[101] - См.: The Economist. 1998. September 26. P. 24.
[102] - См.: The Economist. 1998. June 20. P. 23.
[103] - The Economist. 1998. March 21. P. 26.
Между тем, на наш взгляд, японская экономика обладала бы шансами на определенное развитие только в единственном случае: если бы ее руководители сумели отказаться от той модели, которую Т.Сакайя очень удачно охарактеризовал не как "развитый (advanced)", а как "доведенный до предела (ultimate)" индустриализм и в которой "из-за отсутствия прогрессивных элементов не возникает новых идей и понятий" [104]. Искусственная стабилизация ситуации могла бы принести пользу только в том случае, если бы Япония в середине 90-х годов отказалась от политики чисто индустриальной экспансии и сконцентрировалась на внутренних проблемах, даже ценой снижения своей роли в Азиатско-Тихоокеанском регионе при усилении влияния США. Однако такой ход событий вряд ли был возможен -- как по чисто политическим соображениям, и в первую очередь в силу привлекательности азиатских рынков, так и по экономическим причинам, и прежде всего -- из-за отсутствия научно-технической политики, способной в течение периода тактического отступления перестроить структуру экономики настолько, чтобы она стала саморазвивающейся и функционирующей без постоянных государственных дотаций и искусственной накачки инвестиций.
Вместо необходимого пересмотра позиций творцы японской экономической политики избрали вариант, казавшийся им наиболее эффективным из остававшихся в их распоряжении: организовать новую волну экспансии в Азии и таким образом добиться реванша за поражения в США и Западной Европе, а также трудности на внутреннем рынке. Если в конце 80-х годов японские инвестиционные фонды держали до 60 процентов своих активов в американских ценных бумагах, то к 1994 году их доля снизилась почти в пять раз, до 13 процентов; на этом фоне вложения в акции и ценные бумаги наиболее быстро развивавшихся азиатских "тигров" увеличились с 18 до 75 процентов[105]. Уже в 1991 году объем экспорта японских товаров и услуг в Юго-Восточную Азию, составивший 96 млрд. долл., превзошел экспорт в США; темпы роста стоимостной оценки поставляемых в ЮВА товаров составили в период 1986-1991 годов не менее 25 процентов в годовом исчислении[106]. За десять лет, с 1985 по 1995 год, основные японские производители электроники, такие, как "Сони", "Мацусита" и "Саньо", увеличили долю своих продаж в Юго-Восточной Азии с 5-6 до 20 и более процентов, и до самого последнего времени
[104] - Sakayia Т. What Is Japan? P. 264.
[105] - См.: Hartcher P. The Ministry. P. 229.
[106] - См.: Cargill T.F., Hutchison M.M., Ito T. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. P. 87.
большинством kelretsu страны региона рассматривались как крупнейший рынок для уже разработанных массовых продуктов[107].
С 1990 по 1996 год число японских банков, имеющих отделения в азиатских странах, выросло с 83 до 161. Их прямые кредиты производственным фирмам Таиланда, Индонезии, Малайзии, Филиппин и Южной Кореи оценивались в 1996 году в 97 млрд. долл., что в четыре раза превышало вложения американских банков; при этом наибольшие суммы направлялись в наименее развитые и, казалось бы, обладавшие максимальным потенциалом государства: так, на Таиланд и Индонезию приходилось более 60 процентов общего объема кредитов в страны ЮВА. На тот период он составлял около 119 млрд. долл., что почти на 20 процентов превышало суммарные кредиты, выданные государствам региона банками США, Великобритании и Германии[108].
К началу 1997 года японские банки и финансовые компании владели 53 процентами всех долговых обязательств частных компаний в Таиланде и 40 процентами подобных же обязательств в Индонезии[109]. Сумма кредитов, выданных азиатским странам, впоследствии наиболее пострадавшим от кризиса 1997-1998 годов, составила почти 43 процента суммарного капитала японской банковской системы[110].
