гь З.И. Калугина, И.Н. Мартынова. Аграрная реформа в Сибири: социальный аспект//06-щество и экономика. 1993. №4.
73
Симон Кордонский
t
ного отдыха позволяют себе среднее и младшее поколения таких семей, возлагая на старших родственников все заботы о дачном хозяйстве на время отпуска.27
Этот образ жизни свойствен всем социальным группам постсоциалистического общества. «Новые русские», например, заработав деньги, поначалу практически так же, как и все бывшие советские люди, расширяли совокупное жилье (покупали (или строили) квартиры, дачи и машины), превращали совокупное жилье в самодостаточную реальность, в которой, как в крепости, можно пережить любые реформаторские усилия государства. Речь идет о квартире в столице (страны или субъекта федерации), загородном доме в ее пригороде, вилле в Испании или Чехии, многочисленных погре-бах-схронах (в роли которых выступают офшорные банки и компании), где складированы деньги, драгоценности и активы, — во все это конвертировались приватизированные сырье, материалы, оборудование, результаты деятельности партнеров по бизнесу и т.д.
Зарубежные банки и виды бизнеса рассматривались «новыми русскими» прежде всего как места, в которые государство не сможет залезть, даже если очень захочет. Транспортировка капитала и организация схронов в середине 1990-х были весьма актуальной проблемой многих и многих семей. Распределенность образа жизни в этой «категории граждан» достигалась разными экзотическими способами, такими как множественность гражданств и стран, где они владеют недвижимостью.
Распределенный образ жизни складывается из множества локальных общностей: общностей дачных электричек, гаражно-автомо-бильных, погребных, собственно дачных, со своими разными и часто своеобразными нормами. Это очень богатая возможностями социальная среда, в которой основаниями социальной стратификации стали такие отношения, как расположение дачи (Ницца, Испания или юго-западный пригород Москвы, например), подключенность к магистральным коммуникациям, тип автомашины, тип городской квартиры и т.п.
Может быть, форма организации совокупного жилья и распределения жизни наследует старинному образцу — образу жизни высших сословий Российской империи, когда городской дом был естественным продолжением сельского имения, и жизнь была распределена между городским служением императору и сельским замыканием в своем интимном, собственно и составляющем содержание жизни.
" В. А. Артемов. Труд и отдых работников сельского хозяйства//Экономика сельского хозяйства России. 1996. №2. С. 29.
74
Ресурсное государствоj^
Те параметры, которые в реальности считаются стратообразую-щими, при распределенном образе жизни на самом деле оказываются малосущественными. Это относится к роду занятий, размеру официального дохода, социальному положению и происхождению, а также многим другим параметрам, лежащим в основе государственной статистики и управления.
Распределенныйобразжизни иборьбасгосударством
Па самом деле нет общества, политической жизни, оппозиции, политической элиты, средств массовой информации. Решения власти интересуют народ, живущий распределенным образом жизни, только в том случае, если они могут повлиять на этот образ жизни: цены на транспорт, энергоносители, водку и доллар бурно обсуждаются в электричках и на дачных посиделках. При этом существенная часть событий, происходящих в реальности и представленных в том, что называется СМИ, интерпретируется в понятиях на самом деле как коммерческая активность политиков и других ньюсмейкеров, направленная на расширение своего совокупного жилья и распределение образа жизни.
Несмотря на свою всеобщность, совокупное жилье и распределенный образ жизни не существуют в реальности Российской Федерации. Их нет в статистике, нет в исследованиях политологов, фиксирующих только так называемый «летний спад политической активности» (вызванный, в частности, массовым оттоком населения на дачи и работой в личном подсобном хозяйстве) и ее весенне-осенние обострения. В социологических исследованиях они присутствуют как побочные феномены, не становясь объектом прямого исследования.
Так как совокупное жилье и распределенный образ жизни в реальности не существуют, государство может воздействовать лишь на отдельные их элементы: ограничивать ведение личного подсобного хозяйства, бороться с нарушениями трудовой дисциплины, с воровством на производстве, коррупцией, повышать цены на энергоносители, вводить ограничения на торговлю продукцией личного подсобного хозяйства и пр. Человека можно посадить, конфисковать имущество, но что бы государство ни предпринимало, все равно некоторые базовые элементы совокупного жилья остаются вне его юрисдикции, что и есть конечная цель распределенного образа жизни.
