Наступил день, когда наши запасы провианта подошли к концу. Ванусс предложил купить саго в поселке, который, по его расчетам, должен находиться выше по реке. И в самом деле, в полдень мы подплываем к берегу, где над десятком небольших хижин возвышается "йеу" - мужской дом асматов. На заболоченном берегу валяются деревья, и, чтобы добраться до хижин, пришлось выйти из лодки и балансировать на грязных, скользких стволах. Теперь главное - установить контакт с местным мужским населением и определить, как оно настроено к нам. Беда в том, что оно вряд ли понимает по-индонезийски, а человека, понимающего асматов, среди нас нет.
Мне настрого приказывают спрятать фотоаппараты. Ванусс добывает свой хлеб насущный именно в этих местах, и для него особенно важно поддерживать дружеские отношения с местным населением. Одно то, что он привез с собой белого человека, настораживает местных жителей. Если же этот белый станет направлять на них какие-то диковинные предметы, это может обернуться для Ванусса не только потерей выгодных районов промысла, но и опасностью для всех нас. На всякий случай Велосипедист и Джек из Кейп-Йорка держат заряженные ружья под брезентом. Едва асматы с длинными деревянными копьями в руках вышли на берег, мои спутники достали большие камни и, подняв их над головой, принялись бить ими друг о друга.
На земле асматов нет камней, поэтому трудно найти лучший товар для торговли. Всякий раз, когда "Сонгтон" проходит мимо каменистых берегов, команду посылают за камнями для балласта. Вместо того чтобы загружать камнями трюм, куда Ванусс и другие охотники на крокодилов помещают в садках свою добычу, их переносят в лодку и затем доставляют по рекам жителям болотистых мест. Таким путем Ванусс переправил в деревни не одну тонну камней. Местные жители делают из них орудия - навершия дубинок или наконечники копий. Мелкие камешки служат разменной монетой, в других местах Новой Гвинеи деньгами служат ракушки. Камни символизируют также положение в общине. У датчан есть такое выражение: "каменно богат". Асматы вполне могли бы его понять, поскольку на их земле тот, у кого больше камней, считается человеком зажиточным и пользуется уважением. Что же касается женщин, то они не могут владеть камнями. Впрочем, здесь они вообще ничем не могут владеть.
Слово "асмат" означает "настоящий человек". Асматы считают себя единственными настоящими людьми на земле. Это не мешает местному вождю после церемонии в йеу разрешить пришельцам ступить на его землю, чтобы начать торговлю с жителями.
- Ненавижу это представление, - говорит Ванусс. - Чувствуешь себя униженным. Но для меня оно необходимо, чтобы раздобыть провизию.
- Что ты считаешь унизительным?
- А вот эту самую йеу! Подожди, сейчас сам увидишь!
Вскоре я имею возможность наблюдать всю церемонию. Два воина-асмата кладут копья на землю, подходят к лодке, где разместились Ванусс, Велосипедист и я, и помогают нам перебраться на берег. Переправа проходит в полном молчании - ни приветственного жеста, ни дружеского слова. Вид у асматов такой, словно они собрались на похороны. Обеспокоенный, я обращаюсь к Вануссу за разъяснением.
- Видишь ли, пока они не могут с нами говорить, - отвечает он. - Мы для них всего лишь вещи. Чтобы стать настоящими людьми или чем-то похожим на людей, необходимо пройти через йеу. Если бы они сейчас спросили, как тебя зовут, и ты ответил бы, это означало бы, что тебе вынесен смертный приговор. Они весьма вежливы, потому молчат.
Тем временем на берегу появились женщины и дети, и мы впервые услышали местную речь. Высокий широкоплечий мужчина выкрикивает какие-то приказания женщинам, и те выстраиваются цепочкой от берега до мужского дома. В носу у него продета палочка, а на лбу - повязка из луба. Больше на нем ничего нет. Мужчина опять выкрикивает что-то вроде "йоу-йоу", и женщины, повинуясь команде, расставляют ноги, выпячивают живот и откидывают плечи.
- Вот, пожалуйста, нас приглашают, - говорит Ванусс.
- Куда?
- В йеу! Тебе придется проползти между ног всех женщин до самого мужского дома. Только тогда тебя в какой-то степени признают эти люди. Во всяком случае, ты перестанешь быть просто вещью и приблизишься к настоящему человеку, хотя, разумеется, не достигнешь высокого статуса самих асматов.
Тон, которым Ванусс произносит эти слова, бесстрастный, но на его губах я улавливаю едва заметную усмешку.
- И что же, мне придется начинать первому?
