73158.fb2 Пушка Братство - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 42

Пушка Братство - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 42

-- A знаете, она совершенно права,-- миролюбиво заключил Предок, потом бросил взгляд на Гифеса, как бы давая ему слово.

-- Верно, права,-- подтвердил наш типографщик.-- Как вы себя ведете в отношении хозяина, граждане литейщики,-- это ваше дело, a вот пушка "Братство" -- ваше. Вот поэтому-то я в качестве командира 5-й стрелковой роты Бельвиля решил следующее: мои люди будут опоку сторожить. Повидаюсь с другими офицерами стрелковых рот, они нам помочь в таком деле не откажутся. Это вовсе не против вас направлено. Вы... вы... словом, замечательный вы народ! Рождественские праздники y вас прахом пошли... Хотелось бы очень, будь это в наших силах, вас за это отблагодарить. Hy что ж, черт побери, парни, которые явились сюда с примкнутыми штыками, будут в вашем полном распоряжении, братья литейщики,

если вам, скажем, понадобится вооруженная помощь, чтобы раз и навсегда покончить с хозяевами.

Женщины постепенно начали расходиться, завернув своих сосунков в шали и одеяла. Праздник окончился.

Речь Гифеса произвела впечатление, и глубокое, на всех литейщиков. Ho каждый воспринял ee по-своему. Секретарь синдиката Маркай, литейщик Бавозе, Удбин и Легоржю, переодевшись перед уходом домой, потирали руки, весело хлопали друг друга по плечу, зато Тонкерель хмурился. Шашуан отвел в сторону Предка с Гифесом: да это же безумие говорить о революции, когда пруссаки топчут землю Франции. Фигаре, Сенофр, Бараке и Барбере дружной стайкой направились к выходу, искоса поглядывая на Коша, Фалля, Феррье и Шиньона с ружьями на ремне, уже занявших сторожевые посты y четырех концов опоки!

-- Вот здесь-то стрелки Флуранса сумеют себя показать, -- буркнул Сенофр. И на этот намек его дружки ответили одобрительным, но приглушенным хмыканьем.

Каждый ввернул свое ехидное замечание: "У бочонка они, конечно, храбрее, чем при Шамшшьи", или еще: "Им -- пусть мы войну проиграем, тогда легче нам гражданскую войну навязать!*

-- И это рабочиеl -- обозлилась Марта.

-- Помолчи-ка ты лучше,-- вздохнул Фалль,-- рабочие, и еще какие хорошие.

-- Допустим даже, что они признают ваше право на пушку,-- все наседал на Гифеса с Предком Шашуан.-- Все равно они не допустят, чтобы вы увезли ee в свои знаменитый тупик... Они ee в распоряжение Ратуши передадут, a Ратуша пристроит ee на какую-нибудь батарею по своему выбору, отдаст в руки опытных артиллеристов, возможно, даже моряков...

-- Значит, правильно мы сделали, что поставили стрелков охранять пушкуl -- прервал его Гифес.

-- Главное, не допускать сюда братцев Фрюшан,-- заключил Предок.

-- Черта с два,--возмутился Шашуан,-- это же их литейная. Она от Фрюшана к Фрюшану переходит, от деда к отцу.

-- Все принадлежит всем, a эксплуататорам -- ничего,-- наставительно заметил Предок.

Рассвет принес похмелье, холодноватый воздух отдавал какой-то кислотой. Я так устал телом и духом, что предложил Марте отправиться в тупик.

-- Да ни за что на свете! Здесь будем спать. Вон там, смотри, y печи M 1. Осталось же в ней хоть немножко тепла.

Так она и заснула, привалившись ко мне. A я старался разглядеть высоко над головой сквозь стеклянный потолок, почти весь покрытый снегом, хоть какой-то знак рождественского утра, ведь должно же оно заняться когда-нибудь и где-нибудь. A моя смугляночка по своему обыкновению ворчала во сне:

-- Всегда так, во всем так...-- A через пять минут опять, тяжело вздохнув, пробормотала: -- Сначала праздник празднуют, a потом... потом...

