В 1920-х годах существовали частные издательства, и это беспокоило В. И. Ленина: 6 февраля 1922 г. он направил Н. П. Горбунову телефонограмму, в которой запрашивал, на основании каких законов и правил в Москве зарегистрировано более 143 частных издательств (как об этом сообщала газета «Известия»). Ленин просил организовать «надзор за этим делом со стороны Наркомпроса, РКИ (рабоче-крестьянской инспекции. — Б. Б.) и ВЧК. Все это строго конфиденциально».[97] В комментарии к этой телефонограмме, составленном позднейшими издателями текстов вождя, сообщается, что, как тогда же было выяснено, частные издательства работали на основании декрета от 12 декабря 1921 г.; надзор за ними осуществлял политотдел при Госиздате. Аналогичные политотделы были созданы и на местах; издательства были обязаны предоставлять рукописи в политотдел на просмотр. Типографии не имели права выпустить книгу, «если рукопись не была разрешена политотделом».[98] Эти разъяснения, по-видимому, удовлетворили Ильича.
Постепенно, разумеется, с частными издательствами, так же как и с возможностью издания автором своей книги за собственный счет, было покончено. Прекращена была и частная торговля книгами, а государственные книжные магазины (включая букинистические) не имели права покупать у населения и продавать запрещенные книги. Дело кончилось тем, что контроль за книгой и чтением приобрел всепроникающий характер.
В цитировавшемся уже нами Декрете СНК о печати от 27 октября (9 ноября) 1917 г. содержалось обещание: «Как только новый порядок упрочится, — всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону».[99] Это обещание — а дано оно было Лениным, подписавшим декрет, — при советской власти так и не было выполнено.
Джордж Оруэлл, подводя в 1941 г. итог опыту «налаживания» книжного дела и печати в государствах всепроникающей диктатуры, имел все основания утверждать: «Тоталитаризм посягнул на свободу мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить. Важно отдавать себе отчет в том, что его контроль над мыслью преследует цели не только запретительные, но и конструктивные. Не просто возбраняется выражать — даже допускать — определенные мысли, но диктуется, что именно надлежит думать»;[100] так создается идеология, навязывающая личности и мысли, и форму поведения, и выражение эмоций.
Конечно, с цензурной точки зрения списки «устаревших» и «вредных» книг, содержавшиеся в «инструкциях» Н. К. Крупской, явно несовершенны. О многих авторах, многих сочинениях, явно просившихся в соответствующие списки, попросту забыли. Однако подобные упущения были в дальнейшем исправлены, так как «книжные проскрипции» продолжались, и соответствующие списки спускались один за другим; и так возникала «запрещенная литература», упрятывавшаяся в «спецхраны».
«Особенность тоталитарного государства, — писал Оруэлл в цитировавшемся эссе, — та, что, контролируя мысль, оно не фиксирует ее на чем-то одном. Выдвигаются догмы, не подлежащие обсуждению, однако изменяемые со дня на день».[101] Через пять лет в другом эссе он продолжал развивать эту мысль: «в обществе, где на каждом данном этапе разрешено только одно-единственное мнение, это почти неизбежно оборачивается прямой фальсификацией. Тоталитаризм на практике требует непрерывного переписывания прошлого».[102] «Новизна тоталитаризма», пришел к заключению английский писатель, состоит в том, что его доктрины одновременно и неоспоримы, и переменчивы, и надо быть всегда готовым, что они в одну минуту могут измениться.[103]
В сфере контроля за библиотечной книгой и чтением этот феномен проявлялся в СССР с одним нюансом: списки утаиваемых книг, как правило, росли — с каждым поворотом в политике и идеологии с библиотечных полок снимались все новые тома, — сокращение же этих проскрипций происходило в гораздо меньшей степени. В итоге утаивались совсем уж специальные издания, например от читателя скрывался сугубо специальный математический «Трактат об универсальной алгебре» английского математика и философа Альфреда Н. Уайтхеда (на английском языке!)[104] — автор этих строк еще в 1970-х гг. не мог получить его в профессорском читальном зале Государственной библиотеки имени В. И. Ленина (надо было работать в «спецхране»).
В начале 1920-х годов Н. Вержбицкий, оправдывая советскую политику ограничения свободы книги и чтения, утверждал: «Книга дождется своего „золотого века“ только в царстве свободного труда».[105]
Увы, ни этого «царства», ни этого «золотого века» читатель в советской стране так и не дождался. И если книжная культура за 70 с лишним лет правления коммунистов не угасла, то это потому, что — несмотря на все гонения — в России все же продолжали свою благородную деятельность отдельные носители и классической культуры, и русской духовности, и западного строя мысли. Им, правда, «мудрецам и поэтам, хранителям тайны и веры», пришлось, говоря словами Валерия Брюсова, унести «…зажженные светы в катакомбы, в пустыни, в пещеры».[106] Но они, эти мудрецы, сумели-таки передать — пусть не полностью, пусть отчасти — свет умной книги последующим поколениям.
