Глава в которой главный герой задается извечными вопросами. И, в отличии от всего человечества, находит на них ответы.
Я вернулся в комнату слегка уставший. Зато настроение было феерически хорошее. Это было не тихое счастье семейного очага. Будь я собой, все что мне бы хотелось — залезть в оставленный на тумбочке у кровати туесок, проверит как там феечка в своем гнездышке. Потом, может быть, посмотреть на свои сокровища в ящике — к паре золотых браслетов добавить кошель с золотом. Завалиться в кровать, немного позалипать в потолок и уснуть с облегчением от того, что пережил этот день. Но нет, я как будто вернулся с шикарной вечеринки, хотелось петь и танцевать.
Английский “рейд”, немецкий “reise”, русский “поход” — эти слова, которые сейчас обозначают путешествие, когда-то давно означали семейное занятие военной аристократии. И можно сколько угодно смеяться на тему того, что только в набеге можно увидеть новые удивительные места, познакомиться с интересными людьми и ограбить их — для Мстислава это и в самом деле было развлечением. И отличным развлечением. Война для меня — трудная и опасная работа. Для него — просто сплошное удовольствие. Мое тело буквально искрило радостью. Я попал в адреналинового наркомана.
Не так уж и плохо, если честно.
— Что? Ну, рассказывай! — теребил меня Илья, заметив моё состояние.
Меня как волной в спину толкало ему все рассказать. Я разцепил зубы и дозированно сцедил три слова: “Не моя тайна”. Это сработало. Минут на пять. А потом Илья снова принялся за расспросы. И он бы из меня все вытянул — особо скрывать я ничего не хотел, не считая того, зачем и с кем я вообще попал в Музеум. На этом то я и споткнулся. И потому отмалчивался. Но набегался я знатно и все же устал. Через пять минут односложных ответов я попросту уснул.
А на следующие дни меня отпустило и я держался стойко. Утро втянуло меня в мелкие ежедневные дела, приятные хлопоты и новые интересные вызовы.
Все шло своим чередом — уроки по прежнему были очень своеобразны, свободного времени было так же много. Девушки, после вечера в Музеуме, меня немного дичились. Уже не лезли так напоказ перед всеми. И мягко уворачивались от того, чтобы остаться со мной наедине. Впрочем, я сильно не настаивал — у меня было полно дел.
Прежде всего, я снова возобновил тренировки. По утрам, легкая тренировка с оружием и спарринг с Ильей. Злата — крохотная феечка которую, по всей видимости, я создал — стала меньше спать и самым наглым образом оккупировала мой карман. Я не замечал, чтобы она взрослела внешне, но за считанные недели её взгляд стал осмысленным, из движений уходила неуклюжесть как у маленького ребенка и я подспудно ждал, что она вот-вот заговорит. Поскольку я чувствовал её эмоции, мне она казалась буквально создана из любопытства.
Моё лицо, полученное в “подарок” от Вятко, хоть и вызвало у других учащихся в первый момент шок, но они удивительно быстро привыкли к моему новому виду. Я раньше не замечал — но в какой-то момент вокруг меня сложилась зона отчуждения. И только сейчас я это заметил — потому что её сломали. Ко мне подходили поздороваться и ученики старших курсов, и подсаживались поболтать девчонки нашего. Губастенькая Лада из Краковских вообще пыталась сделать вид, что мы лучшие друзья. Красивых все любят. Почти все — Некраса, по прежнему держалась на расстоянии.
Но самое главное — я улучшил момент и посидел несколько часов один в парке. Больше нигде остаться наедине с собой не получалось.
Способность задумываться о прошлом, прокручивать в голове произошедшие события и делать из них выводы и отличает нас от животных. Это называется красивым словом с латинскими корнями — рефлексия. Наверное, каждый рефлексировал над не самыми удачными разговорами, проигрывая диалог иначе. И уж точно каждый не мог уснуть, потому что мозг внезапно выдавал случай лютой давности, с требованием немедленно отрефлексировать. Таковы уж мы, интеллектуалы мира животных.
