Ходят кони над рекою,
Ищут кони водопоя,
А к речке не идут —
Больно берег крут.
Макар сидел на кровати и, закрыв ладонями лицо, пел.
Эта песня из фильма «Бумбараш» как никогда подходила к его настроению. Нехитрая мелодия с такими же нехитрыми словами всегда получала отклик в его сердце, а сегодня не позволила опуститься до животного состояния и начать выть. От тоски, от невозможности что — либо изменить. Две женщины, пусть и неравноценные по значимости, ведь любовь к подруге трудно сравнить с любовью к матери, но обе занимали место в его жизни, и вот теперь обеих нет.
Ни ложбиночки пологой,
Ни тропиночки убогой.
А как же коням быть?
Кони хочут пить.
Макар пел, потому что не мог плакать. Он не плакал, наверное, лет с девяти, с тех самых пор как отец ушел от них. Собрал чемодан, достав из комода документы, торопливо сунул их во внутренний карман пиджака, переступил через сына, который лежал на ковре с книгой в руках, подошел к двери и, не оглядываясь, произнес: «Прощайте!»
«Пап, ты куда? В командировку?» — спросил Макар, еще не понимая, что с этого момента к нему навсегда прилепится слово «безотцовщина».
«Мать все объяснит».
На тумбочку полетели ключи от дома.
Мама сидела на кровати и плакала в кухонное полотенце. А на плите выкипал суп, который поставили разогревать к приходу отца. Макар до сих пор помнит запах переварившихся капусты и свеклы. И больше не ест борщи.
Вот и прыгнул конь буланой
С этой кручи окаянной.
А синяя река
Больно глубока.
Он чувствовал себя как тот конь, что умирает от жажды, но утолить ее сможет, лишь сиганув в омут. Он ненавидел всех тех, кто вырвал его из привычного мира, заставил жить по своим правилам, сделал пленником.
Макар выдохнул, медленно огляделся. Шкаф перевернут, у кресла выломаны ножки, всюду раскидано белье и одежда. На окне висит лишь одна занавеска, вторая валяется под ногами. Он топтал ее, не сумев порвать.
В минуту, когда он очнулся, в него товарным поездом врезалась правда, произнесенная шипящим голосом то ли беса, то ли Наты.
«Даже мать не приш — ш–ш — шел хоронить…».
Он ходил собирать драконье дерьмо, он как послушный бычок выполнял все мыслимые и немыслимые задания безумных жителей Заставы, а мама и его девушка, пусть бывшая, в это время находились в беде. А его не было рядом.
А синяя река
Больно глубока.
— Макар… Макарушка… — Надя неслышно прошла в комнату, села рядом и крепко обняла. Он продолжал смотреть перед собой, с упорством маньяка выискивая следы повреждения на стене, ведь об нее он бился головой, пытаясь заглушить душевную боль физической.
— Ты зачем пришла? — он не узнал свой голос. Минуту назад пел и вот уже сипит.
— Я почувствовала, что тебе больно…
— Ты бы поверила бесу?
— Бесу? Наверное, нет…
— А я поверил. Бес не мог знать, что меня зовут Макаром. Только Ната. Это она говорила со мной перед смертью.
— Мне жаль твою невесту…
— Мы расстались. Хотя теперь не важно…
Объятия Надежды успокаивали. Ступор, телесное окаменение, в которые впал Макар после разгрома комнаты, проходили. Его начало трясти.
— Ну, тише, тише, — она гладила его по руке, а он чувствовал, что его рубашка в том месте на плече, к которому девушка прикасалась щекой, намокла. Надя плакала.
Он как — то неловко повернулся к ней, расцепив их объятия, обхватил ладонями лицо и заглянул в глаза, в которых плескалось море эмоций. Он не мог бы с точностью назвать, что прочел в них, но ему до боли захотелось почувствовать тепло губ.
Надя не сопротивлялась. Она сама потянулась, прижав его руки своими ладонями.
Этот поцелуй был другой. Не такой как тот, первый, когда Макар просто закрывал губами Надин рот, стремясь опередить беса. В том поцелуе сквозила неловкость, какая — то неправильность, как будто бы он воровал чужое. И вкус у него был другой. Там был страх, а здесь …
А что было здесь?
Что изменилось?
Почему появилась уверенность, что он может сделать большее, и Надя позволит?
Он заставил себя оторваться от ее губ.
Надя опустила глаза.
— Мне самой не понять, — произнесла она. Дрожащими пальцами заправила волосы за ухо. — Что — то произошло после того поцелуя. Я стала тебя чувствовать.
— Все чувствовать?
— Все. И твой интерес ко мне.
— Любовь.
— Любовь. И твою боль. И все во мне отвечает. Ты как будто разбудил меня. Поцелуем.