75
Симон Кордонский
Экономические критерии не применимы к распределенному образу жизни и совокупному жилью просто потому, что экономика связана с реальностью, а на самом деле людям нужны гарантии выживания в их перманентном стремлении убежать от государства, и они готовы вкладывать в обеспечение этих гарантий свое время и деньги, практически не считаясь с издержками. Этот образ жизни представляет собой выбранную методом проб и ошибок стратегию отношений граждан с государством и производным от государства обществом. Эффективность этого образа жизни можно рассматривать как социальную эффективность, как защищенность от реформаторских усилий государства. Можно сказать, что в настоящее время эта эффективность весьма высока.
Я думаю, что совокупное жилье и распределенный образ жизни есть своеобразная форма эмиграции, то есть приспособление к модернизирующей активности государства и его стремлению подчинить себе обыденность. Бесконечная модернизирующая активность государства, выраженная в репрессиях и административных ограничениях на жизнь, вынудила людей диверсифицировать среду обитания и «эмигрировать» в свои относительно замкнутые миры особняков, квартир, «дач», бань, гаражей, погребов и сараев и деятельности по их обслуживанию. Цена такой диверсификации весьма высока, ведь только экспортированные за границу деньги, обращенные в недвижимость и другие капиталы, оцениваются в миллиарды долларов. Оценить же инвестиции в десятки миллионов дач вместе с их инфраструктурой и трудом по обслуживанию просто невозможно.
Содержание десяти лет жизни постперестроечной России можно описать как свободу в построении совокупного жилья и свободу граждан в распределении своей жизни по отдельным «точкам». Советские ограничения на строительство, на аренду земли и операции с ней практически исчезли в начале 1990-х годов, и вокруг городов за несколько лет выросли поселки коттеджей и дач. Существенная часть сельских домов была перекуплена горожанами, которые часть ресурсов, «уведенных» у государства в ходе приватизации и экономической самодеятельности, вложили в создание распределенного жилья и в его благоустройство.
Распределив свою жизнь между городской квартирой и дачей, люди стали спокойнее относиться к реальности, то есть к государству, его институтам и государственной службе. Они знают, что на самом деле государство им уже не опасно, а с теми государственными людьми, которые имеют к ним претензии, всегда можно договориться. Да и сами государственные люди, имеющие квартиры в городе и дачи в пригородах, живут точно так же, как и все другие, и им всегда и все можно объяснить, в том случае, если объяснение происходит на самом деле, а не в реальности.
76
Ресурсное государство ( r"'tMMiiinh
Административный рынок как субститут государства
Сели распределенный образ жизни есть на самом деле другая сторона того общества, которое существует в реальности, то государство можно сопоставить с административным рынком.28 Можно сказать, что административный рынок порождает распределенный образ жизни как среду, в которой только и возможно выживание людей, находящихся в административно-рыночных отношениях, а распределенный образ жизни воспроизводит административный рынок как каркас своего собственного существования.
Административный рынок является неэксплицированной системой отношений между производящими и распределяющими субъектами плановой в прошлом экономики, которая продолжает существовать после смерти КПСС, Госплана и прочих институтов советской
власти.
Административные рынки существует всегда и во всех социальных и политических системах, но обычно они локализованы в самих структурах власти, в тех местах, где принятие решения по распределению благ осуществляется исходя из статусных характеристик самих властных субъектов. Административные рынки существуют обычно как теневая сторона государственной деятельности, как форма согласования интересов в тех случаях, когда это по каким-либо причинам нельзя делать политическими или чисто административными методами. При построении всеобъемлющей и всепроникающей советской власти, то есть при разделении жизни на реальность и на самом деле, административный рынок как форма распределения и перераспределения благ стал самодовлеющим и самодостаточным. В реальности все другие формы социальной самоорганизации и организации, кроме советских, в ходе строительства социализма были ликвидированы вместе с людьми. Теневая (которая на самом деле) сторона согласования интересов стала основной, в то время как политическая и административная стороны (в реальности) стали фиктивными, прикрывающими те способы принятия решений, которые диктовал административный рынок.
Советская власть трансформировалась в реальность постперестроечной, ельцинской России с ее институтами парламентаризма, президентства, демократии, свободы слова, а советский административный рынок трансформировался в российский, где на самом деле идет торг между регионами России и ее центром, между олигархами и региональными баронами, между олигархами и федеральной властью, между бандитами и частными предпринимателями.
