москита»8. Но, как отмечал профессор Перси Ньюберри, в Долине Царей москитов нет9. Поэтому если укус не настиг графа в Асуане или во время круиза, то это случилось на другом берегу Нила, возможно, в отеле «Уинтер Пэлэс» в Луксоре.
Описания случившегося существенно варьируются, но, по мнению Мертона,
«он [лорд Карнарвон] не придал значения этому укусу и, бреясь, повредил место укуса. Крошечная ранка мгновенно воспалилась, возможно, от пыли, но более вероятно — от мухи, и на одной из шейных желёз развился легкий отек. В Луксоре графу была оказана медицинская помощь, и когда он 14 марта уехал в Каир, ему явно стало лучше»10.
Отчет Мертона, естественно, стал официальной версией случившегося. Ту же последовательность событий излагает и Чарльз Брестед в биографии своего отца:
«Когда он [лорд Карнарвон] брился на следующее утро, он слегка срезал небольшой след, оставленный жалом, и на протяжении нескольких последующих дней его бритва сбривала небольшую болячку, образовывавшуюся на месте первоначального пореза. Граф по небрежности не смазал ранку дезинфекционным средством, и как-то раз кишащая нечистотами египетская муха села на эту крошечную ранку, и этого оказалось достаточно, чтобы заразить ее»11.
Другие выдвигали несколько иные версии происшедшего. Например, Николас Ривс в своем объемистом труде «Всё о Тутанхамоне» изображает картину случившегося следующим образом. Будучи укушен москитом еще в Асуане,
«он [лорд Карнарвон], брившийся опасной бритвой, случайно повредил место укуса, которое сильно покраснело. Несмотря на то, что он смазал ранку йодом из находившейся под рукой аптечки, лорд Карнарвон, утомленный постоянными перипетиями и ослабевший от температуры, которая поднялась до 38,3 °C, позволил дочери уложить себя в постель, чтобы он мог отдохнуть и восстановить силы. Это принесло свои плоды, и спустя два дня он был уже на ногах, горя нетерпением отправиться к гробнице»12.
Чарльз Брестед пишет, что лорд Карнарвон не воспользовался дезинфекционным средством для ранки, а Ривс утверждает обратное, говоря, что он смазал ранку йодом. Добавьте к этому путаницу в вопросе о том, где и когда лорда Укусил москит, и станет очевидным, что точная информация о том, что произошло с лордом Карнарвоном, отсутствует, а письменные источники базируются на слухах.
Мертон в своем отчете о смерти лорда Карнарвона утверждает, что его светлость решил отправиться из Луксора в Каир в среду 14 марта, захватив с собой леди Эвелин и зарезервировав номер в отеле «Гранд Континенталь». Официальной целью его поездки была попытка прийти к соглашению с Пьером Лако из Службы древностей относительно раздела артефактов, найденных в гробнице.
Однако отчет Мертона весьма неточен и демонстрирует, что никому толком не известно, что произошло во время болезни Карнарвона. Леди Эвелин уехала из Луксора в Каир не вместе с отцом 14 марта, а тремя днями раньше, в воскресенье 11 марта, и не одна, а со своей прислугой Марселой, чтобы приготовиться к отъезду в Англию для восстановления после операции по поводу аппендицита13. Спутником Карнарвона в поезде из Луксора в Каир 14 марта оказался его преподобие Ричард Бетелл, сын третьего барона Вестбэри. Он активно интересовался египтологией и примкнул к экспедиции на правах секретаря Карнарвона14.
Алан Гардинер, который в то время совместно с Джеймсом Брестедом работал в Египетском музее над переводами Текстов саркофагов эпохи Среднего Царства, так рассказывает о том, что произошло после прибытия лорда Карнарвона в Каир:
«Он [Карнарвон], может быть, сумел бы оправиться от укуса москита, полученного в Луксоре, если бы вовремя позаботился о себе. Несмотря на советы врачей, он отправился в Каир и пригласил меня пообедать с ним в «Мохаммед Али Клубе». Он выглядел весьма утомленным и подавленным, но настоял, чтобы мы отправились в кино. Он сказал, что его беспокоит ранка на лице, и я принялся уговаривать его вернуться в отель «Континенталь». Но нет, он хотел досмотреть фильм до конца и так и не пошел к себе»15.
На третьей неделе марта здоровье Карнарвона заметно ухудшилось. Как писал Артур Мертон,
«в Каире… лорду Карнарвону внезапно стало хуже, и 17 числа у него развились рожистое воспаление и стрептококковое заражение крови в области головы и шеи. Как только причина была установлена, было назначено необходимое лечение (инъекции сыворотки), сразу же показавшее свою эффективность»16.