Мильчина В. А. О Шарле Нодье и его книжных пристрастиях. Нодье Ш. Читайте старые книги. Новеллы, статьи, эссе о книгах, книжниках, чтении. — М., 1989, с. 12.
Лихачев Д. С. Предисловие. Репрессированная наука с. 5–6.
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, — М., с. 275.
Лахтин Г. А. Организация советской науки: история и современность. — М., 1990, с. 7.
Правда, 2 ноября 1918 г.
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, — М., с. 214–215.
Приказ Президиума ВЧК № 208 об учете специалистов и лиц, могущих, явиться заложниками, 17 декабря 1919 г. Из истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии. 1917–1921 гг. Сб. документов. — М., 1958, с. 346.
Ленин В. И. Там же, с. 375.
Анненков Ю. Воспоминания о Ленине. Новый журнал, Нью-Йорк, № 65, 1961, с. 140 (курсив мой — Б. Б.).
Постановление это и его долговременные негативные следствия для отечественного просвещения рассмотрены в статье: Джимбинов Ст. Коэффициент искажения. Революция и культура. Новый мир, 1992, № 9.
Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. 20 марта 1921 г., № 19, ст. 117 // Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1921 г. — М., 1944, с. 176.
О Николае Петровиче Горбунове стоит сказать особо. В 1918–1919 гг. он — заведующий научно-техническим отделом Высшего Совета народного хозяйства. Этот пост, вероятно, достался ему потому, что с ноября 1917 г. Н. П. Горбунов — секретарь СНК и личный секретарь Ленина; по предложению последнего он был назначен на должность управляющего делами Совнаркома РСФСР (потом — СССР). Получив лишь обычную инженерную подготовку (окончил Петроградский технологический институт перед Февральской революцией), он сделал впоследствии академическую карьеру: стал в 1935 г. академиком и непременным секретарем АН СССР.Горбунов являл собой новый для Российской академии тип людей — «организаторов науки», сильных не научными работами, а связями в высших партийных и государственных кругах. Эта фигура интересна еще и тем, что знаменовала прорастание в теле науки и культуры криминального начала: личный секретарь Ленина был в числе немногих посвященных, через которых проходили перипетии «дела Романовых» — расстрела бывшего государя, его семьи и немногочисленной свиты. Как теперь установлено, из Екатеринбурга была отправлена телеграмма: «Москва. Кремль. Секретарю Совнаркома Горбунову с обратной проверкой. Передайте Свердлову, что все семейство постигла та нее участь, что и главу. Официально семья погибнет при эвакуации».Молчаливый свидетель страшного преступления, Горбунов, надо думать, «достойно» проявил себя и в 1919–1920 гг., когда был на политработе в Красной армии — членом реввоенсоветов двух ее армий: по должности он не мог оставаться непричастным к «красному террору», проводившемуся большевиками на фронте и в прифронтовой полосе.В 1793 г. один из деятелей первой французской революции, жирондист Пьер Верньо, когда его везли на эшафот, произнес слова, ставшие крылатыми: революция, подобно богу Сатурну, должна пожирать своих детей… В 1938 г. Горбунов был арестован как «враг народа» и расстрелян.
Этот пункт вскоре показался составителям декрета недостаточно исчерпывающим, и в декрете СНК от 18 апреля 1921 г. последовало «исправление»: «Упразднялись историко-филологические факультеты, а равно исторические и филологические отделения общественных наук при Российских университетах». Собрание узаконений… за 1921 г., с. 310.
Там же, с. 176.
Там же, с. 177.
Правда, в Московском университете, помимо дополнительно учреждаемых отделений — статистического и внешних сношений, предусматривалось и «художественно-литературное». Но и здесь не предполагалось философского и исторического образования.
Зелинский Ф. Ф. Древнегреческая религия. — Пг., 1918; он же. Древнегреческая литература эпохи независимости. Ч. I (Общий очерк). — Пг., 1919; ч. II, — Пг. 1920; он же. Религия эллинизма. — Пг., 1922. Книги 1918 и 1919 года издания вышли в издательстве «Огни» — в серии «Круг знания», в подсерии «Мировые религии». В той же серии (на обороте передней обложки книги 1918 г. и на развороте титульного листа книги 1919 г.) объявлены выпущенными такие книги, как: Бартольд В. В. Ислам; Карсавин Л. П. Католичество, а печатающимися или готовящимися к печати значатся: Олъденбург С. Ф. Буддизм; Тураев Б.А. Древний Египет, Гревс И. М. Конец Римской империи; Марр Н. Я. Христианские цивилизации Закавказья; Жебелев С. А., Церетели Г. Ф. Греческая литература эпохи эллинизма. Какой большой разбег было взяла русская историческая и культурологическая мысль!
Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. — Баку, 1923. На обороте титульного листа читаем: «Напечатано согласно постановлению Историко-филологического факультета Бакинского государственного университета». В предисловии к книге говорится, что в 1921 г. «восемь глав книги были предметом публичного диспута в открытом заседании историко-филологического факультета, коим автору по защищении диссертации, присуждена была ученая степень доктора классической филологии» (с. IV). В числе оппонентов был А. О. Маковельский. В заключение Вяч. Иванов пишет: «Осуществлением настоящего издания обязан я Азербайджанскому народному комиссариату просвещения…» Интересно, что в 1924 г. Иванов был одно время ректором Бакинского университета, а затем… наркомом просвещения Азербайджана. Видимо, ленинская «культурная» установка не сразу доходила до «окраин», и в отдельных местах некоторое время сохранялись очаги гуманитарной культуры.
Карсавин Л. П. Католичество. — Пг., 1918; он же. Культура средних веков. — Пг., 1918; Ростовцев М. М. Эллинство и иранство на юге России. — Пг., 1918. Эти книги были выпущены тем же издательством «Огни» (и в той же серии), что и книги Ф. Ф. Зелинского по истории греческой религии.
Рейтблат А. От Бовы к Бальмонту. Очерки по истории чтения в России во второй половине XIX в. — М., 1991, с. 130.
Там же, с.133.
Голышев И. А. Картинное и книжное народное производство и торговля. Русская старина, март 1886, с. 711. Эти слова «основателя и владельца литографии в слободе Мастере» (как он охарактеризован в подзаголовке публикации в «Русской старине»), датированные 1884 г., завершаются сожалением: «Ныне же псалтырь изгнан из школы и тем вселяют к нему охлаждение».
Вот его слова: «…со времен восшествия на престол дома Романовых у нас правительство всегда впереди на поприще образованности и просвещения» (А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10 томах. Т. VII. — М., 1978, с. 185).
Реформу проводил министр народного просвещения граф Д. А. Толстой, с 1882 г. — президент Петербургской Академии наук, теоретиком же ее был видный представитель русского либерализма М. Н. Катков, публицист и издатель; благотворное влияние реформы на русскую культуру отмечал Ф. М. Достоевский.
Ср. непосредственное продолжение процитированных выше слов Пушкина: «Народ следует, за ним [правительством] всегда лениво, а иногда и неохотно».
Джимбинов Ст. Указ. соч.
Это сказано в «Дневнике» Вернадского, в записи, относящейся к 1920 г., которая сделана в Ялте, в Крыму, еще не захваченном Красной Армией (хранится в архиве РАН).
Слова из конспекта речи В. И. Вернадского, произнесенной им, как предполагают, в Таврическом университете (Симферополь), при белых, Вернадский был тогда ректором университета. Конспект озаглавлен: «Организация народного образования в России», датирован 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1920 г. Хранится в архиве РАН.
Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. Отв. ред. Левада Ю. А. — М., 1993.
Там же, с. 23–24.
Путинковский М. Описание гомо советикус. Книжное обозрение, № 18, 3 мая 1994.
Пушкин А. С. Указ. соч., т. 7, с. 206.
Цит. по: Слово о книге. Афоризмы, изречения, литературные цитаты. Сост. Лихтенштейн Е. С. — М., 1981, с. 267 (курсив мой — Б. Б.).
Вержбицкий Н. Труд и книга. Изд. 2-е. — М., 1924, с. 182–183. Здесь же автор сообщает: «Подробные сведения о мероприятиях советской власти в области производства и распределения (I) книг, сведения, расположенные в хронологическом порядке, помещены в моей брошюре „За три года (печатное слово и советская власть)“. Пермь, 1920». К этой брошюре у нас еще будет повод обратиться.
Декрет СНК о печати 27 октября (9 ноября) 1917 г. В. И. Ленин и ВЧК: Сб. документов (1917–1922). Изд. 2-е. — М., 1987, с. 4. В примечании к публикации этого декрета в данном издании сказано, что вместо «Временный революционный комитет» следует читать «Военно-революционный комитет».
Там же.
Постановление СНК о Революционном трибунале печати 28 января (10 февраля) 1918 г. Там же, о. 38.
Там же, с. 39.
Как сообщается в одной брошюре, «революционный трибунал по делам печати» был упразднен 23 (10) марта 1918 г. Его функции перешли к многочисленным комиссариатам, советам и комитетам, включая ВЧК, созданным к тому времени. Вержбицкий Н. Три года советской власти и печатное слово: Справочник. — Пермь, 1920, с. 7.
Ловягин А.М. Что такое библиология. Отд. оттиск из журнала «Библиографические известия», № 1–4. — М., 1925, с. 10.