- Неужто кулаком? - удивился Охрименко. - И за что же это он так осерчал на животную?
- За норов и злобу, - ответил Ксенофонтов. - А досталась та лошадь нашим штабистам из-под лютого махновца. Собака, а не конь!
- Кусался, что ли, или кидал задом? - допытывался Охрименко.
- Если бы так, - с напускной досадой вздохнул Ксенофонтов, - а то ведь что делал, разбойник! Както раз на штабной коновязи ухватил он нашего бригадного штаб-трубача за зад, мотнул головой и швырнул парнишку через тын аж в подсолнухи!
- Эка важность какая! - рассмеялся Охрименко. - Бывают бешеные кони.
- Легко сказать: "Эка важность какая!", - хмыкнул Ксенофонтов. - А каково было трубачу, когда в этот момент на крыльцо штаба вышел комбриг и приказал трубить тревогу, а штаны горниста у коня в зубах остались?
Оглушительный хохот взорвался над взводом. Эскадронный Девятов резко оглянулся, хотел было погрозить взводу кулаком, но, глядя на смеющихся бойцов, тоже засмеялся и махнул рукой.
- Так какого ж все-таки коня и за что именно свалил с ног Котовский? спросил Иван Недбайло.
- Ох и недотепа ты, парень, - досадно развел руками рассказчик. - Вот этого самого коня, который швырнул трубача через тын, Котовский и огрел кулаком по темечку!
- Ну и что конь? - не унимался Недбайло.
- А что конь, - пожал плечами Ксенофонтов. - Получил затрещину и попятился, повалил тын и тоже угодил в подсолнухи!
И снова засмеялись бойцы, и снова град кудреватых словечек посыпался в адрес рассказчика.
Взрывы хохота в эскадроне Девятова привлекли внимание военкома первого полка Владимира Чистякова. Комиссар остановил коня на обочине дороги, а когда поравнялся с веселым и шумливым эскадроном, подъехал к Девятову.
- Отчего так весело, если не секрет? - кивнул Чистяков на взвод Яблочко, пыливший позади своего командира.
- Да тут молодежь всю дорогу осаждает служилую братву вопросами, ответил Девятов, обнажая в улыбке ровные крепкие зубы. - Все допытывается, чем знаменит наш полк, какие имеет боевые заслуги.
Чистяков поравнялся со взводом Яблочко и поглядел на молодых бойцов с одобрением:
- Это хорошо, когда боец интересуется историей своей части.
- Очень интересуемся, товарищ комиссар, - расплылся в улыбке Остап Охрименко. - Рассказали бы нам обо всем по правде, а то вот эти, - кивнул глазами на Христоню и его дружков, - разыгрывают нас.
Пока доберешься до сути дела, так насмеешься до одури.
- Смех - хорошо, смех - здоровье, - улыбнулся комиссар, догадываясь о проделках Христони. - А вот когда и где возник наш полк и как он сражался на красных фронтах против многочисленной контры, так об этом я расскажу с удовольствием.
Молодые бойцы глядели на Чистякова во все глаза.
Комиссар подумал о чем-то, ласково потрепал коня по шее и начал:
- В девятнадцатом году первый полк представлял собой конный дивизион, состоявший в основном из бессарабцев, и входил в состав второй бригады нашей Краснознаменной стрелковой дивизии. Бригадой этой командовал тогда товарищ Котовский, а во главе конного дивизиона стоял бессарабский партизан Михаил Нягу. В дни, когда Красная Армия стала решительно теснить орды деникинцев к Черному морю, нашей дивизии потребовалась конница преследования. Двенадцатого января этого года начдив Якир приказал конные дивизионы своих пехотных бригад переформировать в два кавалерийских полка. Конный дивизион Михаила Нягу был развернут в первый полк, а другие дивизионы стали основой второго полка, которым тогда командовал товарищ Макаренко. Таким образом, наша пехотная дивизия стала Иметь свою кавалерию, а командиром кавалерийской бригады был назначен товарищ Котовский.
- Вот как дело было, - крякнул Иван Недбайло и скосил осуждающе глаза на Христоню. - А вы нам про Орлика да про ведро чаю внакладку...
Бойцы зашикали на Недбайло и снова навострили уши. А комиссар продолжал:
- Весть о формировании кавалерии Котовского быстро распространилась по южным районам Правобережной Украины. Со всех сторон группами и в одиночку потянулись к нам добровольцы. Первое боевое крещение наш полк принял в боях за Вознесенск. Отсюда, с подходов к реке Южный Буг, кавалерия Котовского начала буквально творить чудеса! До сих пор не возьму в толк, как только мы управились в те студеные январские дни с ордой золотопогонников, рвавшейся на правый берег Южного Буга?! Целыми днями наши полки кружились по колено в снегу в конных атаках, громя и деморализуя противника. Не сумев прорваться на западный берег Южного Буга, противник бросился сперва на Новый Буг, затем повернул на Одессу, чтобы улизнуть к Николаеву, но Котовский разгадал замысел белых генералов и из района Щербаны и Дымовки двинул свою кавалерию на перехват противника. Второго февраля мы обошли деникинцев и стремительным ударом заняли город и станцию Березовку, вызвав в стане врага смятение и панику...