На бельвильской колокольне Иоанна Крестителя вразлет загудели колокола, встречая чудесный день, a там, в стороне Сен-Дени, пушкари, плюнув на доброго бородатого боженьку как на детскую забаву, уже начали палить, и, видать, по-серьезному.

Понедельник, 26 декабря.

Мороз не сдается. B рапорте генерала Шмитца, начальника генерального штаба, упоминаются многочисленные случаи обморожения среди солдат, которых не отпускают с позиций на ночлег. Хорошо, что y нас есть повод занять литейную. Тут я и пишу, невдалеке от печей, которые вынче утром снова разожгли.

Вчерa, в воскресенье, ничего нового не произошло. Бельвильские стрелки по очереди сменяли друг друга y таинственной пушки, еще дремавшей в своей опоке, как куколка бабочки в коконе. Мы до того успокоились, что я взял да расположился за письменным столом самого господина Фрюшана-старшего, решив записать то, что произошло в рождественскую ночь. Примерно в полдень явился мой кузен Жюль со своим дружком Пассаласом. По их словам, узурпаторы, засевшие в мзрии, не собираются применять против нас силу, однако это не псмешает им попытаться взять вас иным манером. Жюль в этот рождественский день обежал весь Париж: в мясных дают свежую конину -- очевидно, на северном направлении произошли кровопролитные бои. Люди состоятельные не

пожелали отказаться от традиционного ужина в сочельник. Кролик идет за сорок франков, индейка -- за сотню, кошка -- за двадцать, a буасо картофеля стоит тридцать франков.

-- A чтобы "еще сильнее разжечь вашу социальную ненависть", как выражается наш друг Риго, так вот, любезные мои оборванцы, послушайте-ка, какое в сочельник было меню в ресторане "Вуазен": "Весенние овощи -консервированные. Рыба из Сены -- редкость. Котлеты из волчьего мяса с горошком-- огромная редкость. Кошка с гарниром из шести крыс. Жареная верблюжатина. Побеги спаржи -- консервированные. Бисквитный пудинг из морских водорослей. Груши. Яблоки. Виноград*. (Волк и верблюд -- это из зоалогического сада. Кошка смала одним из самых изысканных мясных блюд, так что в течение нескольких недель это домашнее живомное полностью иечезло.)

Нынче утром, в понедельник, литейщики вышли на работу. Маркай, Бавозе, Удбии и Легоржю первым делом подошли пожать руку Матирасу и Бастико, Пливару и Нищебрату, которые при оружии несли караул y опоки. A Фигаре, Сенофр, Бараке и Барбере сделали вид, будто не замечают наших стрелков. Шашуан прямо нас спросил, к чему это мы уперлись как дураки, только зря навредим и тупику, и литейщикам. Тонкерель -- он явился последним -- сразу оценил ситуацию. Поклонился нам издали с вымученной улыбкой, потом заговорил о чем-то с Маркайем. Мне не удалоеь удержать Марту, и она, подскочив к ним, стала дергать их за рукав:

-- Hy как, будем вынимать нашу пушку или нет?

-- Ox, отстань ты ради бога, сейчас не время.

-- Вы же сами говорили, двадцать четыре часа, a уже больше тридцати прошло...

-- Слушай, дочка, тебе сказали: не меньше двадцати четырех часов. Если продержим больше, вреда не будет. Хоть в этом-то, кажется, можешь нам поверить?!

Явился господин Фрюшан, элегантный, манерный, словом, такой, каким ему и полагается быть. Поднявшись по металлической лестнице, хозяин литейной остановился на минутку возле своего наблюдательного пункта и оглядел свои владения. Потом привычным жестом подозвал к себе мастеров. A еще через четверть часа на трех ломовых дрогах, запряженных каждая шестеркой лоша

дей, привезли бронзу для официальных заказов. Рабочие деловито хлопотали y опок и печей, где, гудя, разгорался огонь.

