Глава в которой главного героя обзывают девкой, а он широко раздвигает ноги. А потом, совсем по-женски, проявляет неуместное сочувствие.
Заговор. Смешное слово из старинной литературы, не вызывающий ничего, кроме ассоциаций с пыльной древностью и скучными историческими декорациями. Для того, чтобы человек прочувствовал это слово, он должен понимать его кожей. Чувствовать. Видеть. Я отчасти понимал Илью. Однажды, в детстве, я играл в онлайн игру, в которой игровые механики предусматривали смену главы в игровом клане. Для этого ряд игроков на ключевых постах должен был организовать общее голосование, на котором большинство членов клана должны были проголосовать за смену главы. Я был главой. И в какой-то момент я вдруг почувствовал, что внутри клана зреет заговор. Это были яркие эмоции. Вспышки подозрения вызывали все и всем — и старые соратники и новые члены. И если игрок слишком быстро отвечал на мои сообщения (втирается в доверие) и если долго молчал (игнорирует). Ничего похожего я в своей жизни никогда не испытывал. Не было поводов. В армии я был встроен в очень жесткую и прозрачную систему принятия решений и руководства. После получения гражданства оказался внутри полуанархичной, распределенной и скрытной гражданской сети, где пять признанных специалистов могли влиять на решения по целым отраслям, состоя в специальном комитете, а один ничем не примечательный старикан, получивший гражданство за сумму заслуг, вроде спасения утопающего и защиты докторской, мог оказаться единственным гражданином в глухом городке. И это давало ему возможность менять управляющих чиновников. Впрочем, система нашего общества выстраивалось именно с тем замыслом, чтобы максимально вывести из под давления людей с правом голоса. Но сейчас не об этом.
Я очень отдаленно представлял себе состояние, в котором находится Илья. И, хотя он держался молодцом и уже к вечеру к нему вернулся его обычный жизнерадостный настрой, я старался его поддержать. Вернее, отвлечь от темных мыслей.
Заговор, реальный, не мнимый, это постоянное ощущений опасности за углом, подозрение к каждому, мнимые и действительные перешептывания за спиной. Это выматывает, как болезнь. Пьет силы и душу. Поэтому я рассказал Илье про Музеум. Подробности того, что происходило между мной и девушками я хотел опустить, сосредоточившись на появлении Ибн Хальдуна. Но обострившаяся подозрительность Ильи не дала мне это сделать — он заметил, что я что-то не договариваю. Пришлось признаться, что мы целовались. С Миленой. Мне неожиданно стало жутко стыдно. Видимо, естественная реакция. Я вытребовал с Ильи твердое обещание унести эту тайну с собой в могилу. И продолжил свой рассказ.
Мне казалось, что Илья смертельно обидится из-за того, что мы не взяли его с собой в это увлекательное путешествие. Но нет. Он неожиданно серьезно слушал меня, периодически неодобрительно качая головой. В конце моего рассказа Илья неожиданно сказал.
— Знаешь что, Храбр? Ты везучий. Очень везучий. Согласен, не было бы тебя со мной в бане, убили бы меня. Вот что, держись рядом со мной. Тебе везет, а я зато, думать умею.
— Да я тоже умею, — ответил я, не совсем понимая, к чему он ведёт.
— Нет, — спокойно сказал Илья. Мы беседовали за утренней тренировкой. Я как раз заканчивал свою тысячу ударов. Технически это была связка — два быстрых удара в голову манекена и третий в ногу. Хоть я и не замечал, но долгий перерыв давал о себе знать — раньше я выполнял это упражнение минут за двадцать, без перерыва. Сейчас приходилось отдыхать раза три и времени занимало около часа. Илья во время моих коротких перерывов подпрыгивал на месте, высоко поднимая колени. Я пока не мог выдержать такие нагрузки, хотя в обязательном спарринге после тренировок, я почти всегда его уделывал по очкам. Впрочем, если бы на нас были доспехи, как в реальном бою, ситуация могла бы кардинально измениться — было видно, что Илья привык полагаться на броню. В тренировочном зале были комплекты доспехов для тренировок, нарочно тяжелые и неудобные. Это бы Илью не остановило, оказалось что тупо они все слишком маленькие для него. Я то привык к Илье, и даже стал забывать, насколько же он большой. Поэтому мы пока отрабатывали бездоспешный бой на саблях. Это тоже могло пригодиться — так, например, по обычаю проходили судебные поединки.