Ежегодный экспорт японских товаров в страны Юго-Восточной Азии достиг в этот же период суммы в 170 млрд. долл., но особое значение приобрели для японских предпринимателей прямые инвестиции в экономику этого региона. В 1996 году "Мицубиси" получал от экспорта в Азию доходов на 25 млрд. долл.; здесь же была занята четверть рабочей силы концерна "Сони"; в Таиланде, Малайзии и Индонезии японские фирмы обеспечивали работой до 7 процентов всего трудоспособного населения этих стран. В целом, более 20 процентов японского экспорта направлялось в начале 1997 года в пять стран, которые в максимальной степени пострадали от последнего финансового кризиса, -Таиланд, Индонезию, Малайзию, Южную Корею и Филиппины[111]. Как и раньше, банки и промышленные компании стремились к извлечению спекулятивных прибылей из самых "перегретых" секторов рынка:
[107] - См.: Ernst D. Partners for the China Circle? The East Asian Production Networks of Japanese Electronics Firms // Naughton B. (Ed.) The China Circle. Economics and Electronics in the PRC, Taiwan, and Hong Kong. Wash., 1997. P. 225.
[108] - См.: McLeod R.H., Gamaut R. (Eds.) East Asia in Crisis. P. 275.
[109] - См.: The Economist. 1997. October 11. P. 97.
[110] - См.: Goldstein M. The Asian Financial Crisis: Causes, Cures and Systemic Implications. Wash., 1998. P. 21.
[111] - См.: World Economic Outlook. A Survey by the Staff of the International Monetary Fund. May 1998. Wash., 1998. P. 44.
несмотря на явно завышенные цены на недвижимость в странах Юго-Восточной Азии, японские инвесторы направили в 1996 году на приобретение или строительство промышленных и офисных сооружений в Таиланде, Малайзии, Индонезии и на Филиппинах более 5,7 млрд. долл. из общей суммы соответствующих инвестиций в регион, удерживавшейся на уровне около 10 млрд. долл. [112] Высокая доходность таких вложений позволяла японским экспертам прогнозировать дальнейшую экспансию подобных проектов в 1997 году. Этот пример служит яркой иллюстрацией того факта, что уроков из предшествующего кризиса извлечено не было.
В условиях, когда дивиденды, выплачиваемые по акциям японских компаний, снизились до 0,8 процента даже в относительно успешном для экономики 1996 году, азиатская экспансия, казалось бы, могла исправить положение. Однако японские предприниматели не учли двух достаточно очевидных даже на первый взгляд обстоятельств: с одной стороны, они не заметили, что в азиатских странах, фактически повторявших японскую модель развития, также формируются предпосылки опасного кризиса; с другой, они явно недооценивали масштабов финансовых проблем внутри самой Японии. Наконец, в качестве отдельного фактора можно отметить то обстоятельство, что правительство страны и японский большой бизнес преувеличивали возможности своего контроля над ситуацией в Азии.
В августе 1997 года азиатский финансовый кризис стал реальностью. Более подробно мы рассмотрим его несколько ниже, здесь лишь отметим, что не может не удивлять, в какой степени он повторил японский опыт 1990-1993 годов, хотя, как и следовало ожидать, оказался гораздо более тяжелым. Удар, нанесенный им по японской экономике, также оказался исключительно мощным. Падение японского индекса только с 15 до 14 тыс. пунктов должно было, по мнению экспертов, привести к прямым потерям для 20 крупнейших инвесторов в сумме не менее 100 млрд. долл. [113]; между тем минимальное в 1998 году значение индекса оказалось ниже 13 тыс. пунктов, что означало увеличение потерь минимум в 2,5 раза. Акции японских банков только за вторую половину 1997 года потеряли до 40 процентов своей докризисной стоимости[114]. Два из 20 крупнейших финансовых институтов страны -- "Хоккайдо Такусоку Бэнк" и "Ямайичи Секьюритиз" -- обанкротились по причине как рискованной кредитной политики, так и очевидных злоупотреблений руководства в течение первых же месяцев после
[112] - См.: Spaeth A. Calling Japan // Time. 1998. February 16. Р. 37-38.
[113] - См.: Gibney F. Stumbling Giants // Time. 1997. November 24. P. 55.
[114] - См.: The Economist. 1998. June 27. P. 88.