Четверка часовых переглядывалась, переглядывались в мы; нам стало не по себе. Среди этой деловой суеты мы, бездействующие, были на редкость неуместны. Наше оружие и наша стража явио стесняли именно самих рабочих, и так как мы отлично понимали это, то тоже испытывали неловкость. Там, наверхy, в своей стеклянной будке господин Фрюшан, посасывая сигару, разбирал корреспонденцию. Литейщики, формовщики и старшие мастерa десятки раз проходили мимо нашей пушки, но даже искоса на нее не глянули.

За печью JJ° 3 Барбаре и Бараке оживленно беседовали с пятью литейщиками; этих пятерых не было здесь в рождественскую ночь. A теперь эта пятерка бросала сумрачные взгляды в нашем направлении.

-- Недостает только, чтобы Бельвиль всем свои законы навязывал! -резко произнес один из них.

Маркай доспешил вмешаться, желая успокоить Сенофра и Фигаре, и только с помощыо подошедшего Тонкереля удалось их утихомирить.

Господин Фрюшан, наблюдавший за этой перепалкой со своей вышки, явно разочарованный удалился к себе в кабинет.

-- Вот видите,-- прошептал старший мастер, взяв под руки Гифеса и меня,-- из-за вас, чего доброго, может драка начаться. Есть y нас два-три молодчика, которые только этого и ждут. Попробуем добром уладить. Мы тут потолковали с Маркайем. Можете ему полностью доверять, он член Интернационала.

После такого представления секретарь синдиката литейщиков Маркай, круглоголовый мужчина с болышши черньши глазами, с висячими усами и узенькой бородкой, изложил нам принятое ими решение: пушку "Братство" окончательно доделают рабочие, они останутся добровольно в литейной после конца смены. Ho с господином Фрюшаном можно будет договориться лишь на следующих условиях: стрелки немедленно покидают не только литейную, но и вообще территорию завода.

-- Об этом и речи быть не может,-- отрезал Гифес. Тонкерель обиженно отошел прочь, a Маркай на прощание бросил типографщику:

-- Ты неправ, гражданин.

B полдень, когда литейщики, примостившись y печей, подкрепляли свои силы скудным завтраком, принесенным из дому, Пальятти, Янек, Шиньон и Феррье сменили стоявших на карауле y нашей пушки, по-прежнему зажатой опокой, Матирасa, Бастико, Пливара и Нищебрата.

Ho вот для Марты пересменки нет, она даже на минутку не желает сбегать в тупик. Она, Марта, всегда живет только одной- единственной целью. И она не отходит от нашей все еще не родившейся пушки. Марта вроде лука, который достигает полного своего совершенства лишь в тот миг, когда вылетает стрела. На память мне приходят ee слова, сказанные в полусне: "Сначала празднуют..." Hy a если нам с боями все-таки удастся вырвать пушку? Что ж, после одержанной победы эта пламенная душа понесется искать новый праздник. И ей потребуются новые стрелы, чтобы напряглась тетива.

-- A какой для тебя, Марта, самый-самый большой, самый прекрасный праздник?

-- Революция.

Ух, черт, до чего же хорошо в литейной братьев Фрюшанl Кожа Марты на шее, за ушами, на спине, смуглая ee кожа, теплая и тонкая,-- точно новый клинок, согретый в ладони, она вбирает в себя и удерживает запахи и как-то удивительно тонко примешивает их к собственному aромату. Никогда от Марты не может пахнуть плохо, потому что пахнет от нее одновременно и Мартой, и жильем Марты. Мы говорим: "У Марианны смуглая кожа", ну a наша Марта -- она цвета всех революций.

-- О чем думаешь, Марта?

-- О лафете. Знаешь, Кош с Барденом могут его нам смастерить.

-- Hy a колеса?

-- Украдем.

Все еще в литейной. К вечеру.