- И как только выдерживали люди и кони, - громко вздохнул Охрименко, такие концы, да все с боями...
- Энтузиазм, братишка, - оглянулся Чистяков на Охрименко. - Энтузиазм да идеи революции двигали нас вперед. Только этим и ничем другим можно объяснить наши успехи.
Молодые воины переглянулись, удовлетворенно закивали головами. А Чистяков, раскуривая новую самокрутку, повел рассказ дальше:
- Четвертого февраля догнал нас гонец из штаба дивизии и вручил Котовскому приказ начдива немедленно двинуться в рейд по тылам противника и с ходу взять Одессу. И котовцы выполнили этот нелегкий приказ. Не считаясь с усталостью людей и лошадей, к ночи седьмого февраля оба полка достигли села Кубанки, выкормили лошадей, а на рассвете скрытно подошли к Одессе со стороны Пересыпи, ворвались в конном строю в центр города и, преодолевая упорное сопротивление, наголову разбили гарнизон противника.
- А когда же отдыхали? - захлопал запыленными веками боец в первом ряду. - Ведь конь не машина, коню передышка нужна!
Военком откинулся в седле, круто повернул голову и поглядел в глубину взводной колонны.
- Передышка, конечно, нужна была, да что поделаешь, когда в день, намеченный Котовским для отдыха, был получен новый приказ - немедля взять Тирасполь. А приказ - закон, его выполнять надо!..
Не задерживаясь, тронулись наши полки дальше, разгромили по дороге в районе Маяки остатки войск генерала Бредова, затем стали теснить вражескую пехоту и конницу вверх по Днестру, а через два дня ворвались с боями в Тирасполь, прижав к реке многочисленную группировку войск Деникина.
Чистяков умолк, пытливо поглядел на молодых бойцов, на их напряженные, захваченные рассказом лица и, подумав о чем-то, продолжал:
- Три дня вышибали мы из днестровских плавней деникинцев да подсчитывали трофеи. Считали-считали и все диву давались - до чего же велика оказалась добыча: пятнадцать бронецрездов, несколько сот орудий, горы винтовок, пулеметов, а пленных тысяч пятнадцать, не меньше, в том числе полковник Мамонтов и немало других важных офицеров...
Чистякова перебил Иван Недбайло:
- Товарищ военком, в обоих полках было, дай бог, пятьсот сабель, а взяли беляков пятнадцать тысяч! Это же немыслимо!
- Мыслимо, парень, - убежденно ответил Чистяков. - Все это сущая правда! А с чего все началось - слушай внимательно. После того как взяли мы Вознесенск и разгромили конницу Стесселя, затем дроздовские и марковские офицерские полки, как тут же пошел у деникинцев слух, что против них действует не иначе как конная армия Котовского. И поднялась тогда у беляков паника, и пошли они откатываться к Черному морю по всему днепровскому Правобережью, только бы скорее добраться до Одессы да погрузиться на пароходы или убраться восвояси за Днестр, под защиту войск королевской Румынии. А наша армия знай наседает: где полком, где эскадроном, а где и всей бригадой. На том берегу Днестра у антантовских генералов глаза полезли на лоб, глядя на лихие дела Котовского. Они до того оробели тогда, что даже не пустили на бессарабский берег деникинскую офицерню, загнанную нами в днестровские плавни, не говоря уже о солдатах. Кончилось тем, что одна часть деникинцев сдалась на милость Котовского, а другая бросилась бежать вверх по Днестру аж в Польшу, хотя Румыния была совсем рядом. Вот с каким союзниками водился Деникин!
- Союзнички! - возмутился Охрименко. - Только не пойму я, товарищ военком, отчего это они, сидючи за Днестром, так напужались?
- Разумеется, отчего, - улыбнулся комиссар. - Побоялись, как бы Котовский не ворвался верхом на беляках в Бессарабию да не турнул бы оттуда всю ихнюю свору за Прут! Ясно?
- Даже очень ясно, товарищ военком, - осклабился Охрименко. - Спасибо, что так хорошо растолковали нам и про наш полк, и про всю нашу бригаду.
Побеседовав с бойцами еще немного, порасспросив, что им пишут из дому и что их волнует на службе в бригаде, Чистяков неторопливо отвернул коня на обочину дороги, легкой трусцой пустил его в голову колонны.
- Душевный человек, - вздохнул Недбайло, глядя вслед комиссару. Каждое слово, как зерно на ладони, простое, ясное. - Обернувшись, показал Христоне язык. - Не то что ты, баламутный.
Христоня не ответил на укол Недбайло. Он уснул в седле, и никто не посмел нарушить скоротечный сон дружка, трижды дежурившего в эту ночь на эскадронной коновязи.
Когда военком удалился, Иван Загоруйко, которому в этот день достался отличный трофейный конь, поглядел добродушными, улыбчивыми глазами на Ксенофоитова и кивнул на молодых кавалеристов:
- Раз мы не закончили разговора о силе Котовского, так расскажи им, Ванюша, как он на Днестре помогал батарейцам подбирать новые орудия. Может, они и поймут тогда, какая она, сила, у Котовского.
Молодые бойцы обрадовались.
- Ну-ка, ну-ка, Ваня, расскажи, пожалуйста, - заерзал в седле Охрименко. - Только не ломайся, как Тудор, не тяни за душу.