начала кризиса в азиатских странах[115]. Особенно пострадали интересы ведущих финансово-промышленных групп, осуществлявших значительную часть своих экспортно-импортных операций в этом регионе. Так, концерн "Мицубиси", к концу 1994 года включавший 185 крупных промышленных и финансовых компаний, 28 из которых входили в специальный список Министерства внешней торговли и промышленности, и обеспечивавший 9,5 процента чистой прибыли всех японских корпораций, в период 1997-1998 годов понес убытки, исчислявшиеся в сумме около 900 млн. долл. только для главного производственного подразделения, "Мицубиси моторе" [116]. Но подлинный масштаб постигших его проблем стал понятен только летом 1998 года, когда важнейшее звено этой группы -- "Бэнк оф Токио-Мицубиси" -- объявил об убытках, исчисляемых 6,7 млрд. долл. [117] К середине 1998 года стало очевидным, что только для того, чтобы не допустить полного хозяйственного краха экономических систем Юго-Восточной Азии и предупредить в странах этого региона волну хаоса и насилия, подобную имевшей место в мае того же года в Индонезии, необходимы гигантские финансовые вливания. Требовалось также обеспечить определенный уровень выполнения внешних обязательств, чтобы на грани краха не оказалась вся мировая финансовая система. И именно в этих условиях японские банки обнаружили свою фактическую неплатежеспособность. Финансовые проблемы Японии, обнажившиеся в последние два года, формировались с начала 90-х. Первый удар по банковской системе страны был нанесен, когда фондовый рынок пережил спад 1990 года, а затем резко пошли вниз цены на землю и недвижимость. Эти проблемы были в некоторой части решены посредством привлечения дополнительных средств на рынок акций, а также масштабными программами государственных расходов: только между 1991 и 1995 годами правительство направило на финансирование своих программ не менее 500 млрд. долл. В 1995 году второй удар был связан с повышением курса иены по отношению к доллару, резко снизившим объемы корпоративных прибылей и, соответственно, доходы банков. Именно тогда впервые появились опасения глобального коллапса японской финансовой системы, усилившиеся после того, как в конце 1995 года безнадежные долги японских банков превысили суммарный объем их акционерного капитала более чем на 20 процентов[118]. И вновь государство при
[115] - Подробнее см.: The Economist. 1997. November 29. Р. 85-87.
[116] - См.: The Economist. 1998. May 9. P. 76.
[117] - См.: Gibney F. Is Japan About to Crumble? // Time. 1998. June 8. P. 30.
[118] - См.: Hartcher P. The Ministry. P. 150.
шло на помощь банковской системе: во-первых, был принят закон, по которому все депозиты во всех финансовых компаниях и банках были гарантированы государством вплоть до 31 марта 2001 года[119], что позволило уменьшить депозитные ставки до фантастической цифры в 0,34 процента годовых[120]; во-вторых, в 1994 году были снижены предельные ставки налогов, что дало крупным компаниям дополнительные возможности для оплаты банковских долгов; в-третьих, государство наращивало заимствования, частично направляемые и на санацию банковской системы (что привело с 1993 года к обострению проблемы бюджетного дефицита[121]). Третий удар, нанесенный азиатским финансовым кризисом, оказался наиболее разрушительным, что в немалой мере стало следствием пренебрежения финансовыми проблемами, накопления на протяжении 1994-1998 годов огромного количества проблемных долгов, осуществления низкоэффективных инвестиций как крупнейшими финансовыми институтами страны, так и самим государством.
Предпосылкой подобного хода событий было искусственное занижение процентных ставок, мультиплицировавшее денежную массу и создавшее иллюзию безграничных финансовых возможностей японских инвесторов. В 1995 году на деньги, привлекавшиеся банкирами практически бесплатно, Япония обеспечивала до 60 процентов мирового чистого экспорта капитала. Учитывая падение курса с 79 иен за доллар в 1995 году[122] до 147 иен за доллар в октябре 1998 года, можно предположить, что доходность вложений, если бы они были сделаны в развитые страны -- США или ЕС, -- по определению не могла опускаться ниже 30 процентов годовых. Однако, если между 1985 и 1993 годами вложения в средний американский пенсионный фонд приносили около 16,5 процента годовых, то в японский -- всего 5,5[123]; с середины же 90-х годов положение резко ухудшилось, и разрыв достиг невероятных размеров: за период с начала 1987 по конец 1996 года стоимость активов взаимных фондов в США выросла на 480 процентов, в Великобритании -- на 260, а в Японии -всего на 13! [124] При этом, однако, инвестиционная активность банкиров превышала все разумные пределы. В конце февраля 1997 года, когда признаки азиатского кризиса для западных аналитиков казались уже вполне раз
[119] - См.: Ohmae К. Not Another Hashimoto, Please! // Newsweek. 1998. July 27. P. 19.