— Что это за нет? Проясни, — я отсчитал серию из десяти связок и решил что пауза выдержана достаточно. Я могу одновременно бить, разговаривать, и считать. Мстислава так заставляли делать наставники. Видимо, тренировали рассеянное внимание, чтобы он мог следить за происходящим вокруг него в бою. А с моим присутствием, как будто немного “вне”, эта выработанная способность еще и усилилась.
— Восемьсот, — добил свою серию Илья и тут же, без паузы, начал глубоко приседать и высоко подпрыгивать, при этом стараясь ударить колениями свою саблю, которую держал перед грудью. Даже не знаю, с чего начать. Получалось говорить у него плохо.
— По… уф, тому… что… ух… ты… наделал… уф… глупостей, — он перестал прыгать и сказал, — и я даже не знаю, с чего начать.
— Ну, например с того, что я не позвал тебя, — хмыкнул я. Намекая, что он просто завидует.
— А я бы с тобой и не пошел, — обескуражил он меня.
Я слегка опешил. но тут наш разговор прервал издевательский голос:
— А я бы с ним пошел, на лицо точь в точь, как девка.
Второй, еще более глумливый ему ответил. Говорили вроде как между собой, но так, чтобы мы с Ильей слышали.
Я обернулся. Они стояли у входа в тренировочный зал. Их было трое. Двое шутников, вроде с первого курса. И Родослав. Который тут же выступил вперед, и осклабился. Он очень старался, улыбка могла бы быть даже сойти за искреннюю, если бы не эти его пытливо прищуренные глаза.
— Перестаньте так говорить, господа, это друг моего брата, а я за него горой.
— Храбр, — тихо позвал меня Илья. — Не глупи. Со мной пошли.
И он, не торопясь, пошел к стойкам с оружием. Все оружие в зале было тренировочное и затупленное, но илья шел к древковому. Нет особой разницы, заточен ли двуручный топор, если им бьют тебе в лицо с размаху. Это лучше, чем тупая сабля. Разумно. Я двинулся к нему. Родослав, тоже двинулся вперед, заторопился:
— Илюшь, я как услышал, что вы тренируетесь, так подумал, а чего бы и не заглянуть. Я друга с собой привел. Может, научит тебя чему. Он неплохо умеет.
— Брячислав Авинович, — сказал он. Это тот, который глумливый. Но им он свое произнес так, словно после него все должны упасть на колени и визжать в восторге. И смотрел на меня. Некоторые основания у него были — Авиновичи знатный род Великого Новгорода. В какой-то степени, они могут посоперничать даже с некоторыми Великими Князьями. Вот только в Великом Новгороде таких родов три. И они слишком заняты грызней между собой, чтобы соперничать еще с кем-то. И конечно же, помимо основной ветви, есть второстепенные. Я “сделал Милену” и спросил:
— Это те, которые из Долгой лужи? — выбрал я самое неблагозвучное из городков, принадлежащих второстепенным ветвям. Судя по вытянувшейся роже Брячислава, я угадал. Впрочем, удивлялся он не долго. Тут же набычился, глаза налились дурной злобой.
— Ну же Илюша, давай позабавимся!
— А можно я! — выступил вперед я. И сказал это с узнаваемыми интонациями Милены. Тьфу, блин, нахватался.
— Слушай, ты… — тихо начал было Родослав, но Брячислав его прервал.
— Да, давай. Выходи!
— Я вышел. Посередине зала была слегка приподнятая площадка, специально для тренировочных и показательных боев. По пути к ней я оглянулся. В зале никогда не было многолюдно и мы с Ильей часто тренировались в одиночестве. Но, обычно, всегда присутствовал либо стражник, либо слуги что-то делали или мыли. А сейчас никого. Странно.
Я с удивлением обнаружил, что Брячислав сбросил кафтан оставшись в свободной белой рубахе и уже вскочил на “ринг”.
— А оружие выбрать не хочешь? — прогудел Илья.
