Глава, в которой Сергей Гончаров раскрывает себя с неожиданной стороны, а главный герой прикидывается психологом а потом играет в психотерапевта с двумя девушками. Хорошо, что со смертельной опасностью он справляется с помощью других навыков, иначе книга бы уже закончилась его смертью.
— Ну, рассказывай! — скомандовал я. Мы сидели в библиотеке. Мы, это я, Лиза, Мила, Сергей и Илья. И, что неожиданно, Людмила. Она выглядела как наркоманка. Заострившиеся черты лица, тени под глазами, бледность кожи оттеняющая опухшие, искусанные губы. И всё это только добавляло ей очарования.
— Да что тут рассказывать, — пробубнил себе под нос Сергей. — Нечего тут рассказывать. Когда-то, очень давно, Кащей напал на семью одного боярина. Моего далекого предка. Убил почти всех, осталась только его жена и её сын. Маленький, младенец совсем. Она перед смертью наложила чары, которые защитили её ребенка от Кащея. С тех пор это благословение, передается в старшей ветви рода.
Сергей решительным движением запустил пальцы в челку, подняв волосы и показал лоб, на котором темнел шрам, напоминающий латинскую “Y”.
— Сергей Гончаров! Как я могла не понять сразу! — грустно сказала Людмила. А потом прижала ладони к щекам, подозрительно изогнувшись в пояснице, как будто ей очень хотелось почесать грудь, и она пыталась ей незаметно потереться о свои руки. — от всех этих волнений, я такая испуганная… Ах, интересно, как там принц.
Все тяжело вздохнули. Мы уже беседовали с Людмилой на эту тему. Трудно сказать, насколько дело в волшебстве, а на сколько в психологии, но помнила Людмила только то, что хотела помнить. А хотела она помнить о томящемся в подземелье принце, безумно в неё влюбленном. Все это накладывалась на самую настоящую наркотическую ломку. Не чисто физиологическую, как от синтетических наркотиков, а психологическую, как он кокаина. Она ничего не могла делать, ей было очень грустно и плохо, ничего не радовало. Только периодически яркие воспоминания бросали её в другую крайность — и она на несколько минут становилась изнывающей от страстной тоски нимфоманкой. К счастью, такие приступы длились не долго. Я пытался объяснить ей про зависимость, и она кажется даже понимала опасность, но… Что взять с наркоманки.
— Пойдем, я сделаю тебе успокаивающий массаж, — сказал Сергей. Людмила немедленно вскочила. Они пошли в глубину библиотеки, кажется там были кушетки поудобнее.
— Пойду тоже, — сказал Илья и устремился за ними.
Я остался с девушками. Они сидели в креслах в таких позах… Как будто боялись меня. ножки вместе, ручки на коленях. Подчеркнуто целомудренно. И в лицо мне не смотрят. Неотрывно наблюдают за копошащейся на столе Златой. Та тщательно осматривала книжки на предмет червей и насекомых — почему-то они ей очень нравились. Не книжки, насекомые. Мы же тут на лоне природы живем, все вокруг натуральное — живности вдоволь. Не буду говорить, что мышей и тараканов вокруг ордами — есть, но мало. Котов я вижу часто, мышку видел только один раз. Я подозреваю, что с вредителями тут борются не только котами и отравой, но и другими, надежными и древними как мир, способами. Профилактикой. Например, не разрешают таскать еду по всему Лицею. Ах, да. Ведь тут же еще волшебство есть. Постоянно забываю. Не поверю, что за сотни лет не изобрели пару сотню наговоров для помощи при очистке туалетов и сохранении муки от мучных жучков.
Но и без откровенных паразитов в Лицее полно живности. Домашние муравьи, сверчки, пауки, мокрицы, какие-то бабочки. И это еще зима. И вот за всем этим с радостью охотилась Злата, с жадностью пожирая пойманное. Хотя я кормил её до отвала обычной едой в пиршественной зале. И не только со стола — я выпускал её прямо на стол, ей все умилялись. Она съедала пару кусочков хлеба и заедала всеобщим умилением. После чего тут же сыто засыпала.
— Так, девочки, — сказал я и хлопнул себя ладонями по коленям. Мила и Лиза вздрогнули.
— Нам надо поговорить. Я знаю, что в последнее время я сильно изменился. Но, если вы загляните в своё сердце, вы поймете, что это тот же я.
Я с ожиданием посмотрел на них. Увы, мой поэтический пассаж не прошел. Ни та, ни другая на меня не посмотрели, Лиз даже недовольно скривилась. Плохой знак Само не пройдет.
— А если серьезно, я хочу с вами поговорить. Мне тоже не очень… Но я стараюсь держаться. И я бы не отказался от вашей поддержки. Вместо этого вы ведете себя так, как будто я вас чем-то обидел. Расскажите, что вы чувствуете, — начал я, на ходу вспоминая психологические уловки, которых нахватался в свое время. И, с ужасом, понимая, что нахватался их явно не достаточно. Я тронул рыженькую. Она обернулся. Посмотрела на меня. Передернула плечами. Отвернулась. Я тяжело вздохнул.
— Я никогда толком не смотрел на свое лицо, — решил начать я. — Поэтому мне, по большому счету все равно, если я выгляжу по другому. Я, честно говоря, не особенно помню, как я выглядел раньше. Сегодня, когда умывался, испугался, что лицо будет ощущаться под ладонями как чужое. Но нет, все как обычно. Возможно, если бы я раньше постоянно видел себя со стороны, то мне было бы тяжело привыкнуть, что я выгляжу по-другому. В общем, я чувствую себя как и всегда и не замечаю изменений. Только в вашем поведении. Вашем и Ильи, тот тоже шарахается, но у него выдержка получше, это почти не заметно.
