"Значит, не одному мне суждено жить в разлуке с семьей, - подумал Ион и облегченно вздохнул. - Прав был командир повстанцев, когда говорил мне:
"Лежа на печи, Бессарабию не вызволишь! Чем больше фронтовиков примкнет к нам, тем скорее вышвырнем за Прут непрошеных "заступников"..."
Ион с благодарностью принял от новых товарищей оружие и, прихрамывая, решительно пошел за ними к помещичьему дому, вокруг которого гулко рвались ручные гранаты и шла перестрелка.
Глядя на черные проемы окон, на слуховые чердачные отверстия, из которых раздавались ружейные и пистолетные выстрелы, Ион вспомнил наглую и самодовольную физиономию румынского офицера, который руководил вчера расправой над молдаванами. Не забыл Ион и пастыря-черноризника, которому доверчивые и набожные молдаване поверяли самые сокровенные думы. И вскричал Ион с горечью в голосе:
- На кого тратите патроны?! Посмотрели бы вы, что они вытворяли здесь вчера! Страшно сказать, сколько народу запороли шомполами эти изверги. Не стрелять, а каленым железом надо выжигать это змеиное семя!
Сорочан резко шагнул вперед, обернулся к группе столпившихся возле него повстанцев и закричал срывающимся голосом:
- Соломы сюда! Да не мешкайте! Придет к ним подмога, тогда поздно будет сводить счеты с кровопийцами!
Подросток молдаванин, тот самый, что привел повстанцев к Иону в часовню, быстро юркнул в распахнутые ворота ближнего двора и вскоре выбежал на улицу с большой охапкой соломы. Крадучись, он проворно достиг угла дома, а оттуда, прижимаясь к стене, пробрался на деревянную веранду и бросил солому к порогу тяжелой двери.
Вслед за юношей один за другим побежали за соломой и другие. Последнюю охапку забросил на веранду через высокие перила сам Ион. Присев ча корточки, он долго высекал искры кресалом и раздувал фитиль, разжигая солому. А когда огненные языки лизнули крашеную древесину, веранда вспыхнула и затрещала, как огромный костер.
Немного погодя загорелся чердак. Сухие толстые балки и стропила долго пылали в предрассветных сумерках, и зарево пожара трепетало высоко в небе, как грозное предостережение.
Повстанцы собрали румынских лошадей, уложили на подводы оружие, патроны и тронулись к Днестру.
Вместе с ним ушел и Сорочан, готовый драться за освобождение родины до последнего вздоха.
...Пламя мятежа угасало. "Хотинская директория", возглавлявшая мятеж, под натиском превосходящих сил румынских оккупантов не в силах была сплотить разрозненные повстанческие отряды. Румыны воспользовались разобщенными действиями повстанцев, быстро наводнили Хотинский и Сорокский уезды крупными вооруженными отрядами и вскоре потеснили повстанцев, блокировав их на небольшом плацдарме у самого Днестра. Вооруженные винтовками и дробовиками, вилами и дубинами повстанцы с трудом сдерживали бешеный натиск карателей. А после падения Хотина напрягали последние силы лишь для того, чтобы дать возможность своим семьям переправиться на левый берег реки.
Тысячи украинских и молдаванских семей оставили по указанию директории родные места, решив уйти на левобережье Днестра, если исход борьбы закончится не в пользу повстанцев. Поначалу казалось, что восставшие одолеют румын и прогонят за Прут. Но силы были неравны, и вскоре повстанцы услышали пулеметную и ружейную стрельбу совсем неподалеку от своего лагеря.
- Господи! И хто тильки наклыкав на нашу голову оцю напасть? - громко вздохнул среди возов белобородый дед и стал дрожащими руками надевать ярмо на поднятых со снега волов. - Суються люды в воду, не розвидавши броду...
На деда сердито посмотрел дюжий, обвешанный румынскими гранатами повстанец. Он забежал в лагерь на минуту, чтобы взять кусок хлеба, брынзы и сделать распоряжение семье на случай отхода за Днестр.
- По хате тоскуешь, старый хрыч? - со злостью сказал повстанец. - А мне сгори та хата, когда на моем дворе орудует жандарм, а в коморе хозяйствует перчептор!
- Може, воно и так, - уклончиво ответил дед. - Бог його знае.
И, напрягая мускулы, дед стал вытягивать своих волов к берегу реки. Глядя на деда, зашевелились другие беженцы. А через час весь лагерь был вблизи Днестра.
Развязка событий была трагичной. Румынские каратели быстро нащупали слабые места в обороне повстанцев и, собрав свои силы в кулак, ударили по уязвимым местам повстанческой обороны с такой силой, словно решали на ничтожном "пятачке" судьбу самой Румынии.
Сопротивление было сломлено. Ион вместе со всем отрядом отчаянно отбивали на гребне двускатного холма яростные атаки румын. И когда ударила румынская артиллерия и над головами повстанцев завыли снаряды, Ион обернулся и оцепенел...
Первые снаряды взорвались в центре лагеря. Поднялась паника. Масса людей и повозок в беспорядке высыпала на лед реки. Румынская артиллерия усилила огонь. Десятки французских скорострельных пушек били по оврагам и перелескам и по льду Днестра. Лед во многих местах раскололся, и в разводах стали тонуть подводы, домашний скот и люди...
Неистовый рев животных, Надрывные вопли бегущих и тонущих людей вывели Иона из оцепенения. Он сорвал с себя шапку, судорожно сжал винтовку и выбе-- жал из укрытия вперед.