— Тупыми железяками бьются только лапотники и дети, — слегка завуалированно оскорбил нас Брячислав. Тут к нему подошел первый шутник и протянул сверток, который до этого держал за спиной. Не так уж и не видно его было. Я мысленно отвесил себе леща — надо быть внимательнее. Еще до того, как Брячислав развернул ткань, я уже понял, что у него в руках.
— Боевые сабли в Лицее запрещены, — сказал я очень холодно и спокойно. К счастью, на мой изменившийся тон никто не отреагировал. Вернее отреагировали — тупо заржали. Эти двое заржали, а Родослав уже знакомо мерзко захихикал.
— Три первых удара твои! — прямо таки ощерился, как кот на собаку, Брячислав.
Я не торопился. Мой противник оголил саблю, пафосно отбросив ножны в сторону. Клинок легкий, для поединков. Моя “жемчужница” грамм на двести тяжелее.
— Ты что присел. Да не боись, я ж говорю, первые три удара твои! — глумливо поощрил меня Брячислав. А я и в самом деле присел. Широко расставив ноги и глубоко, как будто подо мной стеклянный журнальный столик. Со стороны наверно выглядел максимально нелепо — зато так куда легче биться с вот таким вот “поединщиком”. Он подошел ко мне поближе и постучал своим клинком по моему железному тренировочному прутку. Сталь у его сабли хорошая, аж поёт. Я не шевелился, буквально превратившись в зрение. Только немного сдвигался, чтобы противник постоянно оставался строго впереди. Это бы насторожило любого человека с мозгами, даже не с очень большими навыками в фехтовании — слишком уж я явно и профессионально это делал. А Брячислав рисовался. Крутанул несколько раз саблю — идиотская привычка новичков, которая вырабатывается, когда разогреваешься перед тренировкой. Меня очень быстро научили, что пока ты кистью крутишь, в тебя могут дважды даже тяжелый меч воткнуть. разогревайся в стороне, когда противник рядом — будь добр стоять в стойке, уже готовый. И без лишних движений.
Брячислав сделал быстрый выпад. Я даже не шелохнулся — слишком далеко. Можно бы было ударить его на отскоке, но я пока не решил, что с ним делать.
— Видели, даже не успел среагировать! — Брячислав распрямился во весь рост, развел руки в стороны и повернулся к зрителям. Илья осторожно подбирался к Родославу, небрежно держа в руках увесистый двуручный “клевец”, с наваренным на клюв железным шаром. Очень длинная ручка, а сам клевец размером как двухсотграммовый молоток, только с “клювом” — длинным и хищно изогнутым. Вообще таким предполагалось гридней бить — если уж совсем все просрано, потому что идея сомнительной эффективности. Но по живым людям такой дурой попасть — просто жуткий эффект будет. А Илья этой штукой, тяжелой как кувалда, управлялся играючи.
Это я все отслеживал краем глаза. Я читал своего противника. И мысленно сказал ему спасибо и за то, что он показал во привычную стойку, когда ударил меня по клинку, и за то, что он показал свою максимальную скорость, когда хотел попугать. И за петушиный характер, не позволивший отнестись ко мне всерьез. Ведь он был старше и больше меня а руки длиннее. А еще у меня мордочка как у принцессы.
Я выпрямился, выходя из низкой стойки. Она не пригодится.
— Илья, помнишь ты удар коленом просил показать? — спросил я. — Смотри внимательно.
И я пошел в атаку. Я не знаю, сколько эта троица наблюдала за нашими тренировками, но ничего нового я им показывать не собирался. Я выполнил ту же отработанную связку. Два удара слева и справа в голову и третий в опорную ногу. Не надо недооценивать этот прием. Если это будет обычный человек, я зарублю его первым же ударом. Даже хорошо подготовленный человек, год или два регулярно отрабатывающий сабельный бой, не успеет быстро поставить два бока — я слишком быстро бью. И, наконец, если человек действительно умеет обращаться с оружием и отразит первые два удара — то третий он попросту не заметит. Отбивая косые удары сверху ты закрываешь себе поле обзора переключаешь внимание на верхний уровень, и не замечаешь стремительный удар в ногу.