С. Г. Кордонский. Рынки власти. М., 2000.
77
Симон Кордонский
" Суть отношений между реальностью и происходящим на самом ф деле за десятилетие ничуть не изменилась по сравнению с советским периодом истории России.
При этом понятия, которыми административно-рыночная власть описывает самое себя, определены только в реальности, в то время как административная торговля осуществляется на специфическом языке, в котором доминируют бытовой и криминальный диалекты. Поэтому то, что происходит на самом деле, не может быть в принципе описано на языке реальности. Общеизвестно, что даже попытка описания, такая как гласность конца 80-х годов XX века, в немалой степени способствовала трансформации советской власти в сегодняшнюю российскую реальность. Разрыв между описаниями того, что есть в реальности государства, и того, что происходит на самом деле, сейчас ничуть не меньший, чем во времена Брежнева.
За десять лет в стране сформировалось очень богатое возможностями пространство административного торга, в котором любые проблемы распределенного образа жизни могут быть решены тем или иным способом, начиная от социальной дискредитации или физической ликвидации «недоговороспособного» субъекта и отката в форме пакета акций «интересного» предприятия до института решения всех проблем в бане.
В реальности России идут реформа государственного устройства и экономики, информационные войны, выборы, а на самом деле идет административная торговля между различными субъектами политических и экономических процессов. Правила этой торговли общеизвестны и составляют содержание неэксплицированного общественного договора, оставленного России в наследство от СССР: «Мы делаем вид, что работаем, вы делаете вид, что нам платите».
На самом деле люди работают, обслуживая свое совокупное жилье, и платят тому, от кого действительно зависят. Мучительная торговля с деятелями административного рынка составляет в какой-то мере суть социальных отношений. Иногда эти отношения сугубо ком-мерческие, как в случае с инспекторами и другими сотрудниками ГИБДД. Гораздо же чаще эта торговля не кодифицирована, и в каждом конкретном случае приходится оговаривать размер «налога» на деятельность и формы его оплаты.
Люди, живущие на самом деле, органически не способны делиться с государством. Они рассматривают государство как субстрат для своей «настоящей» жизни. Но эти же люди вполне естествен-
78
Ре сур сное государствоmjs:
но платят тем, кто для них персонифицирует силу на самом деле, — рекетирам или чиновникам, выступающим в роли рекетиров. Государству платится только за то, что каким-то образом представлено в реальности: за дом, землю, автомашину — за то, что нельзя или трудно спрятать.
Тот аналог территориально-отраслевой организации жизни, который пришел на смену советскому административному рынку, на самом деле оказался еще менее продуктивным, чем предыдущий. Отношения между олигархатами (российскими аналогами отраслей), органами власти субъектов федерации (аналогами обкомов КПСС в СССР) и федеральной властью не обеспечили стандартную для СССР процедуру отчуждения ресурсов и их «справедливого» распределения. За десять лет были испробованы, наверное, все логические варианты консолидации отчуждающе-распределитель-ного механизма: передача полномочий и собственности регионам, укрепление олигархатов, укрепление федеральной власти вплоть до попытки формирования аналога Политбюро из олигархов как высшего согласовательного органа власти после президентских выборов 1996 года.
В результате сформировалась дифференциация регионов по степени автономности от федерального центра (от воюющей Чечни, независимых Татарии и Башкирии до бывших советских автономий вроде республики Алтай, полностью зависимых от льгот и дотаций, предоставляемых федеральным центром). Кроме того, возникли разного типа олигархии, от Газпрома и РАО «ЕЭС», пытающихся адаптировать внутреннюю и внешнюю политику государства под свои корпоративные задачи, до ТВ-каналов ОРТ и НТВ, контролирующих смысловое информационное пространство и через него содержание федеральной политики в реальности.
Отношения между новыми отраслями-олигархатами и региональными органами власти персонифицированы в фигурах чиновников администрации президента и правительства, которые на самом деле воплощали присутствие олигархов и региональных баронов на административном рынке и служили проводниками их интересов. Собственно борьба за функциональные места в аппарате федеральной власти и была «всамделишным» содержанием федеральной политики, которая в 1996-1999 годах превратилась в последовательность информационных войн, в которых конкурирующие группировки обвиняли друг друга в воровстве, отношениях с организованными криминальными группировками, самостийности и самоуправстве с преступными намерениями.
79
Симон Кордонский
Реформы и жизнь: между «реальностью» и «на самом деле»