[120] - См.: Japanese Finance. A Survey // The Economist. 1998. June 28. P. S-8.
[121] - См.: The Economist. 1997. August 30. P. 68.
[122] - Подробнее см.: Soros G. The Crisis of Global Capitalism. [Open Society Endangered]. L., 1998. P. 189.
[123] - См.: HartcherP. The Ministry. P. 164.
[124] - См.: Japanese Finance. A Survey. P. S-8.
личимыми, общий объем ссуд, предоставленных японскими банками коммерческим предприятиям, превысил 4,5 триллиона долл. (!); в то же время аналогичный показатель американской банковской системы, чья структура инвестиций была гораздо менее рискованной, а капитализация превышала японскую почти в два с половиной раза, не превышал 2,8 триллиона долл. [125]
Существует большой разброс в оценках проблемных долгов, накопленных японскими банками и компаниями. Максимальная из них, учитывающая все суммарные проблемные обязательства в различных секторах экономики, принадлежит К.0мае; он считает, что они составляют 3 триллиона долл. и в шесть раз превышают все доходные статьи государственного бюджета[126]. Такая оценка представляется не столько завышенной, сколько весьма иллюзорной, поскольку она включает в себя обязательства, de facto уже не учитывающиеся в качестве реальных банковских активов. Но даже те оценки, с которыми согласно большинство экспертов, поражают воображение. Если в сентябре 1995 года, когда актуальность этой проблемы была признана на национальном уровне, объем просроченной задолженности, возврат которой представлялся проблематичным, не превышал 46 триллионов иен[127], то сегодня сумма проблемных долговых обязательств японских банков наиболее часто определяется на уровне 77-80 триллионов иен, что по курсу на середину 1998 года составляло от 548 до 570 млрд. долл. (к середине нынешнего года, однако, курс иены вырос до 120 иен за доллар, что повысило долларовый эквивалент данных обязательств ориентировочно до 620-660 млрд. долл.). Согласно данным "Бэнк фор интернэшнэл сеттлментс", еще около 250 млрд. долл. представляют собой обязательства компаний стран Юго-Восточной Азии со сроком исполнения до полугода или уже просроченные; они, скорее всего, потребуют продолжительной реструктуризации или даже частичного списания[128]. Между тем сумма в 80 триллионов иен составляет около 18 процентов японского валового национального продукта и около 75 процентов суммарных доходов государственного бюджета. Попытки компенсировать ее из государственных источников вряд ли принесут результаты, так как пределы заимствований у населения уже достигнуты, а ставки, вплотную приблизившиеся к нулю, не могут опускаться ниже.
[125] - См.: Japanese Finance. A Survey. P. S-6.
[126] - См.: Ohmae К. Not Another Hashimoto, Please! P. 19.
[127] - См.: Cargill T.F., Hutchison M.M., Ito T. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. P. 118.
[128] - См.: Рассчитано по: The Economist. 1998. June 20. Р. 24; The Economist. 1998. June 27. P. 85; Gibney F. Is Japan About to Crumble? P. 30.
Проблема просроченной банковской задолженности и безнадежных долгов является одной из наиболее острых в современной ситуации; попытки ее решения восходят к началу 90-х годов, когда японское правительство вынуждено было преодолевать последствия краха на фондовом рынке. В конце 1992 года была создана Кооперативная кредитно-закупочная компания, объединившая под патронажем Министерства финансов 162 кредитных учреждения. Она стала первым институтом, предназначенным для скупки безнадежных долгов с целью реформирования и оздоровления финансовой системы страны. Спустя полтора года в практику вошло централизованное погашение части таких кредитов из средств государственного бюджета на основании специальных решений парламента[129]. Однако сегодня, несмотря на активизацию подобных усилий по всем направлениям, проблема остается весьма далекой от разрешения.
