- Давно пора наладить их отсюда метелкой, - согласился с Девятовым эскадронный политрук Шимряев. - Влезли они в Галицию в прошлом году с небольшим тарарамом, а уходить приходится с треском, с грохотом.
К разговору Девятова и Шимряева прислушивался Иштван Месарош, командир полуэскадрона мадьяр.
Он молодцевато покачивался в седле, изредка подкручивал свои холеные гусарские усы, мечтательно глядя перед собой. За Месарошем следовали его конники - дюжие и такие же подтянутые, как их командир, - бывшие рабочие и крестьяне Венгрии.
- Правильно рассуждает политрук, - сказал Месарош и уважительно поглядел на своего эскадронного командира Девятова. - Надо кончать с буржуями. Довольно им, как говорят у вас, наводить тень на плетень.
Хватит им, кровососам, мутить белый свет и наживаться на спинах тех, кто трудится за кусок насущного хлеба!
Месарош разжал кулак и протянул Девятову ладонь с горошинами застаревших мозолей.
- Хорошо говоришь, Месарош! - воскликнул политрук, гордо поглядев на Девятова. - Ты послушай, командир, как он говорит! Настоящий агитатор!
- Не только говорит, - согласился Девятое, - но и здорово доказывает. И эскадронный тоже разжал кулак и показал точно такие же мозоли, как у Месароша. - У нас в Кустанайском крае хлеб сам по себе не родит.
Если не приложишь руки, то скоро протянешь ноги!..
В дни наступления на Львов и Варшаву в Красной Армии шел массовый прием в партию. В кавбригаде Котовского ряды коммунистов каждый день пополнялись все новыми и новыми кандидатами. В эскадроне Девятова партячейка тоже умножала свои ряды.
Политрук Шимряев, потомственный шахтер из Кадиевки, ходил в эти дни словно именинник. Он гордился численным ростом своей партячейки и мечтал о тех днях, когда весь эскадрон Девятова станет коммунистическим. Каждый день, будь то на марше или на привале, политрук неустанно толковал бойцам и командирам о роли партии в организации боевых сил пролетариата, об интернациональном долге большевиков, глубоко веря, что недалек тот день, когда Красная Армия разгромит интервентов и поможет рабочим и крестьянам Польши, Венгрии, Австрии и других стран сбросить с себя оковы капитализма.
Солнце в это утро взошло чистое, словно отполированное, и предвещало сухой, жаркий день. Бригада тронулась в путь еще задолго до восхода солнца и была на марше уже свыше четырех часов. Кони припотели, нужен был привал, но Ульрих поторапливал бригаду.
Политрук Шимряев исподволь начал политбеседу и вскоре завладел вниманием бойцов эскадрона...
- Вся сила в партии, товарищи! - восклицал он сиплым шахтерским басом, понукая коня шенкелем. - Если партия чиста, единодушна и сплоченна, тогда единодушен и сплочен весь народ! - убеждал он, пытливо глядя на бойцов воспаленными от пыли глазами. - Если же нет - дело худо! Не доконать нам тогда своих собственных ворогов, не вырвать жала и у гидры мировой контрреволюции!..
Политбеседа на марше была внезапно прервана появлением неприятельского самолета. Это был воздушный разведчик типа "фарман" с опознавательным знаком французской авиации. Воздушная машина подкралась с солнечной стороны и была замечена лишь после того, как треск мотора послышался почти над самой колонной.
- Вот он, гад, - процедил сквозь зубы политрук и, закусив нижнюю губу, стал снимать карабин. - Поди, не успел еще выгрузиться, а уж тут как тут, стервятник...
В голове колонны раздалась протяжная команда Кучмия, командира первого полка:
- Винтовки к бо-ою-ю! Частым огне-ем!
Воздух взорвала пальба из сотен винтовок. Кони, испуганные стрельбой, сломали строй, заплясали под всадниками.
Разведчик круто взмыл кверху, сделал широкий разворот и лег на курс в сторону Львова.
Политрук Шимряев проводил самолет долгим взглядом и возобновил беседу.