- Да, и как можно энергичнее, потому что ты - белый человек. Бледнолицые в этих местах особой репутацией не пользуются.
Поддерживаемый двумя воинами, я схожу на берег. Идти приходится по жидкой грязи - не суша, а сплошное месиво из глины и грязи. Женщины здесь такие низкорослые, а я такой высокий, что не остается ничего иного, как распластаться на животе и по-пластунски месить грязь, чтобы пролезать между ногами. Я ползу словно по живому коридору из полусотни раскачивающихся ног. Повернуть голову и взглянуть наверх я не решаюсь. Процедура утомительная и непривычная для меня, но я в отличие от Ванусса не нахожу ее такой уж неприятной. Напротив, позу женщин я воспринимаю как знак дружелюбия. И хотя, бесспорно, асматами во многом движет чисто торговый интерес, все же, по-моему, жители деревни искренне хотят установить с нами контакт и этой традиционной церемонией выказывают нам свое доверие. Жаль только, что нельзя попросить Ванусса сфотографировать неповторимую картину того, как воины-асматьг принимают меня в свою среду.
Подняться в мужской дом - задача не из легких. Туда ведет так называемая лестница - бревно с несколькими зарубками. Но меня мигом окружают воины и, подтолкнув сзади, буквально впихивают в узкое отверстие вход в йеу. Вскоре там же оказываются Ванусс и его помощники. И тут асматы хором начинают говорить. Кажется, будто слова исходят из глубины живота. И хотя мы не понимаем ни одного из них и не можем им ответить, они продолжают говорить.
- Так всегда, - замечает Ванусс. - Теперь, по их убеждению, мы наполовину асматы и должны их понимать.
Я осматриваюсь. Мужской дом - довольно большая хижина, метров тридцать в длину. Полом служат тонкие бамбуковые палки. В разных местах хижины установлено шесть опор, украшенных довольно изящной резьбой, - это юресу. Тут собираются духи предков, и мужчины могут с ними побеседовать. По-моему, Ванусс произвел на воинов благоприятное впечатление, положив три камня перед одной из опор. Мужчины и подростки (женщинам доступ в мужской дом категорически запрещен) спят на голом, без всяких подстилок, полу. На их телах множество ран, но от чего они - от лежания на остром бамбуке или от соприкосновения с очагом, сказать трудно. В каждой хижине имеется очаг йовсе, грубая чаша из затвердевшей глины, в которой поддерживается огонь. По ночам здесь бывает холодно, и мужчины придвигаются к очагу так близко, что угли нередко попадают им на тело. Глиняной посуды асматы не знают, пищу жарят прямо на углях.
В мужском доме мы сидим не менее часа. Я о многом хотел бы расспросить мужчин, но с нами нет переводчика. К тому же я боюсь неловким словом или жестом напортить Вануссу и тем самым лишить его возможности вернуться в эти края. Он уже успел обменять камни на такое количество саго и бананов, что теперь провизии хватит на неделю.
- Самое трудное впереди, - говорит Ванусс, глядя, как из лодок носят камни. - Самое трудное - уйти из деревни.
- По-твоему, они не захотят нас отпустить?
- Сам увидишь.
Когда, закончив обмен, мы собираемся прощаться, один из мужчин, очевидно вождь, загораживает нам выход. На лице его не видно улыбки, но нет и недовольства или гнева. Кто знает, может, он из вежливости не хочет, чтобы мы уезжали. И тут я вижу, как Ванусс обеими руками обхватывает вождя за талию и прижимается к нему животом. Вождь молча трется животом о Ванусса. Наступает мой черед.
- Сними рубашку и подари ему, - шепчет Ванусс. - У асматов не принято прощаться с прикрытым животом.
Предложение Ванусса не привело меня в восторг, но за три десятка лет путешествий среди народов, живущих в примитивных условиях, я усвоил главное: либо ты следуешь местным обычаям, либо должен бежать из страны. Получив в подарок дорогую рубашку сингапурского производства, вождь никакой радости на лице не выражает, но по тому, как задрожали мышцы его живота, я делаю вывод, что он доволен. Он с такой силой трется о мой живот, что я вынужден откинуться и едва не падаю на острый бамбук.
- Прижмись к нему! - кричит Ванусс. - Покажи, что ты воспитанный человек! Ты вернешься к себе в Европу, а мне до конца дней придется покупать здесь саго. Так что постарайся помочь мне.
Чем же я хуже этого вождя? Во всяком случае, живот у меня побольше, чем у него. Но когда вождь оставил меня в покое, его сменили другие воины.
Час спустя я наконец достиг лодки - в буквальном смысле слова протер животом путь к ней из мужского дома. Но еще много дней у меня болели все мышцы.