— Как спящую красавицу…
— Да, — Надя подняла глаза. — Я все чувствую. Даже когда ты возвращаешь время.
Макар удивленно посмотрел на нее.
— Ты не могла знать, что я откатывал время назад на свадьбе Захара и Ганны. Я поцеловал тебя после.
— А я и не знала. Я говорю о вчерашнем вечере, когда случился пожар…
— Ты что — то путаешь.
— Нет. Я могла бы сказать, что испытала дежа вю, но вчера я точно знала, что произнесет Петра, и что ответит ей Мурила. Я видела, как все отматывается назад, а потом запускается заново.
— Я не уверен, что твое дежа вю имеет к моим способностям отношение…
— Сделай это. Откати время назад. Прямо сейчас.
— Я не хочу вновь громить комнату.
— Верни нас к поцелую.
Незримые песочные часы сделали оборот.
— Ну, тише, тише, — она гладила его по руке, а он чувствовал, что его рубашка в том месте на плече, к которому девушка прикасалась щекой, намокла. Надя плакала.
Потом случился поцелуй, за которым последовал их диалог. Но прежде чем Макар отвечал Наде, она говорила слова и за него.
Макар, не веря, несколько раз возвращал поцелуй, и каждый раз убеждался, что Надя помнит, что происходило во время отката. А он, увы, забывал все гораздо быстрее. Оставалась лишь тень воспоминаний, которая тут же таяла, стоило лишь напрячь память. Как невозможно поймать сновидение, которое не вспомнил сразу. Сколько не напрягайся, оно уходит навсегда.
Макар еще не привык, что может манипулировать временем, а потому терялся. Может быть, стоит набраться больше опыта, и он перестанет забывать те события, что стер, отмотав время назад. Но пока не прекращал удивляться, как странно работает его память. То помнит все повторы до мелочей, как тогда, когда Бай — юрн только учил его возвращать время, то тает словно снег, когда рядом девушка, что нравится безумно, то держится за киношные слова «Огонь, иди за мной!».
Все нестабильно. Его жизнь, умение пользоваться даром, память об ушедших будущих событиях, отношения с любимой.
Макар не хотел ее отпускать, но Надя ушла, сказав, что им обоим есть о чем подумать.
«Дагар. Между нами стоит лорд Дагар».
Макар ненавидел лорда, хотя понимал, что ненавидеть не за что. Тот придет за своим, как он сам пришел бы за Надей, знай, что она ждет и любит.
«Может, он рубаха — парень?»
И тут же усмехнулся нелепому предположению. Могущественный лорд и рубаха — парень…
«А как же мы?»
Да, между ними установилась какая — то связь — Надя чувствует его любовь, его боль. Но очень сомнительно, что локатор, улавливающий сигнал, говорящий о чувствах, сам испытывает их.
«А поцелуй?»
На пике чувств всякое случается. Люди делают и большие глупости.
***
— Эх, паря! Ну чего ты раскис?
Макар стоял у открытого окна и смотрел на бегающего по палисаднику Грушевича. Беззаботность собаки немного успокаивала. Желание верить, что бес, вселившийся в тело Наты, солгал, боролось с голосом разума.
— Она ведь правду сказала. О маме. Бес не мог знать моего имени. А Ната назвала меня Макаром.
Гном встал рядом со студентом и вдохнул полной грудью пахнущий летними цветами воздух.
— Я даже не знаю, как тебя утешать, Макарушка. Увидеть беса в теле невесты — большой удар. Но Окси правильно сказала. Бесы — лживые твари. Поняв, что минуты его поганой жизни сочтены, он и не такое мог придумать. Лишь бы напакостить. Давай верить, что с мамой все хорошо, а?
— Гугл, мне бы с Хочем поговорить. Пусть бы смотался ко мне домой, одним глазком посмотрел, все ли в порядке.
— Эх, паря! Правилами Заставы запрещено интересоваться жизнью родственников. Переступил порог — стал отрезанным ломтем. Хочь на такое не решится, ему Застава дорога, он против нее не пойдет. Поэтому возьми себя в руки, и считай, что бес тебе просто в душу нагадил.
— Где ее похоронили?
— Опять ты за свое! — Гугл хлопнул ладонями по бедрам.
— Нет, я о Нате.
— Дык, я не уверен, что она умерла. После того, что Окси заявила принцу, он с тела твоей невесты пылинки сдувать будет. Чего смотришь?
— Я опять ничего не понимаю.
— Угу. Это у Пскопских шоком называется. Тут помню — тут не помню. А ты сам подумай — с чего бы Аравай — абе беса уносить с собой?
Макар как наяву увидел закрывающийся портал и гоблинского принца, с трудом просовывающегося в него с телом Наты в руках. Ведь не бросил, как остальные. С собой зачем — то потащил…
— Что? На самом деле ничего не помнишь? — Гном покачал головой, с беспокойством глядя на Макара. — Так я развею туман: принц прихватил беса с собой только потому, что Окси его на слабо взяла. Больно уж дуре — девке не хотелось отправляться с Абой в Гобляндию. Вот ведь мастерица кишки на руку наматывать!
— И что она ему сказала?
— Когда принц схватил бесовку за горло, она выкрикнула: «Что? Еще один цветочек к моим ногам? Ваше тупое высочество иного и делать не умеет, как только убивать? Слабо найти другой способ изгнания беса?»
«Тогда будешь моей?»
«Сначала сделай!»
«Ну, смотри, девка! В третий раз обещаешь!»
Макар от неожиданности сел на кровать.
Ната жива и находится в руках у принца. Еще не все потеряно! Он может узнать, что случилось с мамой.
Гугл сел рядом.
— Ты, Макарушка, большие надежды не строй. Окси такой ловкий ход придумала, чтобы Абу отшить, а на самом деле она знает, что останется безнаказанной. Нет другого способа избавления от беса, как только убить носителя. Об этом во всех мирах известно. Дни твоей невесты сочтены. Не гоблин, так сам бес ее уничтожит.
— Мне не кажется, что все так плохо. Вот ответь мне, Гугл, почему Исида открыто нарушила права Аравай — абы? Попаданка дважды сказала «да», но до сих пор находится среди нас. Ведь ведьма за уничтожение бесов должна быть принцу благодарна. А она, при всей нелюбви Заставы к Окси, не подтолкнула ее в спину, чтобы та ласточкой влетела в гобляндский портал. С чего бы это?
— Да, надежда умирает последней, — сокрушенно цокнул языком Гугл, видя, как заблестели глаза Макара.
— Я знаю, Исида не вмешалась только из — за того, что в их споре есть рациональное зерно, — студент не унимался, горячо убеждая гнома в том, во что хотел верить сам. Ему нужно было вынуть застрявшую в сердце пулю — такую боль он ощущал, думая о матери. Гадания жива — не жива сводили его с ума, и он цеплялся за любую соломинку. — Окси для Заставы стала важной персоной. Можно сказать, заложницей. Желая ее заполучить, упертый Аравай — аба найдет способ изгнания бесов. И я узнаю, соврал бес или нет.
— Какой же ты романтик, Макарушка. И фантазер, — Гугл поднялся, поправил жилет, достал из кармашка брегет на длинной цепочке. Глянув на часы, вздохнул. — Ну, я пойду. Выпей, вон, киселек. И ватрушку съешь. Сегодня они особо удались. Даже Исида похвалила.
Макар не стал есть. Были дела поважнее. Вернее, думы.
Когда гном произнес «большие надежды не строй», Макара словно током ударило — он вспомнил, как вчера отматывал время. Он ясно увидел, что стоило гоблинскому принцу бросить труп Наты на лестницу, как тут же окружающие его фигуры пустились вскачь. Перемотка времени происходила на высокой скорости, словно он смотрел черно — белый фильм начала двадцатого века, с той лишь разницей, что все актеры двигались задом — наперед.
Почему его мозг уже второй раз реагирует на слово «надежда»? Почему именно оно стало ключом к открытию дверей с надписью «память об измененном будущем»? Как связана кнопка «Пуск» с самой Надеждой?
Когда на совещании в секретной комнате было упомянуто, что слово «надежда» будит его воспоминания, Макар в это слабо верил. Простое совпадение и ничего более, так думал он. Но теперь все меняется — достаточно рассказать о найденном «ключе» Надежде, и она поможет возвратить утраченные воспоминания. Тогда он будет знать, совершил ли ошибку или поступил правильно, переделав будущее.
Но как долго Надежда останется рядом с ним? Месяц — два и она уйдет следом за лордом Дагаром. Посвятить в тайну возврата памяти еще кого — то, чтобы ему чаще напоминали о надежде?
Макар вздрогнул, вдруг поняв, что находится в комнате не один.
У двери в углу стояла фигура женщины. Ее длинные волосы песочного цвета струились по обнаженным плечам. Макар резко отвернулся. Оказалось, волосы — это единственное, что прикрывает ее тело.
Дуновение ветра и таинственная незнакомка стоит уже возле кровати.
— К — к–кто вы?
— Мэя. Не бойся, — прошептала она и склонилась над Макаром. Ее волосы пахли летом — скошенной травой, медом, грушами. Взглянув в глаза Мэи, он ощутил прохладу реки, объявшей тело и плавно несущей в своих водах. Он едва заметно отшатнулся, когда она потянулась к нему губами, но, увидев печальную улыбку, в которой читался укор, устыдился.
Она поцеловала его в лоб.
Он, падая на кровать, успел почувствовать, как женщина провела пальцем по его запястью, и кожу опалило болью.