- Так слушай дальше, братва, - начал политрук, сдвинув на затылок черную кудлатую папаху. - Давайте поглядим теперь, как ведут себя сегодня империалисты. Как известно, вчера еще все они грызлись между собой за рынки сбыта, а сегодня подружились вдруг, вроде как никогда и не ссорились. Почему же такое?
Да потому, что вчера они были полновластными хозяевами всей земли и никто не мешал ихнему разбою. А сегодня не то! Наш народ вырвал Россию, из хищной стаи империалистов, и страна стала советской, независимой и неподвластной больше воле капиталистов!..
Политрука с жаром перебил Месарош:
- И Венгрия заодно с Россией! Была советской и будет советской!
- И народ Австрии тоже против буржуазии! - воскликнул из глубины взводный колонны Карл Пахар. - Нельзя допускайт, чтобы австрийский трудящийся стонал под пята паразита!
Немногословный Стефан Терлецкий оживился вдруг и сцепил над головой кисти рук:
- Польша тоже со всеми! Все в один Интернационал!
Политрук откинулся в седле и сказал:
- Вот это самое и бесит буржуев! От этого самого они и скрежещут зубами и лезут к нам с войной, чтобы восстановить старые порядки! Только слабо толстобрюхим одолеть теперь нашу молодую горячую силу! Еще удар-другой, и конец интервентам! А тогда... тогда...
Политрук не договорил. Глотнув пыли, взбитой порывом ветра, он раскрыл рот, раздул ноздри и оглушительно чихнул.
- Будь здоров, политрук! - помахал ему рукой взводный Сорочан. Чихаешь в самую пору! Говорят, до Львова остались считанные версты!
- Смех смехом, друзья, - мотнул головой политрук, - а пылью мы здорово прокалились. Пора пообчиститься!
- Во Львове почистимся, - заметил взводный Яблочко. - А сейчас недосуг. Первым делом надо нахальной шляхте до конца мозги прочистить, чтоб не следила под нашим порогом, чтоб не хрюкала!
Кавалеристы одобрили замечание взводного:
- Правильно сказано, командир. Не до шику сейчас. Доконаем пана, тогда и почистимся!
Политрука поддержал вахмистр Митрюк. Он тронул коня, картинно подбоченился и напустился на бойцов взвода Яблочко:
- Чепуху городите, разбойники. Красный кавалерист должен блестеть как иголочка! Чтоб брюки были в складочку, как у Котовского, чтоб каждый был красив, как командир полка Нягу. Иначе на улицу Львова не пущу! Фигу получит у меня тот, кто придет за увольнительной, как лопух!
Кавалеристы переглянулись, сделав вид, что огорчены предупреждением вахмистра.
- Ну и строгий ты у нас, Федя, - заступился за своих бойцов взводный Яблочко. - Куда злее того вахмистра, который не один раз сажал меня в карцер на действительной царской службе.
- А по-другому нельзя, голубок ты мой, - ответил шутливо Митрюк. Львов не Тараща. В этом городе на красных кавалеристов, поди, будет глядеть вся Европа! Стало быть, кому-кому, а котовцам надо быть на большой с присыпкой, как я понимаю!
- Правильно, вахмистр, - кивнул головой эскадронный Девятое, поглядев на Митрюка одобрительно. - Всадник-растрепай в эскадроне хорошего вахмистра хуже бельма на глазу!
Польщенный похвалой эскадронного командира, Митрюк выпятил грудь, пустил коня рысцой по обочине дороги.
Когда шум и гам поутихли, из первых рядов взвода Яблочко к политруку обратился боец Охрименко:
- Значит, вызволим Галичину, товарищ политрук, и замиримся со шляхтой? Так, что ли?
- Почему со шляхтой? - удивился политрук. - Мириться будем с хозяевами Польши, с рабочими, стало быть, с крестьянами.
Остап Охрименко все время внимательно слушал политрука. А потом решительно, как бы давая клятву, громко сказал:
- Пиши и меня в партию, политрук! Пиши большими буквами, чтоб на всю жизнь вместе с нею, с партией!
Политрук придержал коня, поравнялся с Охрименко и молча протянул ему большую крепкую шахтерскую руку. В рядах эскадрона послышались возгласы одобрения. Десятки рук потянулись к Охрименко с поздравлениями. Больше всех обрадовался вахмистр Митрюк: