Глава, в которой главному наконец-то все объясняют. Выкладывают карты на стол. Объясняют все секреты. Закрывают все вопросы. Это могло бы быть отличным завершением главы и началось долгой, счастливой, обеспеченной жизни для главного героя. Но увы, даже хорошие новости могут иметь неприятные последствия…
Я никогда никому об этом не буду говорить, но встреча с Вятко меня глубоко потрясла. Все эти магические фокусы были мне постольку, поскольку — мне казалось, что просто достаточно уложить их в систему, подогнать под собственную шкалу, уместить в привычные рамки. Как бы не были страшны и опасны природные силы, если классифицируешь их, загонишь в цифры — и ты, если не победишь стихию, то поймешь. Не подчинишь, но сможешь оценишь. И через это, сможешь предсказать.
Поэтому люди, особенно если чувствуют что ничего не могут изменить, с таким увлечением следят за событиями в мире. Выискивают причины и следствия, выясняют подробности. Это подкрепляется дофамином — эволюция встроила в нас механизм, поощряющий любопытство к опасности.
Полистайте случайную подборку заголовок новостей — и, если у вас нет органических повреждений мозга, то вы буквально зацепитесь взглядом за сообщения об авариях, катастрофах. Это интересно. Хочется выяснить, разложить по полочкам, разобраться в причинах и следствиях. И получить удовлетворение — теперь я знаю больше о работе атомной электростанции. И как произошла авария. Отлично. Предупрежден, значит вооружен.
Но это лишь иллюзия контроля. Хоть она и не иллюзорно успокаивает.
Этим я ничем не отличался от местных. А я отличался тем, что я автоматически упаковывал свои новые знания в систему, выстраивал структуру, мое мышление было устроено так, чтобы поймать закономерности, уловить зависимости, понять правила игры. И победить.
Местные воспринимали магию иначе. Они относились к ней как к данности. Если человек упадет в воду и не сможет дышать — он утонет. Если дрова бросить в огонь, они сгорят. В шестнадцать лет боярин получает фамильяра.
Местные ведь никогда не учились в школе. У них нет в голове привычки оценочного, оцифрованного, научного подхода.
Местные говорили, объясняя дорогу: “Терем с зеленой крышей и резными летучими конями”. Я говорил “Трехэтажный, второй с конца”. Они говорили про человека: Хмурый, на хряка похож”. Я говорил “Лет сорок, сажени полторы ростом, пудов семь весом”. И так во всем. Я мыслю цифрами, я понимаю мир во многом, через цифры. И впервые я столкнулся с тем, что не могу описать пережитый мной страх по шкале “от одного, до десяти”. Нет. Я испытал ужас, от которого сердце в груди замерзает.
Хочется цитировать Лавкрафта. Что-то вроде “неописуемо ужасный” и "невообразимо страшный".
Да, эта мимолетная встреча с Вятко меня проняла.
Самое время сходить к психологу, проработать этот эпизод. Хорошо, психолога тут не найти. Но я мог бы побыть один. Лучше бы на берегу теплого моря, но и заснеженный сад тоже сойдет. Может, мне бы помог как-то отвлечься яркий и страстный секс? Да, наверняка. Вообще, я преступно невнимателен к этой стороне жизни. Когда вообще еще не пасть в объятия порока, если не в шестнадцать?
Я посмаковал эту мысль, прислушался к себе, тяжело вздохну и принял решение. Мне нужен отпуск. И пусть весь мир подождет.
Надо ли говорить, что такой радости мне никто давать был не намерен?
Уже на следующее утро после веселых приключений в кабинете с самогонным аппаратами, я стоял в кабинете канцлера. По их лицам было видно, что они много пили и мало ели. Может, за исключением Григория. Он стал напоминать просто глубокого и больного старика. Что, по сравнению с почти трупом, явный признак улучшения его самочувствия. Сейчас я сижу на стуле с высокой спинке. Слева госпожа Софья, справа старец Велимудр. Григорий сидит в глубоком мягком кресле слегка в отдалении. Передо мной могучий рабочий стол Канцлера, на котором столько резтбы и украшений, что хватило бы на небольшое парусное судно. За столом скрывается Канцлер. Прямо на столе, недалеко от меня, на красной бархатной подушечке, лежит корона Вятко.
Господа педагоги смотрели на меня со смесью легкого испуга и удивления. Это из-за моего лица. Я сидел злой, соответственно и лицо было злое. Но дело не только в этом. Лицо у меня сейчас было не только злое Оно ещё было точь в точь, как у Вятко. Только помоложе.
Я уже прошел процедуры магической безопасности, которые сводились, в основном, к ощупыванию и оханью. Ничего опасного не нашли. Единственный вывод — это действительно мое новое лицо, никакой ни морок. Или, правильнее сказать "мое новое лицо, это лицо Вечного Князя"? Тогда получается, это не мое лицо? Так, я подумаю об этом потом.
Корону у меня сразу отняли, я увидел её снова только сейчас. Забирали на “анализ”, видать. Сейчас она стояла передо мной на столе, хоть и на аккуратной пафосной подушечке, но все зеркальца пальцами захватаны.
Канцлер начал:
— Мы собрались тут, и пригласили вас, сударь Храбр, чтобы обсудить последние события. Те, которые касаются вас напрямую…
— Положите на стол, что вы там прячете! — строго сказала Софья. Я просто придержал пытающуюся выбраться из кармана феечку. Любопытная мелочь обожала все разглядывать и щупать. И пробовать на зуб.
— Я много чего прячу, что на стол можно положить, — огрызнулся я. Мы же тут правил приличия придерживаемся, цивилизованные люди, все дела. Пусть выражается яснее.
— Как мне объяснил старец Велимудр, — вздохнул Канцлер. — Вы, сударь, на уроке алхимии призвали некое загадочное существо. Мы бы хотели на него взглянуть.
Пришла моя очередь тяжело вздыхать. Я вытащил свою феечку из внутреннего кармана и поставил на стул. Она была одета в маленькое беленькое платьице — подарок от Милены. Я подозревал, что она свою куклу раздела, платье было с каймой из цветочных узорчиков и даже обворожительно усилительным пояском из серебряного шнурочка. Подозреваю, такое за полчаса на коленке не сошьешь. Милена уже называла мою феечку Златой, за медовый оттенок кожи. Я не против. Как-то называть феечку надо, а мне на ум приходило только “Би”. Сложная ассоциация — мед, пчела, название фирмы в логотипе которой пчела. Короче, я не стал протестовать против Златы. Злата на столе смешно плюхнулась на жопку, осмотрелась, увидела корону, вскочила и кинулась к ней. Я дернулся было вперед, подхватить и уберечь мелочь от соприкосновения с артефактом неясного происхождения, и увидел в отражении свое лицо. И замер.
Мда. Уж. Я ж помоложе Вятко. На вид, года на четыре-пять, по факту лет на тысячу. Но все же, помоложе. И на мне его морда выглядела… Еще красивее, в общем. Я коснулся щеки пальцами и ужаснулся тому, как это выглядело. Мое прекрасное отражение очаровательно округлило глазки.
— Не переживайте, сударь Храбр, — хмыкнул Канцлер, заметив и правильно расшифровав мое движение. — Мы проверили корону. На ней нет никаких наговоров. Разве что этот большой камень… Притягивает верных друзей, счастье и вещие сны. В общем, ничего такого, что не делают похожие камни. Правда, я никогда не видел такого большого.
— Камня? — тупо спросил я, растерянно разглядывая себя в зеркало. Феечка занималась тем же — разглядывала себя, вертясь перед зеркалом. Очень по-женски оценивая себя со всех сторон.
— Кхм… — прокашлялся Гриша. — Пожалуй, мне стоит объяснится, сударь Храбр. Я оказался во власти черных сил. Был ими обманут. И во время излечения вашего, подсадил в это тело, как мне казалось, демона.
Я мгновенно напрягся, бросив быстрый взгляд по сторонам.
— Но теперь я понимаю, что вселил в пустое тело душу выходца с другого мира. Не хотите назвать свое имя?
Повисла напряженная пауза. Я немного растерянно оглядывался по сторонам. В глазах волшебников и был напряженный интерес. Никакой агрессии я не заметил. А вот госпожа Софья на меня смотрела… Я не знаю. Странно. Как будто в уме трехзначные цифры умножала. Я не понял этого взгляда.
— Не бойтесь говорить откровенно. И не переживайте, тайна того, что вы пришелец… Я даю вам слово, этот секрет не будет раскрыт присутствующими, пока вы сами не посчитаете нужным, чтобы мы перестали его хранить, — небрежно успокоил меня Канцлер. На самом деле, не успокоил.
— А если нет? — спросил я, упершись взглядом в Канцлера. Тот спокойно выдержал взгляд. И ответил:
— Будете жить так же, как старец Григорий. Он, если вы не знали, ведь тоже выходец из другого мира.
Я с удивлением посмотрел на Григория.
— В моем мире меня отравили, потом несколько раз прострелили. Это может удивить, но в нашем мире пистоли многозарядные. А потом утопили. Очнулся я уже здесь. Так что вы, сударь Храбр, не одиноки в своей беде. Я, как вы понимаете, испытываю интерес к подобным историям. Если хотите, то позже мы с вами поговорим и я расскажу вам о похожих на наши случаях. Кстати, сударь, а вы не хотите рассказать мне о своем мире?
— Пока нет, — спокойно ответил я. Намеренно пошел на обострение. Сейчас сразу все станет на свои места. Все такие вежливые, понимающие. Аж подозрительно. Посмотрим, на что вы на самом деле готовы, чтобы выпытать тайны и знания…
— Хорошо, — легко согласился Канцлер. — Сейчас это не так важно.
Я растерялся. И наткнулся взглядом на свое милое отражение в короне Вятко. Я такой милый с очаровательно приоткрытыми губками. Да млять!
Софья коснулась моего плеча и промурлыкала.
— Это может осложнить вашу жизнь, но только если вы заняли тело человека, занимающего высокое положение. Да и то, вас с радостью примут в любой род. Личность, сумевшая преодолеть границы миров просто обязанна быть выдающийся. Это все понимают. Если, конечно, вы не Великий Князь, — она мне улыбнулась. — Тогда у вас могут быть проблемы. Старые обычаи слишком строги и слишком расплывчаты, и это дает в руки врагов слишком много возможностей…
— По настоящему нас беспокоит то, что произошло с вами на уроке старца Велимудра, — устало перебил госпожу декана интриг и соблазнений, Канцлер. Он кивнул на феечку, которая стояла перед зеркалом, задрав платьешко до горла и задумчиво трогала себя одной ручкой за грудки. — Вы не против, если мы осмотрим призванное существо?
— Вы её не напугаете? — я уже понял, что тут аутопсия не входу, поэтому был достаточно спокоен насчет осмотра. Я куда больше боялся, что её у меня отнимут. Но напрямую об этом я не спросил. Если захотят отнять — отнимут. Сделаю вид, что смирился. И придумаю, как вернуть.
— Постараюсь, — кивнул Канцлер. Встал, снял с полки сложную конструкцию из серебра и золота. В первый момент меня кольнула паника — уж не ошибся ли я насчет аутопсии? Но разглядев устройство получше, убедился, что никаких лезвий там нет.
Канцлер поставил эту штуковину на стол, знаком попросил меня посадить Злату перед ним. Я одернул на феечке платье и передвинул её поближе к господину Махаэлю. Канцлер навел на феечку, которая с любопытством разглядывала его в ответ, несколько кристаллов. Посмотрел сквозь них, как сквозь линзы. Несколько раз менял кристаллы. Поднял взгляд на меня.
— Да, это не призванное существо, оно принадлежит этому миру. Похоже на то, что оно было получино с помощью "созидания", — наконец кивнул Канцлер. А потом спокойно так, без суеты, начал рассматривать через кристаллы меня.
— Это не “созидание”! — провозгласил Велимудр. И ткнул в висящую на стене схему в дубовой рамке, похожую на четырехлучевую звезду. — В великом искусстве алхимии есть двенадцать основных алхимических процессов, разделенные по четырем сторонам света. Это…
— Мы не на вашем уроке, — перебил его Канцлер. И уже мне сказал. — Мы склоняемся к мнению, что это не алхимическое преобразование.
— Алхимия искусство, требующее последовательности. Для “созидания” ему бы пришлось совершить 144 преобразований… — продолжал скандалить Велимудр.
— Мы думаем, что ты чудотворец, Храбр, — очень угрюмо сказал старец Григорий. — Именно поэтому Кащей и хотел тебя захватить…
— Кстати, — перебил я его. — А что с Кащеем?
— Лет на пять о нем точно можно забыть, — ответил Канцлер.
— То есть он не мертв? — удивился я.
— Слишком часто людям казалось, что он мертв. Правда, в этот раз ему уничтожили дух…
— А иголку сломать пробовали? — уточнил я. Софья с Канцлером недоуменно переглянулись. Велимудр насторожился, и пытливо посмотрев на меня, спросил:
— Какую иголку?
Я промолчал.
— Я её никак найти не могу. Может это не иголка? А может, и не яйцо… — тяжело вздохнул Распутин.
— О чем это вы, старец Григорий? — тут же обернулся к нему Велимудр.
— Я хочу попросить всех сосредоточимся на главном! — повысил голос Канцлер. — Главное то, что у нас тут чудотворец с даром созидания!
— Это хорошо? — осторожно уточнил я.
— Единственный из людей, кто обладал таким даром, это Волх Всеславич, — начал было Велимудр.
— Скорее всего, после него были другие, но умело скрывали свое умение, — тут же перебила его Софья.
— Мне всегда казалось, что Волхв не был человеком. В полном смысле этого слова, — вскинул брови Канцлер.
— Обсудим это потом, — рявкнул Распутин неожиданно сильным голосом. Он по прежнему был тощий, с запавшими глазами. Но корни волос уже потемнели, на пояс вернулся неизменный кинжал, в руки очередной, опять новый, посох. — Храбр, это умение сделает тебя самым сильным чудотворцем этого мира. В будущем.
Все замолчали. Видимо, Гриша озвучил то, что у остальных было на уме, но они не решались это сказать.
— Так это же хорошо? — еще более осторожно уточнил я. И взял Злату на ручки. Погладил головку. Она недовольно оттолкнула мой палец и потянулась к короне. Пришлось посадить её обратно на стол.
— Это не очень хорошо, Храбр, — снова тронула меня Софья, теперь за ногу. И стул поближе подвинула. И в глаза мне так проникновенно заглядывает, как никогда раньше. А мне есть с чем сравнивать. — То, что вы можете… Ваш дар может напугать людей.
— Особенно могущественные силы этого мира. Неизвестно, что ты еще создашь. Например, знакомые тебе полудушники, это творение Волхва. И это ещё не самое мерзкие его создания, — сказал Велимудр. А потом осторожно протянул руку к феечке и коснулся. — Впрочем, в ваших творениях я вижу куда более… кхм… доброты.
— Я почти уверен, что уже скоро вас, сударь, попытаются убить. Возможно, даже в Лицее, — сказал Канцлер. — Вы в большой опасности. И не следует искать надеяться найти союзников за пределами Лицея. Хотя многие, несомненно, могут попытаться такими показаться.
— Я запутался. Вы же сказали, что я сильный чудотворец, — удивился я. — Разве не выгодно иметь меня на своей стороне, чтобы усилить свой род, получить преимущество?
Это вызвало улыбки на озабоченных лицах.
— Первое проявление дара всегда в высшей степени сильно! — сказал Велимудр и устремив мечтательный взгляд в потолок. — Однажды, моя мать попросила меня присмотреть за жарящимися карасями. А у меня получились четыре кабана, фаршированных яблоками!
Он рассмеялся. Я никогда не видел его таким счастливым. Похоже, голодно у него было в детстве.
— Я нарисовала в своей спальне, на стене, яблоню. Сестра пишет, что она до сих пор каждый месяц приносит по полведра яблок, — так же мечтательно сказала Софья.
— А я, по видимому, перенесся в другой мир, — хмуро сказал Распутин.
— А я однажды стоял в вересковом поле, пас овец клана, и очень захотел попасть в легендарный Царьград. И оказался там, — сказал Канцлер. — Проблема в том, что назад я так и не вернулся. Увы, сударь Храбр, но дар после первого проявления может спать годы. И чтобы разбудить его, и развить, и научиться пользоваться, вам придется приложить много усилий.
— Ну, я в Лицее. Лучшее место для такого, — улыбнулся я. В ответ на это все остальные улыбаться перестали и отвели глаза.
— Может быть вы не обратили внимание, — сказал Канцлер. — Но ни у одного из нас нет фамильяра. По какиму-то несправедливому закону мироздания, мы, чародеи и чудотворцы, не можем обзавестись фамильярами.
— А фамильяр необходимое условие для продолжения обучения, — закончил я за него. Канцлер медленно кивнул. — А Злата вам чем не фамильяр?
— Вы можете заставить её исчезнуть, сударь? — грустно спросил Григорий. — Именно это вы должны будете сделать на экзамене. Призвать, а затем заставить исчезнуть фамильяра, подтверждая свою полную власть над ним.
— Может показаться, что я всесилен в стенах Лицея. Это правда. Но только от части, — немного виновато проговорил Канцлер. — И экзамены как раз тот случай, когда я обязан подчиниться древним условностям и обычаям.
— Так вы меня что, выгоните из Лицея? Может у вас есть курсы, в смысле, отдельный факультет для чародеев? — я даже немного напрягся. Уже, знаете, привык к местной кухне. Друзей завел. Да и идти мне особо некуда.
— У нас есть еще почти полгода, до экзамена… — осторожно ответил Канцлер. — Я полагаю, что мы сможем что-то придумать.