Это хороший инструмент. Просто, как и со всяким другим, сам по себе он работу не делает. Его надо применять и уметь пользоваться.
Из обрывков информации, практически оговорок, и наоборот, прямо сказанных слов которые заслоняют собой правду, я смог собрать в своей голове приблизительную картину этого мира. За покрытыми инеем ветками я разглядел сложный рисунок взаимосвязей, что опутывают живущих здесь людей, принуждая их действовать именно так, а не иначе.
Трудно сказать, что творилось в отдаленных землях, но для Руси я для себя уяснил несколько важных вещей. Тут не было монгольского нашествия. Не разрушались города, не увозились в полон ремесленники, не выдавались ярлыки на княжение и не налагалась дань. А значит, не прекращалась феодальная раздробленность. Фигура царя была наследием великого объединителя. Примерно полтысячи лет назад пришел могучий герой, смог собрать воедино разрозненные государства, а потом… Ушел. В другой мир, в другое царство, впал в спячку — варианты разнились. После него остался не только титул но и магические узы, заставляющие Великих Князей соблюдать приличия вообще и воевать внутри страны по правилам. Никаких массовых переселений, никаких разграблений городов, никакой резни.
При этом царь тут и близко не был самодержцем. Избранный на эту должность, становился “хранителем места”. Его возможности были сильно ограничены и, скорее всего, Русь давно бы распалась, была разорвана на части амбициями знати, если бы не тот факт, что в этом мире существовала магия. Какие именно читкоды выдавались царю — неизвестно. Но известно, что царствование давало роду правителя в первую очередь бонус престижа. На более материальные приобретения рассчитывать не стоило. Царь был фигурой культовой, выполняя функции боевого знамени, пафосной музыки. Он был олицетворением, хуманизацией государственности — и всю жизнь проводил в обрядах, выступая в поход в редких случаях, когда опасность нависала над всей страной. Такие походы напоминали скорее крестовые — участие в них не было обязательным, но не участие могло стоить всего.
Еще реже царь вмешивался в ход междоусобиц. Чаще всего, вызывая к себе виновных и заставляя решать их спорные вопросы… поединком. Неплохая традиция, на самом деле — грызлись бояре с осторожностью. Большую же часть времени этот правящий, но не царствующий правитель проводил в ритуалах. Нельзя сказать, что местные придавали этим ритуалом такое же значение как ацтеки. Без царя солнце все равно встанет, это каждому понятно. Но неурожай, эпидемия, или еще какая напасть — случится точно. Посмертные культы царей были очень развиты. Это было не условное обожествление, как Римских Императоров — местные ожидали простых и конкретных действий от мертвых царей.
А еще, по обмолвкам услышанных еще Мстиславом, сами князья не особенно торопились надеть царский венец, поскольку считали что “он меняет человека”. Буквально. И внешне, и внутренне.
Под этим, номинальным, но основополагающим правителем, была обычная феодальная лестница. Великие князья, удельные князья и бояре. И основное их отличие от не аристократов — наличие трех вещей. Фамильяра, родового магического таланта и способности заставить двигаться огромную самоходную бронь — гридня. Весь набор необязателен, достаточно и чего-то одного, но отсутствие всех трех вычеркивало человека из списков рода. Буквально — тут были “местные списки” бояр, в которых помимо имен указывались и заслуги рода. То самое “местничество”, о котором я в прошлой жизни слышал краем уха.
Простые люди ничем не отличались от бояр — и больше того, они могли быть приняты в род. Если смогут внезапно проявить один из трех необходимых для знатности таланта. Случаи такие были достаточно часты.