Глава третья
Земля асматов. - Роковое путешествие Майкла Рокфеллера на катамаране. - Майкл пытается вплавь добраться до берега. - Поиски, организованные губернатором Нельсоном Рокфеллером, не дали результатов. Был ли Майкл найден охотниками за головами из Осчанепа? - Рассказ миссионера Хекмана. Как ведется охота за головами. - Посвящение в мужчины. Ванусса поймали охотники за головами
1
Асматы живут на территории, бульшую часть которой составляют болота. Они образуются устьями рек, впадающих в Арафурское море, и, подобно мощным щупальцам спрута, высасывают землю из-под кустов и деревьев девственного леса, чтобы в период приливов частично возвратить ее обратно. Гигантская низменность заросла непроходимыми джунглями: если прорубить в них тропу, за две недели она полностью зарастет. Тысячи не отмеченных на карте рек прорезают район между реками Торпедобоот на западе и Кути на востоке, Казуариновым берегом на юге и высоченными вершинами центрального нагорья к северу.
Никто не знает, сколько проживает тут асматов. И хотя индонезийские власти приняли управление бывшим голландским патрульным постом Агатс неподалеку от устья реки Эйланден, эта земля осталась такой же, какой была на заре человечества. Несмотря на наличие миссионерских станций, по-прежнему поступают сообщения об охоте за головами. Умиротворить здешние племена нелегко, по-видимому, по двум причинам. Когда голландцы после нападения Японии во время второй мировой войны вынуждены были покинуть Берег Казуарин, земля асматов осталась ничейной. Прошло всего несколько месяцев, и около десятка самых сильных вождей возобновили охоту за головами, которая и сегодня служит излюбленной темой разговоров среди местных племен. Именно тогда они почувствовали, как легко нарушить колониальные порядки, и голландской администрации так и не удалось восстановить их после войны.
Карта: Юго-Восточная часть Ириан-Джая (файл !Indonesia.gif).
Другая причина воинственности местных племен - управление этим регионом индонезийцами. С 1963 года, когда они получили это право, ужесточился административный режим, и тем самым сразу же были перечеркнуты слабые попытки умиротворения, которые предпринимали до них голландцы. В этих местах осталось лишь несколько голландских миссионеров. Среди них Ян Смит, создавший скромную школу в деревне Пиримапоан. Индонезийский патрульный офицер в Агатсе Фимбаи, в чьей административной власти находилась деревня, решил закрыть католическую миссионерскую школу, считая ее "проявлением западного империализма". Однако асматам нравились Ян Смит и дело, которым он занимался, они не хотели посещать индонезийскую школу, открытую рядом с католической. Отцы запретили детям переходить туда. Тогда Фимбаи приказал вооруженным солдатам окружить школу и силой вывести оттуда детей. Яна Смита вызвали в Акатс. Фимбаи объявил его американским шпионом, приказал выйти на причал и опуститься на колени, после чего его расстреляли. Позднее индонезийские власти объявили, что патер Смит казнен за "оскорбление Индонезийской республики".
Фимбаи намеревался казнить и другого голландского священника, патера Антони ван дер Ваува, но тому удалось скрыться в хорошо укрепленной местной деревушке, где солдаты не сумели до него добраться.
Никто, собственно, и не интересовался асматами до тех пор, пока на их земле бесследно не исчез Майкл Кларк Рокфеллер, сын Нельсона Рокфеллера, губернатора штата Нью-Йорк. 18 ноября 1961 года катамаран с четырьмя людьми на борту следовал от Агатса до деревни Атс, расположенной в узкой части реки Эйланден, которая выше по течению носит название Бетс. (Некоторые, правда, называют ее Бетс на всем протяжении от самого устья.) Именно на этой реке промышляют Ванусс и его помощники.
Двое путешественников были белыми - двадцатитрехлетний Майкл Рокфеллер и его голландский коллега Рене Вассинг, а двое других, Лео и Симон, местные проводники из деревни Шуру близ Агатса. Экспедиция намеревалась посетить несколько асматских деревень, чтобы собрать этнографический материал для Нью-Йоркского музея первобытного искусства, одним из учредителей которого был Майкл Рокфеллер. Около двух месяцев они ездили по окрестным деревням и обменивали стальные топоры, табак и камни на всевозможные редкие изделия из дерева, характерные для асматской культуры. Особенно их интересовали бисы - резные деревянные столбики, вокруг которых, по убеждению асматов, собирались духи умерших предков. Разыскивали они также куши - разукрашенные человеческие черепа.