Ну, еще Серый оказался достаточно воспитанным, чтобы не подавать виду.
— Да я как на тебя посмотрю, вспоминаю Вятко. Не вижу, а вспоминаю. Ты уж прости Храбр, но ты против него, как лодочка против корабля. Посимпатичнее, конечно, но ни в какое сравнение не идет, — прорвало Лизавету. — Ты как зарубка на носу памятная. Как вижу тебя, так вспомню Вечного Князя. И каждый раз у меня… сердечко сжимается!
— Я ведь тогда чуть не обкакалась, — неожиданно всхлипнула Мила спрятав личико в ладошки. Если я хоть что-то понимаю в девушках, если она в этом призналась, то скорее всего, она чуть обкакалась. Но слегка смягчила факты.
Я достал из кармана платочек Несмеяны, развернул его. Внутри у меня был припасен стянутый за обедом со стола кусочек сыра и жареного мяса. Я по очереди предложил оба кусочка Злате. Вредная мелочь сначала принюхалась, но потом фыркнула и отмахнулась, с удвоенной энергией начав выискивать насекомых в переплете особенно ветхого тома, то и дела суя себе в рот бумажных червей. Я спрятал еду обратно. И сказал:
— Сядьте на кушетку. Рядом. Так, чтобы я вас видел.
Они, не сразу, но послушались. Я сел пред ними прямо на стол. Они по прежнему старались избегать смотреть мне в лицо, но уже не с таким упорством, как прежде.
— Дайте мне руку. Каждая по одной. Вот так, — я взял их за руки и, переводя взгляд с одной на другую, сказал. — Сразу скажу, что с первого раза может не получиться, но мы будем повторять пока не получится. С первого раза может не получиться, потому что у нас сразу жестокая рана в душе, а начинать лучше с чего поменьше. Ну да ладно.
Для получения гражданства в моем мире я проработал около двух лет в волонтерских организациях. Это условие было не обязательное, но серьезно помогало. Хотя государственные волонтерские организации на законодательном уровне были запрещены, для них было несколько важных правил. И первое правило — волонтера не допускают к полевой работе, где возможно он столкнется с жертвами и горем, пока он не пройдет курс психологической подготовки. Я наивно полагал, что моя военная психокоррекция делала для меня такой курс не нужным. И с удивлением узнал, что это не так.
Одно дело оставаться хладнокровным и собранным, когда вокруг умирают друзья, тебя самого ранят, и ты убиваешь людей. По большому счету, с такой настройкой человеческой психикой неплохо справляются и тут, своими, дедовскими способами.
Совсем другое, когда ты сталкиваешься с бессмысленной жестокостью мира. Три дня лазишь по лесам в поисках потерявшихся детей, а потом находишь их утонувшими — один упал в дождеприемный колодец, а его друзья полезли его спасать. Или… Впрочем, не важно. Важно то, что такие вещи накапливаются. Каждая несправедливость, жестокость, ошибки — как кирпичи падают на душу, гнут её, давят. Лица мертвецов вспоминаются в самые неожиданные моменты. Это не просто мешает наслаждаться жизнью. И это уже не только психологические проблемы — сбоят гормоны, можно вляпаться в депрессию.
Для того, чтобы помочь волонтерам справляться с нагрузкой на психику, психологи придумали несколько простых и понятных упражнений. Возможно, придумать и было не так просто, но конечный результат выглядит удручающе примитивно. Я просто закрывал за собой дверь, когда возвращался домой. И все, все проблемы, несчастья, незаконченные дела — оставались за дверью. Где-то там, вне безопасности своего дома. Потом я переехал в другой дом в котором дверь услужливо распахивала домашняя нейросеть. И мне приходилась на секунду задерживаться перед входом, захлопывая за собой дверь мысленно.
Полагаю, множество людей двадцатого века спились или сторчались на антидепрессантах, не умея хоть на время снять с себя ответственность, которая давило их ежесекундно. Сначала учеба, и получать хорошие оценки, потом экзамены, потом работа, оправдать ожидания родителей, быть не хуже вон того парня с обложки. В начале двадцать первого века люди были несчастнее, чем когда либо за всю историю. Неудивительно, что мы научились делать себя счастливыми. Нам пришлось.
Любая психологическая уловка, которая хорошо работает, выглядит простой. Но за ней, чаще всего, стоит кропотливая работа.
— Закройте глаза, — сказал я девушкам и выпустил их руки. — Постарайтесь сесть так, чтобы вам было удобно.
Я и встал и отошел от них, чтобы не мешать им своим присутствием. В просвет между шкафами я увидел, Люду с Сергеем. он делала ей массаж кистей, целомудренно отсев на край дивана. Напротив них, в кресле, сидел Илья и рассказывал одну из своих историй. Люда улыбалась спокойной, ясной улыбкой. Может быть для неё еще не все потеряно. Я повернулся к Лизе и Миле, и начал:
— Постарайтесь представить себе место, где вам хорошо. Уютно. Безопасно.
Я был уверен, что пара тройка занятий, и ребята станут чуть устойчивее. Надежнее. Дело не только в том, что надо следить за личным составом и его психологическим здоровьем. У меня были планы. Долгие планы. И мне понадобятся помощники. Хорошие помощники. Кажется я нашел себе несколько. Если все будет хорошо, то скоро мне потребуется на них опереться. Не просто опереться — использовать их как рычаг, засунуть в самое темное место и обрушиться сверху всей тяжестью. Ведь я собираюсь перевернуть мир.
Важно, чтобы к тому времени они не стали травмированными невротиками с непредсказуемым поведением. Тем более, что уже на этих выходных у меня намечен первый шаг.