Это, а еще то, что тут так и не случилось закрепощения людей, делало обычное население Великой Руси довольно субъектным в политическом плане. Люди могли взять и уйти с земель боярина если вдруг им что-то не нраву. Могли и требовать для себя уступок. Конечно, на деле были некоторые нюансы… И тысячи их. Но считаться с населением местным боярам приходилось, это точно.
Из этой строгой иерархии выбивались чародеи — они оказывались, с одной стороны, не вписаны в структуру традиционного общества, почти автоматически становясь целью для различных нападок. А с другой — могли быть чрезвычайно полезны, становясь желанными членами любой группы, от жителей небольшого села, до великокняжеского стола. И вместе с тем, не будучи связанными родственными узами и общим происхождением, чародеи никогда не могли рассчитывать стать “своими”. Высокооплачиваемые специалисты, крохотный пазл капитализма в броской и яркой картине магофеодализма.
Лицей, технически, был “царевым делом”. Его называли “любимым сыном царя”. В феодальном обществе это было не просто образное выражение. Это было юридическое определение прав и обязанностей Лицея — таких же, как у наследника Княжеского престола. Полный набор возможностей, кроме объявления войны и сбора налогов. Канцлер, скорее всего, мог даже вершить суд. И решение такого суда сможет отменить только царь. Но этим он не пользовался. Похоже, помимо прямых обязанностей по кузне кадров, этот “государев человек”, по собственному желанию сделал из Царского Лицея прибежище для чародеев.
Честно говоря, я бы определил для себя государственный строй Великой Руси, как магократический.
Хорошая, устойчивая система. Если ты амбициозен, честолюбив и энергичен, у тебя есть много путей. С одной стороны, ты можешь выбрать надежную жизнь — как правило ты родишься уже включенным в семейную группу, владеющую набором собственности прав, привилегий и производством. Тут варианты огромны. От кожевника в городе, до мельника за городом. Если ты амбициозен в другую сторону и хочешь подняться по социальной лестнице — найди в себе искру магического таланта, и постарайся её разжечь. Тебя включат в сословие бояр, пусть и на нижнюю ступень “детей боярских”, с ограниченными правами. Но через одно-два поколения и в “местнических списках” имя твоих потомков уже не будет отличаться от других имен.
С другой стороны, как тут решают проблемы бедных и обездоленных, пока мне понятно не было. С магией или без, базовые правила физики и социологии в этом мире работают так же, как и в моем. Человек попав под воду, тут тоже тонет. Значит и “воронка бедности” работает с такой же неотвратимостью, неизбежно плодя нищету.
Я подозревал, что этот фактор нивелируется вечным “фронтиром” — как дикий запад времен освоения Америки. Тут тоже есть богатые и ничейные земли. Только вместо индейцев — голодная нечисть, магические аномалии и просто всякая хтонь.
К тому же, я нутром чую, что тут что-то не так с экономикой. Этот мир застыл примерно веке в шестнадцатом. В моем мире к этому моменту Европу уже лет четыреста корежило от кризисов. В том числе и финансовых. И потребовалось еще лет двести, чтобы эти мучительные родовые схватки кончились капитализмом. Тут я пока не чувствую ничего похожего. Возможно, магия сглаживает нарастающие внутренние противоречия общества. А то и вовсе их нивелирует. Этот вопрос я оставлю на потом — слишком мало данных.
Из разговоров с Распутиным я почерпнул много важного и интересного, вроде того, что Псковское княжество одно из основных поставщиков “Железного товара” в Руси, а Великий Устюг один из центров ювелирного мастерства. Это лишь дополняло общую картину, не делая её цельной.
С войной тоже было все не очень понятно. Отец Мстислава пропал, когда ему было двенадцать, аккурат в то время, когда будущий боярин начинает участвовать в делах семейных. Набирается опыта, учится, пробует кровь. Мстислав был этого лишен. Я понимал только некоторые вещи. Например, почему армии тут считают в гриднях. Изредка к этим человекообразным бронеходам добавляют детей боряких. То есть никто не скажет, что Псков выставляет ополчение в две тысячи человек при тридцати гриднях. Фраза однозначно прозвучит как “Псков выставляет тридцать гридней”. Никто не считает людей. Я видел гридня в деле, пусть и всего несколько секунд. И склонен согласиться — это ультимативное оружие.