В письме, написанном Говарду Картеру и датированном воскресеньем 18 марта, леди Эвелин пишет о недомогании Пьера Лако, а затем говорит об ухудшившемся состоянии ее отца:
«Меня попросили написать вам и сказать, что Лако лежит в постели с инфлюэнцей и потому hors de combat, но, что хуже всего, наш старик совсем измотан и не в силах ничем заняться. Вы, верно, знаете, что москит укусил его в щеку в Луксоре и укус очень беспокоит его, а вчера у отца начали опухать шейные железы. Вчера вечером у него поднялась высокая температура, которая держится и теперь. Он настолько слаб, что не может говорить. Я пригласила [капитана] Флетчера Барретта [из королевского военно-медицинского корпуса] навещать его, и я полагаю, он вполне компетентен, но увы, я вижу, что отец все больше и больше слабеет. Так обстоит дело. Я пишу вам так, как есть, ибо не хочу, чтобы в газетах появились преувеличенные слухи. Конечно, может быть, ничего и не будет, но поскольку вы все — люди известные, я знаю, что нет ничего такого, что бы вы ни сделали и о чем ни подумали, что не получило бы огласки. Но я хотела бы, чтобы вы знали, что с нами творится. Мы скучаем по вам, и мне хотелось бы поскорее увидеть вас, мой дорогой.
Я просто хотела сообщить вам, как он себя чувствует.
Но прежде, чем Картер успел получить это письмо в Луксоре, ему доставили телеграмму от леди Эвелин, отправленную в понедельник 19 марта. В ней Эва сообщала о крайне тяжелом состоянии отца и просила телеграфировать леди Карнарвон. Получив эту телеграмму, Картер поспешил выехать из Луксора в Каир, чтобы выяснить на месте, может ли он сделать что-нибудь для своего друга и патрона. Его расставание с сокровищами гробницы Тутанхамона оказалось длительным, ибо ему пришлось оставаться в Каире до тех, пор пока тело его умершего друга Карнарвона не было отправлено в Англию. Это произошло в субботу 14 апреля.
Во вторник 20 марта, в день отъезда Картера в Каир, Альберт Литгоу из музея искусств Метрополитен написал ему, излагая сложившуюся ситуацию:
«Леди Эвелин говорит, что состояние ее отца сегодня немного лучше, за что мы все благодарим небо. Вчера мы пережили самый тревожный момент, но сегодня температура у него [лорда] понизилась, и окружающие почувствовали, что его болезнь ослабла или пошла на спад»18.
Хотя все ожидали, что Карнарвон пойдет на поправку, это оказалось не так. На следующей неделе его светлости вновь стало хуже, и близкие почувствовали, что он смертельно болен. Как писал Артур Мертон, «в последующие несколько дней у него держалась высокая температура, и его мучали сильные боли, ибо воспаление затронуло носовые пазухи и глаза»19. Вскоре в письме, отправленном Картеру 19 марта, Ричард Бетелл из соседнего отеля «Шепард» сообщал:
«С сожалением сообщаю вам, что К.[Карнарвон] серьезно болен. Эва и слышать не хочет об опасности, но тот ядовитый укус сильно повлиял на него: у него заражение крови. У него высокая температура—104° [по Фаренгейту]. Эва телеграфировала леди К.[Карнарвон]. Я надеюсь, она приедет на следующей неделе… Есть надежда, что через день или два он сможет победить болезнь, но в противном случае, боюсь, дело примет крайне серьезный оборот»20.
Однако неделю спустя, в понедельник 26 марта, Мертон сообщал, что «отравление, судя по всем признакам, прошло»21. К сожалению, это была лишь временная передышка, ибо уже на следующий день «проявилась пневмония правого легкого, и состояние больного вызывает серьезное беспокойство. Однако он вновь оправился, и когда 1 апреля прибыл лорд Порчестер, его состояние вновь вселяло надежду»22. Но в отчете Мертона есть несоответствия, ибо, согласно опубликованным мемуарам шестого графа Карнарвона, он приехал в Каир только вечером в среду 4 апреля23.
В письме, датированном воскресеньем 1 апреля и написанном Аланом Гардинером своей жене, известный египтолог рассказывает о своем визите к графу, лежавшему на одре болезни, и о восхитившей его преданности леди Эвелин своему отцу:
«Я навестил его во вторник [27 марта] и пробыл минут пять, а в среду наступил сильный рецидив. Я пришел после беседы с Эвелин; это был тяжелый день, и у графа около шести часов утра последовал ужасный кризис. Мне было страшно жаль его… и почему только я так привязан к нему? А эта хрупкая девушка своей привязанностью к отцу просто разрывала мне сердце»24.
В понедельник 2 апреля состояние лорда Карнарвона еще более ухудшилось, поскольку «его левое легкое было поражено инфекцией, и ему пришлось давать кислородные стимуляторы»25. На следующий день всем казалось, что он не переживет предстоящую ночь. Но утром в среду 4 апреля ему вновь стало лучше. По словам Мертона, «температуру спала, и граф позвал цирюльника, чтобы побриться»26. Пока он находился под влиянием внутривенных вливаний, графу была позволена непродолжительная беседа с некоторыми ближайшими друзьями27. В сердцах близких до конца дня воцарился оптимизм, резко контрастировавший с мрачным пессимизмом, владевшим всеми всего лишь сутки назад.