Катамаран состоял из двух пирог - длинных долбленок, скрепленных между собой на манер понтонов на расстоянии двух метров. Между пирогами положены бамбуковые реи, связанные лианами и выполняющие роль палубы, на которой разместилась примитивная бамбуковая хижина для защиты людей от дождя и ветра. На корме был установлен подвесной мотор в восемнадцать лошадиных сил.
Накануне Майкл показал катамаран двум братьям из католической миссии Крозье и сообщил, что катамаран назван именем Чинасапича - самого способного среди асматов резчика по дереву. По словам Майкла они с Вассингом полностью освоили вождение судна. Правда, он забыл - или не захотел - добавить, что Роб Эйбринк Янсен, продавший ему в Мерауке катамаран, особо предупреждал не перегружать его и не пересекать устье реки Эйланден. В прилив и отлив течение усиливается, оно обычно вызывает волну высотой до семи метров, и лишенный киля катамаран легко может перевернуться.
Но Майкл Рокфеллер и Рене Вассинг пренебрегли этими предостережениями и в сопровождении Симона и Лео тронулись в путь. Пока они находились вдали от устья Эйланден, оснований тревожиться не было. Правда, море было неспокойным, но волны набегали неторопливо, и четверке путешественников удавалось удерживать катамаран в нужном положении. Однако наступил момент, когда они заметили, что отлив из Эйландена нагоняет волну. Мотор катамарана слишком слаб, и суденышко относило все дальше в открытое море. С каждой минутой качка становилась опаснее, лодки-понтоны заливало водой.
Майкл управлял мотором, остальные что было сил вычерпывали воду, но она все прибывала. Неожиданно высокая волна с силой ударила в нос и борт, захлестнув катамаран. Мотор заглох. Судно начало тонуть, а высоченные волны грозили вот-вот его перевернуть.
До берега оставалось чуть больше полутора миль. Правда, в этих водах много акул, а в устье реки водятся крокодилы, но для хорошего пловца это не слишком опасно. Однако ни Майкл, ни Рене не хотели покидать катамаран, на котором находились все запасы продовольствия, товары для обмена с местными жителями и киноаппаратура. Они решили отправить Лео и Симона за помощью. Те вылили содержимое двух канистр и, прижав их к себе как спасательные пояса, попрыгали в воду. Никто не тешил себя надеждами, все четверо знали, что на несколько сотен метров от берега тянется полоса болотного ила - слишком густого, чтобы преодолеть его вплавь или на лодке, и слишком жидкого, чтобы выдержать вес человека. Он, словно зыбучий песок, способен засосать все, что попадет на его поверхность. Во многих местах ил доходит до груди. В довершение всего над болотом бесчисленными тучами вились кровожадные москиты, готовые облепить несчастную жертву. Но если Симону и Лео все же удастся добраться до твердой земли, они рискуют наткнуться на асматов, которые вряд ли станут с ними церемониться и скорее всего прикончат обоих пришельцев, чтобы полакомиться ими и отрезать головы. Одна надежда, что им крупно повезет и они встретят островитян, дружески относящихся к миссиям в Агатсе, Шуру или Пиримапоане. Только тогда можно рассчитывать на помощь.
Вечером перед катамараном вырастает огромная волна. Майкл и Рене прижимаются к лодкам, но волна настолько велика, что хрупкое суденышко переворачивается. Палуба развалилась, бамбуковую крышу снесло. Провизию, товары, снаряжение смыло за борт. Единственная надежда спастись - крепче держаться за оставшуюся лодку. Но их все дальше относило в море. Ночь прохладная, вода ледяная. Когда забрезжил рассвет, перед глазами у несчастных еще был виден берег, но уже на востоке. И тогда Майкл решается плыть к берегу, считая это последним шансом спастись. Видимо, Симон и Лео погибли или попали в плен к какому-нибудь местному племени. Если хотя бы один из оставшихся в живых не достигнет берега и не найдет помощи, их так далеко унесет в море, что отыскать будет невозможно. Как полагал Рене Вассинг, до берега четыре-семь миль. Но он неважный пловец. Майкл же отлично плавал кролем. И все-таки Рене решительно возражал против его плана.
- Это чистое безумие, - твердил он Майклу (и повторял позднее перед комиссией по расследованию). - Течение у берега может быть таким сильным, что тебе не выбраться, даже если ты будешь в каких-нибудь десяти-пятнадцати метрах от берега.
Но его доводы оказались бесплодными. Майкл неожиданно схватил красный бензиновый бачок от подвесного мотора и прыгнул с ним в воду. Его последними словами, которые расслышал Рене, были:
- Я думаю, мне это удастся.