Киан разжал объятья, отступил, смотря словно сквозь меня. Как будто даже ошарашенно, как будто не ждал подходящего момента, чтобы заставить довериться. Но зачем? За что нужно так сильно ненавидеть?
Я так злилась, что готова была его ударить. Один раз, два… сколько понадобится, чтобы сбить костяшки в кровь о его щетину. Стереть с лица это выражение мнимого сочувствия и обиды.
— Не верю, слышишь?! — Киан молчал, слизывая с губ капли дождя, но глаза загорелись вызовом. — Что ты обо мне знаешь, чтобы говорить такое? — Эмоции так и просились наружу. Такой позор — показать слабость, самой наметить уязвимые места, открыться… Для пылающих щек ливень казался ледяным.
«Дьявол! Ненавижу!» — кричало что-то внутри, подминая под себя самообладание. Рвало и метало, поднимая на поверхность все самое мерзкое и постыдное в моей жизни. Больше никакой апатии, никакого холодного рассудка. Внутри заворошился готовый к нападению зверь.
Вдруг Киан сделал решительный шаг навстречу, пытаясь поймать мою руку, но я не дала. Ударила по протянутой кисти в попытке перекричать дождь:
— Еще после Нордона ты даже смотреть на меня не хотел! Словно мы вообще никогда друг друга не знали и противно даже просто находиться рядом с такой мразью, как я. А теперь говоришь, что любишь?! Как ты смеешь… как… ты…
Киан перехватил обе мои руки за запястья, а я замолкла на полуслове и сжала челюсти, готовясь не обороняться — атаковать. Но что-то в его взгляде заставило меня остановиться, и я в недоумении застыла, пытаясь это понять. Хватка Киана немного ослабла, но когда я поняла, что можно было попытаться вырваться, Киан уже положил мои раскрытые ладони на виски и накрыл своими руками. Его сердце колотилось так же рьяно, как и мое.
— Загляни, если не веришь. Прошу тебя, — вопреки выработанной привычке, я не сжала губы и не попыталась поставить его на место. Даже не подумала об этом. Потому что перед глазами было уже не его лицо, а я сама. Молодая, испуганная, милосердная — давний образ из его сокрытых воспоминаний, который я раньше и не пыталась уловить. Но сейчас Киан не пытался закрыться, и меня напугала неожиданная догадка. Неужели еще с тех пор? Тогда что означали последние недели?
Профессионально усиливая напряжение, я пробиралась через тягучие одинаковые воспоминания, наполненные смирением, и скупые на мечты мысли, едва удерживаясь от того, чтобы отстраниться. Слишком это личное, слишком много из увиденного раб предпочел бы унести с собой в неглубокую могилу. Но Киан позволил мне увидеть, а добровольное согласие открывало замки на любых дверях. Я вновь ощутила его преданность, в которой посмела усомниться, реакцию на мои прикосновения, на брошенный вскользь взгляд, на сдержанное беспокойство, наказания, ругань. Нет, такого я никогда не видела. В Нордоне, касаясь его лица в поисках причины побега, я была слишком взбудоражена знакомством с повстанцами, чтобы копать дальше. А все остальные, кто попадал ко мне на допрос и не мог оградиться, редко сохраняли светлые воспоминания на поверхности, когда оставались только боль и бессильная ярость. Но Киан… Осознанно или нет, все это бесчисленное множество мгновений последних лет было связано со мной. Каждое из его воспоминаний. Будто до того дня, когда я выкупила его и Келлу, не было ничего. Так или иначе, но я видела себя. Ноги, спину, лежащие на плечах волосы, напряженные руки, сжатые кулаки, но почти никогда — глаза.
Едва не потеряв связь, я выхватила из бегущих вне пространства и времени событий его обещание не предать — еще там, в степи, когда эйфория от находки захлестнула меня и не хотела отпускать. В то время как Киан боролся с самим собой, давая клятву не мешать и собираясь ее сдержать. Эхом зазвучали его вкрадчивые, полные веры слова, его попытка достучаться до меня перед казнью. Тесный чердак, дорога, еще несгоревший Нордон, когда Киан впервые посмотрел на меня прямо и понял, что хочеть стать для меня… человеком?