Затем у лорда Карнарвона примерно в полночь 4 апреля начался очередной рецидив, но граф, казалось, вскоре оправился от него. Но затем, примерно в 1 час 40 мин. утра28, у больного начался сильнейший приступ кашля, «что повергло его в крайнее изнеможение»29. Сиделки бросились к нему на помощь, но «его сердце более не могло выдерживать напряжение»30. Его семейство собралось вокруг лорда, и вскоре леди Карнарвон и Эвелин преклонили колени у ложа умершего. Спустя пять или десять минут в комнату отца вошел лорд Порчестер, теперь — шестой граф Карнарвон. Так окончил свою жизнь Джордж Эдвард Стэнхоуп Малинокс Герберт, пятый граф Карнарвон.
Причина смерти
На основе различных данных и источников можно составить достаточно выразительную картину того, что произошло с графом в последние шесть или семь недель до его кончины. Будучи укушен москитом в правую щеку в Асуане или Луксоре, Карнарвон получил заражение крови, поскольку не воспользовался дезинфекционным средством и не обработал ранку или, по другой версии, на ранку села зараженная муха. Как бы там ни было, у него опухли шея и лицо, начались боли, поднялась высокая температура, так что ему пришлось лечь в постель. Постепенно развившееся воспаление затронуло его носовые пазухи и глаза; граф страдал от предельно высокой температуры, которая характеризовалась резкими перепадами, в результате чего накануне он чувствовал себя хорошо, а назавтра наступал рецидив болезни. Ему был поставлен диагноз «рожистое воспаление» и «стрептококковое заражение крови в области головы и шеи», что в конечном итоге вызвало пневмонию — двустороннее воспаление легких, с которым его организм уже не справился.
Рожистое воспаление — это инфекция мягких тканей, вызванная присутствием в крови стрептококковых бактерий. Его симптомами могут быть отек головы и шейных желез, что и произошло у лорда Карнарвона. Вдобавок к этому рожистое воспаление способно вызвать острое воспаление, сопровождаемое кроваво-красной или медного цвета сыпью с четко выраженной локализацией на коже.
В наиболее тяжелых случаях эта сыпь может раздуваться и опухать на манер нарывов. Помимо озноба и лихорадки рожистое воспаление способно всего за сутки распространиться от головы и шеи по всему телу, в результате чего больной становится особенно восприимчивым к таким недугам, как пневмония. Интересно, что рожистое воспаление часто распространяется от инфицированной ранки или царапины, типа той, что имела место у лорда Карнарвона. Несомненно, что укус москита лишь усугубил и без того болезненное состояние здоровья лорда Карнарвона и вызвал ряд заболеваний, которые и привели к его внезапной смерти. Действительно, домашний врач графа, доктор Маркус Джонсон, прибыв в Каир вскоре после кончины его светлости, констатировал, что лорд Карнарвон всегда был подвержен отравлениям всякого рода, вызванным укусами. Кто бы ни кусал графа прежде, он, доктор Джонсон, немедленно делал ему предохранительную прививку31.
Однако все, находившиеся рядом с этим видным британским аристократом в период его кончины, были поражены внезапностью и жестокостью, с которыми болезнь сокрушила его организм. Как пишет Алан Гардинер, «о смерти мне рано утром сообщил [Элджернун] Модели [слуга]32. Это стало для меня сильным потрясением. Я считал, что он почти наверняка поправится»33.
Глубокое заражение
Бесспорный факт: ухудшение здоровья графа началось не с укуса москита. Он неважно себя чувствовал со дня той ужасной автокатастрофы, в которую попал в Германии еще в 1901 г. и которая явилась причиной того, что его лечащий врач, доктор Маркус Джонсон, рекомендовал ему проводить зимние месяцы в стране с гораздо более сухим, чем в Англии, климатом. Именно этим объяснялись его первые приезды в Египет. Находка гробницы Тутанхамона также сыграла злую шутку со здоровьем Карнарвона, как и всевозможные политические интриги, последовавшие за этим, в особенности окружавшие вопрос об эксклюзивных правах на информацию, переданных «Таймс». Карнарвона изображали «болезненным человеком»34, равно страдавшим от палящей жары в Долине Царей и от духоты в гробнице Сети II, использовавшейся в качестве лаборатории. Однако ясно и то, что еще до злосчастного укуса Карнарвон страдал от какого-то необъяснимого недуга, как пишет Томас Ховинг:
«Состояние здоровья Карнарвона, которое и прежде постепенно слабело, теперь начало быстро ухудшаться. Каждые несколько дней у него начинал шататься или просто выпадал один из зубов. Тогда он еще не понимал этого, но это был один из симптомов глубоко укоренившегося заражения, сыгравшего роковую шутку с его организмом»35.