- Вы нашему товарищу Воронову не родственницей будете?
Наташа улыбнулась.
- Нет.
- Странно, - вдруг обрадовался Гостев. - А то мне ваша личность показалась знакомой. У Воронова на столе стоит. Только там значительно некрасивше. Это точно.
Гостев посмотрел на девушку, увидал ее профиль, хотел сказать что-то, но не успел: впереди чернела полынья. Гостев вывернул руль и почувствовал, как у него сразу же вспотели ладони: что-то захрустело так, будто рвали коленкор. Наташа уперлась руками в сиденье, чтобы не удариться лбом о стекло. Передние колеса провалились под лед.
Гостев рванул рычаг коробки скоростей вверх и дал задний ход. В ту же минуту раздался треск, но теперь уже с боков. И в кабину хлынула дымная, обжигающая вода.
Наташа вскочила на сиденье. Гостев распахнул дверцу и прыгнул вниз. Через мгновение он прохрипел:
- Давай сюда!
Наташа заглянула вниз и увидела Гостева. Он стоял по горло в воде. Его лицо стало белее снега. Это было так страшно, что девушка зажмурилась.
- Скорей, черт! - заорал Гостев. - Скорей.
Наташа шагнула вниз и почувствовала, как ее подхватили сильные руки шофера. Он держал ее над головой и нес к берегу. Руки у него дрожали, глаза налились кровью, а тело покалывало тысячью иголок, не больно, но противно.
Он добрел до берега и бросил Наташу в снег. Здесь, у берега, ему было так же, как и около машины, почти по горло. Он начал карабкаться, но лед был свежий, скользкий. Гостев все время падал вниз, в воду. Наташа протянула ему руки.
- Держись!
Гостев взял ее пальцы и, упершись ногами в крутую стенку ледяного берега, начал подтягиваться. Наташа заскользила. Как она ни старалась упираться коленями, снег под ней полз прямо в черную полынью, к Гостеву. Он увидел это. Разжал пальцы.
Упал в воду, и брызги, поднятые им, сразу же зазвенели льдинками. Гостев пошел вдоль берега, отыскивая место, где можно было бы выбраться из воды. Он шел, словно ледокол в Арктике: от него отскакивали маленькие льдинки и тонко звенели, сталкиваясь друг с другом.
Наташа бежала по снегу, проваливалась, вылезала и кричала не переставая:
- Давай руку! Давай руку, Гостев!
Шофер упрямо мотал головой и брел все дальше, к тому месту, где рядом с водой из снега торчала стеклянная ива. Там он вылез и упал в снег.
- Беги вдоль по берегу, - сказал он девушке, задыхаясь, чувствуя, как сердце у него поднималось к горлу. - Беги! Ну!
- Ты что? - испуганно спросила Наташа, увидав, как весь он, на глазах, покрывался хрустящей корочкой льда.
- Что ты?! - закричала девушка, и лес отозвался смешливым многоголосым эхом.
Когда женщина чувствует, что мужчина, спутник в трудной дороге, слабее ее, она может стать впереди, она может повести его за собой. Но когда женщина знает силу своего спутника, его мужество, а потом видит его бессильным, не таким, каким привыкла видеть всегда, вот тогда она теряется, становясь только женщиной, которая призвана любить, бояться и жалеть.
- Беги! - снова прохрипел Гостев. - Вдвоем нам ни к чему...
Наташа заплакала, а потом схватила Гостева за воротник, рванула на себя и с размаху, что есть силы, Ударила его по лицу.
- Не надо, - прошептал Гостев, - больно мне.
Девушка почувствовала, как у нее напряглись мышцы шеи. Она снова схватила Гостева и снова начала его бить по лицу. Потом стащила с него ватник и джемпер.
Ватник, хрустнув, сломался. Наташа сорвала с плеч свою куртку и стала втискивать в теплые рукава холодеющее тело Гостева. Наташа застегнула на нем все пуговицы, рванула Гостева на себя и посадила в снег. Он упал. Наташа снова посадила его, а он снова упал. Тогда девушка стала бить его руками по холодному лицу, ногами толкать в ребра и живот.
- Больно, - зло сказал Гостев.
Наташа засмеялась сквозь слезы: "Больно - это тепло..."
Девушка стащила с себя меховые штаны. Холод сразу же прошел сквозь легкую фланелевую ткань лыжных брюк. Эти брюки ей сшила в Москве бабушка по последней моде: узенькими, с накладными карманами и белой строчкой по швам. Наташа развязывала шнурки у лодыжек и все время следила за тем, чтобы Гостев не упал в снег. Но он все-таки упал. Наташа подскочила к нему, схватила за руки и принялась разводить их в стороны, стараясь разогреть Гостева. И вдруг Наташа подумала: "Ведь в машине спички и спирт. Это спасение!"
Она оглянулась на полынью, на машину, которая врастала в лед, на стеклянную иву у берега, на долговязого человека с белым лицом, который только что спас ее, и побежала к реке.
- Стой! - закричал Гостев.
Ему показалось, что кричал он зычно и громко. А на самом деле он свистяще шептал:
- Стой! Стой! Наташа! Стой!
Девушка бежала по льду. И тогда он поднялся. Как пьяный, раскачиваясь из стороны в сторону, Гостев пошел следом за Наташей. И чем дальше и быстрее он шел, тем больше чувствовал в себе силу, которая победит холод.
Сейфуллин, Проценко и Геметов лежали под машиной на тулупе. Геметов светил переноской, а шоферы лихорадочно кончали ремонт. Решили сделать одну проценковскую машину и на ней привезти в партию кинопередвижки и движок, чтобы в новогоднюю ночь у людей был свет.
- Да, - продолжал Сейфуллин, усмехаясь, - посмеются над нами, как нагрянем. Я, между прочим, очень обожаю консервированные сливы с манной кашей. Вернемся - две банки съем.
- Так я тебе две банки и дам! - возразил Геметов.
- А за героизм?
Все засмеялись. Сейфуллин торопился, и поэтому гаечный ключ то и дело соскакивал с пробки маслобака.
- Черт, - сквозь зубы сказал Сейфуллин и выругался.
"Товарищ, я вахту не в силах стоять", - Сказал кочегар кочегару, простонал Проценко и закончил прозой, которую так презирал: - Башка, ребята, лопается.
- Потерпи, браток, - попросил Геметов, - немного уж осталось.
Проценко крякнул и снова, как фотограф в темный мешок, запустил руки в мотор.
Стараясь хоть чем-нибудь помочь шоферам, Геметов начал рассказывать смешные анекдоты.
"Хороший какой мужик, - подумал Сейфуллин, - беспокойный и заботливый..." Он посмотрел на снабженца и улыбнулся ему. Тот сморщил лицо и сказал:
- Неспокойно у меня на душе за наших. Просто черт знает как скребет. Не надо было их одних пускать. Пропади это шампанское пропадом!
Проценко довернул гайку, бросил ключ и сказал:
- Все. Поехали.