Конечно, люди изобретательны, есть масса способов противостоять гридню. Ловушки, специальные длинноствольные, внезапно, казнозарядные пушки на станках с большими углами поворота — фальконеты. Гридня могут окатить огнесмесью, зажарив пилота внутри. И, конечно, держащиеся в тайне но эффективные магические приблуды штучного изготовления. Обычные люди могут дать бронеходу бой. При целом ряде условий — на заранее подготовленных позициях, с подходящим оружием, с опытом подобных столкновений. И все равно, это будет крайне опасное противостояние.
Они до сих пор не вытеснили разнообразную “обычную” пехоту только в силу своей малочисленности. Прадед Мстислава добившийся максимальной силы нашего рода мог призвать под свою руку три сотни бронеходов. И это, в какой-то момент, сделало его голос решающим на выборах нового царя. Количество “списочных” бронеходов, то есть те, которые были указаны в царских списках и подлежали призыву в ополчение, равнялось примерно тысяче восьмистам. Разумеется люди, по извечной своей привычке, старались в такие, обязывающие, списки не лезть. И отец как-то сказал Мстиславу, что на Руси, на самом деле, гридней может быть и три тысячи. Для себя я решил, что гридней на Руси от двух, до шести тысяч. И по мнению местных это абсолютная, непреодолимая сила — Русь местная сверхдержава.
Я не был в этом так уверен. Просто местные бояре никогда не сталкивались с настоящей империей. Скованной тотальной дисциплиной и действительно многочисленной армией. И сотня тысяч монгол с примитивными огнеметами вполне могли бы дать бой всем бронеходам Руси в чистом поле. Но в степи тоже была магия и поэтому их Орда была похожа на Русь — лоскутное одеяло по акту независимых ханств. А может, просто у них Чингисхана еще не было.
Хорошо, в общих чертах я определился куда я попал. Теперь следует понять свое место в этом мире. С этим бывает трудно даже в когда ты родился и вырос в родном мире. Впрочем, обдумывая окружающую действительность, я понял, что меня не устраивает. Этот магократический феодализм тянет человечество на дно, запирая абсолютное большинство людей в социальном тупике. Отрезая от лучшей жизни не просто 99 процентов населения, а будущие поколения. Это похоже на шутку — триста лет прятать от остального мира технологию изготовления банальных зеркал. Что же могут прятать в своих подвалах многочисленные чародеи, семейные рода, магические организации? Очень может быть, что не будь тут феодализма, то уже бы давно наступил золотой век. Люди жили бы, если не вечной, то очень долгой, беззаботной жизнью.
Боюсь, правда, без тотальных мировых войн тут бы тоже не обошлось.
Ладно, вернемся ко мне. Ведь для себя именно я мерило всех вещей. Важно то, что нравится мне. А уже потом надо думать, насколько это мешает другим. В отличии от некоторых аскетов, способных довольствоваться пещерой и водой, мне нужно куда больше. Но и княжей власти, я не хочу. Осознав это, я даже замер. Ну конечно, это для Мстислава — княжий престол мерило его жизни, освещенный небесным лучом венец всех желаний. Для меня власть — прежде всего ответственность.
Я хочу достатка без ответственности. Женщин, денег, вина, безопасности. Наверное, именно в таком порядке. И у меня уже начали бродить смутные идеи, как этого достичь. Но для этого очень важно остаться в касте бояр. И провал ритуала по привязыванию ко мне фамильяра, может стать очень серьезной проблемой.
Это меня не сильно беспокоило. Я был уверен — я смогу преодолеть эту преграду. Просто я еще не понял, как.