Брячислав хорошо тренирован, быстр от природы и талантлив в фехтовании. Он отбивает все три удара и переходит в атаку. Хлесткий, быстрый удар, словно обтекающий вражеский блок — и удар в висок. Смертельный. Мы называли такой удар “плевок”. Как будто поставить черточку карандашом за преградой. Я не ставлю блок — мне тяжело угнаться за скоростью Брячислава своей тяжеленной арматуриной, я просто отклоняюсь назад в пояснице и размахиваясь сильнее. И снова моя тройка. Слева, справа, нога. Брячислав пятится, выигрывая дистанцию, и отбивает все удары. Он обескуражен, что его коронный удар не достиг цели, но видя мою предсказуемость, расслабляется. Я снова бью. Та же тройка. Слева, вправо, нога. Брячислав готовится контратаковать, легко отбивает первые два удара, почти машинально подставляет клинок под третий, я изменяю траекторию движения своей арматуры, цепляю его саблю в “замок” и резким движением вырываю его из его рук. Он растерянно смотрит на то, как она улетает далеко в сторону.
— Смотри Илья, — одновременно с этим говорю я, швыряю этому мамкиному дуэлянту свой тренировочный прут. Он его машинально ловит. Я хватаю его за плечи, одновременно фиксируя тело и блокируя руки — они тут не дураки и в морду дать, и побороться, если без оружия остались — и буквально насаживаю его на удар коленом. Прямо хорошо получилось. Братислава подбрасывает на полметра строго вверх, и он взлетает с площадки для поединков, роняя тренировочную саблю. Саблю я успел подхватить. Я резко оборачиваюсь к оставшимся двум. Родослав, сука, умный. Он молча разворачивается и бежит прочь. А вот шутник уже призывает фамильяра. Это здоровенная кобра. Впрочем, она не успевает сформироваться — с молодецким уханьем Илья выбивает из шутника дурь. И дух. И зубы. Хорошо хоть, что ударил не боевым навершием, а “пяткой” на боевом клевце на пятке бы тоже был шип, но на тренировочном надет кожаный чехол сантиметр толщиной — именно на такой случай, надо думать.
— Родослав! — кричу я. Зачем нам это мясо. Нам нужен главный герой. Но Илья и без меня знает, что делать — он уже кинулся за братцем в погоню. А я, наученный одним дымным колдуном, не стал торопиться. Подобрал саблю Брячислава. Проверил его самого — тот дышал, но очень экономно, по чуть-чуть. Кровь изо рта не шла, значит ребра не сломаны. Что странно. Точно бояре крепче обычных людей. Положил второго на бок, заложив руку под шею — чтобы не задохнулся кровью. Кажется нескольких зубов он и в самом деле лишился. И только после этого я кинулся вслед за Ильей.
Мы с Ильей побегали по Лицею от силы минут пять. Нас приняла стража в белых мундирах. Настроенная решительно и даже с мушкетами. И препроводила в местный обезьянник. Я и не знал, что тут такие есть. Мы конечно объяснили, что это на нас напали. Но Лицейские стрельцы молчали и отводили глаза. Вот тут я всерьез начал нервничать. Однако, уже минут через двадцать нас принял Канцлер. Лично.
То, что он не пришел в камеру, понятно — статус не тот. Но то, что нас привели в его кабинет, и даже не связывали, меня немного успокоило. А когда Канцлер взмахом руки отослал прочь стражу, и даже пригласил нас с Ильей сесть к его столику для чаепитий, я успокоился окончательно.
— Сударь Храбр, начинайте рассказывать, — велел Канцлер, наливая себе чай. Нам он не предложил. Все же, мы будем наказаны. но не очень сурово.
— Начать следует со вчерашней бани, — начал начинать я.
— Или даже с моего отъезда… — вмешался Илья.
— Вы не про свейские бани? — заинтересовался Канцлер. — Начинайте с них.
Я тяжело вздохнул.
— Вы не поверите, но мы там просто помылись. И прежде, чем я бы мог начать рассказывать интересное, к нам вломилась четверка темных личностей…
— Темных личностей, — хохотнул Илья. Он тоже успокоился. По крайней мере достаточно, чтобы его забавлялимои непривычные для его уха речевые обороты.
— Может сам расскажешь? — неожиданно вызверился я.
— Тихо, — тихо, но веско, сказал Канцлер. — Храбр, продолжайте.
И я стал рассказывать события последних двух дней.