- Куда тебя понесло?! - закричал ему вслед командир отряда. - Вернись на место!
- К чертям такую оборону! - зло бросил в ответ Ион. - Ты обернись лучше да погляди, что делается на Днестре!
И, подняв винтовку, Ион гневно закричал повстанцам, лежавшим на снегу вдоль криво накопанных ямок:
- Земляки! Поглядите на Днестр! Неужто дадим погибнуть детям и женам, старикам родителям?! Да лучше сами сгинем, чем стерпим такое!
Ион перебросил винтовку с руки на руку и устремился вперед. Один за другим поднялись повстанцы и побежали за Ионом, затем весь отряд пошел в атаку.
Сотни людей, одетых в грубосуконные домотканые свитки и неуклюжие кожухи, в глубоко надвинутых на глаза бараньих шапках, пригибаясь и стреляя на ходу, упорно шли за своим новым вожаком. Через несколько минут морозный воздух вздрогнул от громкого боевого клича. Это повстанцы бросились на румынскую пехоту врукопашную...
Так Ион Сорочан в этот трагический час стал командиром отряда. Но ненадолго. Озлобленные румыны подтянули резервы и ударили отряду Иона во фланг.
Выдвинувшись с отрядом далеко вперед, Ион потерял связь со своими соседями и решил отойти на прежние позиции. Но там уже - оказались румынские солдаты.
До глубокой ночи блуждал Ион, натыкаясь повсюду на вражеские заслоны. И только перед рассветом отряд нашел лазейку между частями румын и благополучно ушел на левый берег реки.
Но не нашли покоя хотинские повстанцы и тысячи беженцев на левом берегу Днестра. В те дни там хозяйничали петлюровцы. Разных мастей атаманы и полковники долго уговаривали "своих бессарабских братьев" записываться в желтоблакитное войско.
- Нет, "дорогие хозяева" и "родные братья", - отвечал Ион, когда заходила речь о вступлении в ряды петлюровцев. - Дайте нам сперва прийти в себя, дайте хорошенько поразмыслить, а там видно будет, чем нам заняться.
Петлюровцы не оставляли в покое Иона. Они хотели знать, к кому решили примкнуть молдаване. Но Ион под разными предлогами уклонялся от прямого ответа.
- Большевик ты, сукин сын! - напустился как-то на Иона петлюровский есаул, вербовавший жителей Приднестровья в гайдамацкую конницу. - Если тебя не прельщает ни горилка, ни шкварка, ни добрая зброя, тогда кто ты, если не большевик?! Небось к Котовскому метишь, хотинский герой?!
- Какой еще Котовский? - с притворным равнодушием спросил Ион. - Не слыхал про такого.
На самом деле он уже слышал рассказ о Котовском.
- Вот и хорошо, что не слыхал, - сердито поглядел на Иона есаул, играя нагайкой. - Есть такой смутьян в нашем крае, - процедил он сквозь зубы, затем осклабился и сообщил доверительно: - На днях наши крепко поцапались за Бирзулой с этим разбойником...
Ион едва сдержал радость, узнав, что Котовский находится неподалеку, где-то между Днестром и Южным Бугом. И, дождавшись ночи, повел своих односельчан в сторону Бирзулы.
Так один из эскадронов Котовского вскоре пополнился бессарабцами, которых привел с собой Ион Сорочан. Это была хотя и небольшая горсть хотинских повстанцев, но сплоченная и крепкая, как одна семья.
Близость Днестра вызвала в душе Иона непреодолимое желание хотя бы краем глаза увидеть землю своей родины. Ион, как и все молдаване в бригаде, страстно рвался к Днестру в полной уверенности, что они сразу ворвутся в Бессарабию, зажгут пожар партизанской войны и вышвырнут румынских оккупантов за Прут. Но вскоре стало известно, что командование запретило Котовскому даже думать о походе в Бессарабию.
- Не время, братва, - вразумлял Котовский осаждавших его командиров-молдаван. - Точка зрения командования в этом вопросе предельно ясна: законно это или незаконно, но Бессарабия сегодня принадлежит Румынии. А Румыния - это Антанта. Легче всего развязать конфликт, да каковы будут последствия? И я разделяю эту точку зрения! В самом деле: в Крыму готовится Врангель, на западе подымает голову шляхетская Польша. Не время сейчас! Словом, запрещаю переходить Днестр!
И все же в один из погожих солнечных дней, когда берега Днестра благоухали ранним цветением садов, Ион пришел к Котовскому.
Командир бригады понимал тоску Иона. Ему самому нестерпимо хотелось побывать на Днестре, чтобы хотя издали посмотреть на Бессарабию, но сделать этого он не мог. Это послужило бы дурным примером, тем более что некоторые смельчаки уже побывали на свой страх и риск на правом берегу, за что были строго наказаны.
- Никакого сладу нет с вами, - вздохнул Котовский, напутствуя Иона. Езжай, да не задерживайся.
Только будь благоразумен и гляди в оба. Заодно поклонись там за меня и седому Днестру, и матери Бессарабии. Скажи, что сыны ее живы и сабли их остры.
Передай, что мы скоро, очень скоро вернемся на правый берег...
Ион правильно понял смысл этих слов и заверил комбрига, что никогда не позволит себе нарушить революционную дисциплину. Не мешкая оседлал коня, засыпал в переметные сумы несколько котелков овса и поскакал к Днестру.