От воспоминаний той ночи перед казнью начинало мутить, но Киан помнил только свою попытку потянуть для нас время и страх, когда в тюремный лазарет внесли полуживого Ариэна. Только страх — не ненависть или презрение, не разочарование, — когда понял, кто нанес эти увечья. А потом из всполохов адреналина, страха и напряжения я уловила заглушившее все прочие эмоции отчаяние. И, когда я поняла его причину, стало физически больно. Оно завладело мной с той же силой, что и Кианом, когда он увидел, как я, стоя у края обрыва, удерживаю от падения Ариэна.
Его глазами эта сцена выглядела совсем иначе. Я видела на своем лице мечтательную улыбку, которой, казалось, тогда не было, и тяжелый взгляд Ариэна, в котором горели едва заметные искорки. Солнце освещало наши лица, но я чувствовала до ужаса сковывающий холод под ребрами, не сразу вспомнив, что все это — лишь воспоминания. Настоящий страх появился, когда я поняла, что не чувствую рук и не могу остановиться.
Меня затягивало все дальше. Тяжелый разговор у костра, чувство безысходности, хлипкая надежда на лучшее, напуганный Нарк — тот беглец, которому я хотела отрезать язык, разочарование и попытка смириться со своим статусом, ярость и страх за мою жизнь, самобичевание и ненависть, откуда-то взявшаяся ревность. Я не могла выдержать все это сразу, но время не останавливалось, все сильнее ударяя по сознанию, пока я не увидела происходящее у шатра под усилившимся дождем его глазами. Для него я выглядела совсем иначе, нежели видела себя в зеркале. Без изъянов. Мои глаза были закрыты, мышцы лица напряжены, но я больше не чувствовала своего тела — только боль, которую из последних сил терпел Киан сейчас из-за моего вмешательства.
«Очнись!» — прокричала я, кажется, чужим голосом, и на мгновение меня словно не стало. Но тишина пустоты быстро сменилась шумом косого дождя и собственным отрывистым дыханием.
Киан вздрогнул и, лишь раз взглянув на меня, в замешательстве отступил.
— Вот… ты уви… у… видела, — с трудом вытолкнул из себя Киан, и у меня защемило сердце. Да, я увидела даже больше. Больше, чем могла бы однажды мечтать. Хотелось извиняться снова и снова за ту пытку, которую испытал на себе единственный, кто всегда считал меня человеком. Несмотря ни на что. Я ведь тебя не достойна… Но даже сказать что-то просто не хватало сил, я лишь продолжала шевелить дрожащими губами, ловя воздух и пытаясь хоть как совладать с захлестнувшими меня эмоциями. Со страхом, для которого не находилось объяснения.
Дождь усилился, но мы так и стояли без единого движения. Киан сразу как-то сдался, ссутулился, словно до этого что-то его подтолкнуло. Или кто-то, но это воспоминание оказалось вне моей досягаемости. Он больше не пытался напирать, но взгляд поднял. И усталые-усталые глаза посмотрели на меня из-под выгоревших бровей. Его лихорадило, и через вдох стучали зубы, но плечи не поднимались, и уже разжались кулаки.
Это было слишком. Сколько лет я воспринимала Киана как раба, невидимку, едва ли не вещь, сколько раз заставляла отринуть все человеческое? И как ему после всего удалось сохранить это светлое чувство, которого я не достойна?.. Но я поймала себя на куда более страшной мысли: что забыла бы обо всем на свете, отдалась ему целиком и полностью. И ужаснулась от того, что на это способна.
Видимо, шок и сомнения отразились на моем лице, и Киан понимающе, с безграничной тоской в глазах улыбнулся.
— Я никогда не предам, не обману тебя… Но не могу больше оставаться для тебя лишь рабом, которого ты однажды пожалела.
Голос казался выцветшим, обезличенным, и Киан уже собирался повернуться, но я, даже не думая, попыталась схватить его за предплечье, объясниться. Рука легко соскользнула с намокшей ткани. Киан даже не заметил.
Я молча смотрела ему вслед, порываясь догнать и, повернув к себе, заглянуть в напуганные глаза. Коротко прошептать: «не оставайся». Но могла ли? Обещать ему, что не принесу еще больше боли, и себе — что пойду до конца?
Если это и правда был мой шанс, я его упустила.
Но эта близость… Как хождение по минному полю с поясом смертника. Я так не могу. Нет. Не сейчас. Много бы отдала, лишь бы забыться в этих крепких объятиях, но даже сейчас не могла себе этого позволить. Без разумных объяснений, без ожидания понимания и принятия. Прости, Киан. Но лучше так. Пока не поздно. Пока не струсила, бросая из-за тебя то, ради чего решила жить дальше. Если бы еще дождался. Если бы знать, что не все сама же сейчас разрушила. Если бы объяснить…
Дождь смешался с градом, и стало еще холоднее, но ярость — абсолютная животная ярость — просилась наружу. Приглядев в паре шагов вбитую в землю толстую распорку, я, не примеряясь, врезала по оструганному бревну кулаком. Боль врезалась в костяшки, но не остановила, заставив зарычать и замахнуться снова. Острое жжение разогнало мысли, и я резко распахнула глаза, с силой зажимая дрожащую покалеченную руку ладонью. Кожа между опухшими красными от крови костяшками натянулась, становясь сине-зеленой. Спокойно. Хватит. Надо остановиться, пока никто не увидел, нельзя показать слабость. Но легче почти не стало.
Косой мелкий град хлестал в лицо, и я, потерев онемевшую руку, поспешила вернуться в тепло.
У костра, млея, с миской в руках полулежал Эрд. Мокрая одежда сушилась на вновь натянутых веревках. Пахло чем-то вкусным и жирным, но желудок лишь скрутило рвотным спазмом. В свободных сапогах хлюпала ледяная вода, и я медленно стянула их непокалеченной рукой, переворачивая вверх подошвами и насаживая на вбитые у костра колья. Здесь и правда было тепло, но тело продрогло словно изнутри, и начался озноб. Я расстегнула пуговицы и закуталась сильнее в мешковатый под мое телосложение мундир, смахнула с ресниц перемешанные с дождем слезы.
Навстречу мне уже шел обеспокоенный чем-то Ариэн. При виде его я вдруг вспомнила ту пару, совсем недавно привлекшую мое внимание, и почувствовала укол вины. Это они должны принять удар, если я отступлюсь от долга, если струшу и останусь в стороне? Чтобы огонь забрал еще столько же жизней? Или больше… Чтобы из-за моих эгоистичных желаний на дереве висельников не осталось свободных веток?!
Злость почти выплеснулась наружу, но я ее остановила, сжав кулаки так сильно, что натянулись края зашитой раны. Никогда! Никогда больше не посмею поставить свою жизнь выше. После всего… она больше мне не принадлежала, и я не имею права ей распоряжаться. «Вначале солдат, потом — человек», — вдруг вспомнились мне наставления Роверана, вдалбливаемые в сознание вместе с болью. Но теперь эти слова приобретали совсем иной смысл. Не будет больше чувств и желаний, не будет слабости, которая помешала бы достигнуть единственной цели. Цели, ради которой я должна отдать себя всю. Без остатка.
Я резко подобралась, сцепляя за спиной руки, и приготовилась слушать. Вначале нужно искупить вину, хоть так попытаться вернуть душу, и только тогда, я возможно — если останусь еще в живых — получу право на свое счастье.
— Все… в порядке? — вдруг остановившись в паре метров от меня, уточнил Ариэн. Эрд тоже как-то дернулся, недоверчиво посматривая мне за спину.
— Так точно, — я кивнула. Коротко и четко. — Что-то случилось?
На секунду Ариэн словно растерялся, и его лицо немного вытянулось. Но я искренне надеялась, что он не высматривал сейчас на свету мои недавние воспоминания. Совсем ни к чему говорить о том, что не повлияет на наши решения.
— Нет, но меня беспокоит то, что будет дальше, — словно о чем-то догадавшись, произнес Ариэн и как-то странно посмотрел на меня: с сожалением, в котором я более не нуждалась. — Ты ничем не обязана… это я не оправдал ожиданий и…
— Этот разговор у нас уже был, — не слишком тактично прервала я, не желая развивать эту тему при сомнительных посторонних, ненавязчиво греющих уши. — С тех пор ничего не изменилось. И, если тебя беспокоило только это…
— Только это, — подтвердил Ариэн.
— Тогда вопрос исчерпан.
Я села поближе к костру, вытягивая к пламени руки. Эрд удивленно уставился на мою кисть, едва не выронив пустую миску, но ничего не сказал.
— Есть еще один разговор, раз ты не изменила решения, — опять начал Ариэн, принимаясь снимать с меня полностью намокший мундир. Минутой позже на плечи легло теплое одеяло. — Дождемся Киана и можем…
— Начни сейчас, — «или ждать придется долго», — хотела добавить, но промолчала, стараясь не думать о том, что Киан и вовсе может не вернуться. И все же, мой выбор был единственно правильным, честным.
— Ладно, — Ариэн запнулся, коротко посмотрев на меня, и сосредоточенно продолжил: — после окончания дождей нужно поторопиться к столице. — Не прерывая, я лишь глазами указала на сидящего совсем близко парня, и Ариэн, поняв мой вопрос, одобрительно кивнул. Оставалось только надеяться, что он действительно порылся в его воспоминаниях и убедился, что неудавшийся страж не затеял диверсию. — Ты говорила, нам помогут попасть в столицу…
— Семейство К’иирт, в Сперро. — Эрд коротко глянул на меня, прося уточнений и в то же время впервые давая мне возможность его рассмотреть. Пожалуй, я была не права, подмечая в этих обычных и не запоминающихся чертах что-то хищное.
Обгоревшая кожа медленно слезала с переломанного когда-то носа и лба, оставляя красные пятна, короткие жидкие ресницы, выгоревшие вместе с бровями, были едва видны, а на глаза то и дело падали ломкие светлые волосы. На военного он никак не походил внешностью — только выправка выдавала в нем воина. И прямой взгляд.
— Им принадлежит усадьба у самого устья Рейфа. Странно, что тебе не знакома эта фамилия. Несколько лет назад Служба все владения прошерстела в поисках беглых рабов и Темных. Я тоже там была. Говорят, они в последний момент успели всех попрятать, и нам не повезло найти какие-нибудь следы.
Ненароком из общего бесстрастного пояснения я выделила местоимение, пытаясь понять реакцию Эрда. На упоминании про беглых его лицо странно исказилось, что редко бывало с опытными воинами, умеющими держать маску до последнего. Меня удивило то, насколько отчетливо в изгибе губ и собранных на лбу складках читалась вина. Видимо, за то, что он и сам не так давно был по другую сторону. Конечно, этого было недостаточно, чтобы поверить, но я доверяла Ариэну, а он, в отличие от меня, был на ногах уже больше недели и уж точно не терял время зря.
Заметив, что его разглядывают, Эрд вскинулся и, помолодев с этим жестом лет на пять, показательно сложил на груди руки.
— В общем… с твоего позволения, — Ариэн привлек к себе мое внимание и медленно опустился рядом, потянувшись за болтающейся в нагретом котелке ложкой. — Эрд разведчик.
— Я был разведчиком, — сразу же своевременно вмешался парень, — и могу показать дорогу, на которой точно не будет стражей.
— Зачем? — резко и напористо спросила я, и обстановка вновь стала напряженной. — Я не слишком тебе верю.