Многие эксперты отмечают, что у Японии, где по каналам государственного бюджета перераспределяется несколько менее 40 процентов ВНП, существует резерв в виде повышения этой доли до 50-55 процентов, то есть до того уровня, который установился в настоящее время в большинстве развитых европейских стран. Такая возможность достаточно реальна, однако существуют как минимум два ограничения, препятствующих тому, чтобы ее использовать. Во-первых, в условиях, когда в конце 1998 -- начале 1999 года курс иены вновь пошел вверх, а азиатские страны находятся в глубоком кризисе, японская промышленность нуждается в увеличении экспорта в США и Европу; в последние месяцы его объемы действительно растут, однако это требует если не государственных дотаций, то по меньшей мере весьма снисходительного отношения к уровню налоговых поступлений. Во-вторых, уже сегодня обслуживание государственного долга обходится в беспрецедентные 22 процента всех расходов бюджета, что превышает все совокупные расходы на оборону, пенсионные выплаты и образование[130]. Совершенно очевидно поэтому, что дальнейшее повышение налогов, которое, возможно, и приведет к определенному улучшению финансовой ситуации, окончательно перечеркнет надежды на промышленный рост, и безработица может повыситься как минимум вдвое, а традиционные для японских товаров рынки окажутся заняты конкурентами. При этом японское правительство вынуждено держать в поле зрения еще одну проблему, способную похоронить все плоды нынешних усилий уже через десять-двенадцать лет,
[129] - См.: Cargill T.F., Hutchison M.M., Ito T. The Political Economy of Japanese Monetary Policy. P. 125, 122-123.
[130] - См.: The Economist. 1998. March 21. Р. 26.
когда пенсионные фонды, активы которых сегодня либо не растут, либо приносят доход, не превышающий 2 процентов в год, окажутся банкротами, а стареющее население, выходящее на пенсию, будет требовать соответствующих выплат и исполнения обязательств государства. Особенно важно иметь в виду, что очередная порция дотаций из бюджета, даже если она и будет предоставлена, не изменит поведения предприятий, так как будет воспринята в качестве очередной инвестиции на поддержание индустриального сектора в ряду тех, что, продолжаясь уже несколько десятилетий подряд, привели страну к ее сегодняшнему положению.
1997 и 1998 годы стали самыми неблагоприятными для японской экономики за всю послевоенную эпоху. Уже в первые месяцы 1997 года темпы роста замедлились, и МВФ пересмотрел свой прогноз роста японского ВНП: установленный ранее на отметке 2,7 процента в годовом исчислении, он был понижен до 2,2 процента[131]. Японское правительство попыталось в очередной раз активизировать рост посредством мер, направленных на развитие потребительского кредитования; однако во втором квартале впервые почувствовалось приближение кризиса в Азии, экспортные поставки снизились, а крупные банки столкнулись с серьезными проблемами при получении процентов по выданным ссудам. В результате в апреле и мае ВНП упал на величину, соответствовавшую снижению с годовым темпом в 11,2 процента[132]. Второй квартал 1997 года оказался периодом, наиболее тяжелым для японской экономики со времен первого нефтяного шока в 1974 году. ВНП снизился по сравнению с соответствующим периодом 1996 года на 2,9 процента, потребление упало на 5,7 процента по сравнению с предшествующим кварталом, промышленные инвестиции сократились на 1,5 процента, вложения в покупку недвижимости -на 11,5 процента[133]. Объемы продаж автомобилей и других товаров длительного пользования опустились до рекордно низкого с 1986 года уровня; количество банкротств выросло по сравнению с предшествующим годом на 17 процентов, а официальный (заниженный, согласно мнению большинства экспертов, как минимум вдвое) уровень безработицы достиг послевоенного максимума в 4,6 процента трудоспособного населения[134]. Несмотря на некоторую стабилизацию ситуации летом 1997 года, новый прогноз МВФ, обнародованный в августе, определял темпы роста
[131] - См.: The Economist. 1997. April 26. Р. 79.