В странах Запада (революции в годы Петуха) главенствует частный интерес, общество выстроило иерархию по уровню дохода, строение общества оптимально для создания эффективной и здоровой экономики. Власть денег в таком обществе почти безгранична. Но, разумеется, это власть не самих денег, а тех, кто стоит за ними — гениев бизнеса, коммерции, экономики.
В странах Востока (революции в годы Быка) главенствует идеология. Служители культа, пророки, учителя, духовные отцы осуществляют там истинную власть. Их власть могла бы быть вечной, если бы мир мог застыть и не меняться.
Как видим, и на Востоке, и на Западе истинная власть достаточно далека от своей легализации. И там, и там истинная власть должна действовать фактически через подставных лиц, реальных политиков, которые сами по себе мало что значат. Единственная надежда на существование прямой и ответственной власти существует в странах, идущих имперским путем. И действительно, в странах Центра (революции в годы Змеи) господствует государственный интерес. Истинная власть сосредоточена в политических структурах и может не прятаться за спинами подставных политиков. Но, во-первых, как и во всякой настоящей власти, здесь царит беззаконие, то бишь действует закон силы. А во-вторых, даже в Империи власть не может открыто взять на себя всю ответственность, ибо по-настоящему сильна лишь та власть, которая всем управляет, но ответственности не несет. Так что и в Империи ситуация с прямой и ответственной властью достаточно запутана.
Все 72 года советской власти из всех политических структур меньше всего власти было именно у Советов. С 1917 по 1953 год безусловным лидером были репрессивные и сыскные органы. После 1953 года лидерство захватила партийная номенклатура, что также не соответствовало Конституции. Демократией такое положение не назовешь, но именно в странах Центра политическая конкуренция — не развлечение избирателей, а реальность.
Таким образом, максимальная власть, так или иначе, сосредоточена у тех, кто все контролирует и ни за что не отвечает…
Так в мистическом году теория пыталась разобраться с магией власти, разрабатывая формулировки настолько завораживающие (все контролировать, ни за что не отвечать), что, даже окажись эти формулировки ошибочными, и то не захотелось бы с ними расставаться.
Заканчивая тему трех имен истории, хотелось бы повторить, что все имена условны. И если имена «Восток» и «Запад» стали привычны для слуха и глаза, то имя «Империя» вызывает недоумение, особенно когда оно применяется для маленького, политически еще немощного государства, например, для Древней Иудеи или современного Ирана. Тем не менее теория настаивает на том, что как бы ни было мало государство, несущее в себе имперский ритм, оно всегда занято вселенскими проблемами, всегда думает о мировом господстве.
Что касается другого имени, применявшегося наравне с именем «Империя» (речь идет об имени «Центр»), то теперь оно используется редко (может быть, звучности не хватило). Однако геометрический и эволюционный его смысл достаточно точны и отражают роль Империи как некоего катализатора, всегда пребывающего в месте столкновения мира Востока и мира Запада. Катализатор этот помогает сжигать Восток, кусок за куском превращая его в Запад. Впрочем, об этом будет сказано дальше.
Понятие векторного треугольника появилось позже векторного кольца и в общем-то не прижилось. Между тем явление существует и знать о нем нужно. Ничего общего между векторным треугольником и векторным кольцом нет, если не считать его векторности, способности вращаться лишь в одну сторону. Лучше всего суть векторного треугольника выражает найденное еще китайцами парадоксальное взаимодействие трех стихий: «Камень разбивает ножницы, ножницы режут бумагу, бумага оборачивает камень».
Для начала вспомним статью в «Науке и религии», где была глава под названием «Векторный треугольник».
Все три типа исторического развития проводят внешнюю экспансию. И если Империя проводит политическую экспансию, подчиняя своему политическому влиянию все больше стран, то Запад проводит экономическую экспансию, завоевывая рынки сбыта. Причем товаром может быть не только материальный продукт, но и музыка и кинематограф. Восток проводит идеологическую экспансию, пытаясь внедрить достижения своей идеологии (йога, ушу, иные духовные учения и т. д.)
Во всем этом еще нет никакой векторности: каждый распространяет по свету то, чем силен. Но вот оказывается, что Запад не боится политической экспансии Центра, легко вбирает в себя политические идеи Центра, переосмысляет их и создает некую копию сильной политики, которая успешно противостоит имперскому натиску. Находя в политических идеях их смысл, раскрывая механизм, буквально разбирая но винтику, Запад обезвреживает эти идеи.
Центр не боится идеолога ческой экспансии Востока, легко вбирая в себя восточные ортодоксальные идеи. Правдолюбивый Центр выискивает в этих идеях зерно, отделяет главное от второстепенного, разоблачает саму механику идеологии, тем самым лишая восточные доктрины завораживающей силы. Ну и, наконец, Восток с удовольствием вбирает в себя идеи западной экономики и не только успешно' противостоит экспансии западных товаров, но организует контрэкспансию. Раскрывая механику западной экономики, Восток лишает экономику ее дикой, первозданной силы, основанной на истинной конкуренции, жестоких законах рынка. Суммируя отношения между тремя историческими мирами, можно увидеть неравновесность, векторность отношений. Империя всегда идет на Восток.
Киев, мать русских городов, настолько на западе страны, что уже за ее рубежом. Восток с легкостью осваивает духовные пустыни Запада, засылая туда своих многочисленных идеологических учителей. И точно так же имперцам приходится терпеть экспансию западных товаров, западных экономических идей.
В этой круговерти победил бы мир Империи как, безусловно, сильнейший. Но из-за ограниченности во времени мир Империи без борьбы уступает свою территорию миру Запада. Таким образом, от изначального состояния Востока человечество постепенно перетекает в окончательное цивилизованное состояние Запада.
Остается лишь добавить, что главенство Востока над Западом, Запада над Центром и Центра над Востоком — это мирное главенство. В случае военного противостояния векторный треугольник крутится в другую сторону. А потому, проигрывая войны Японии и Афганистану, Империя продвигается на Восток лишь мирным путем. И напротив, побеждая Запад в войнах, продвинуться на Запад не удается, и все, что взято военным путем, всегда приходится отдавать (Финляндия, Польша, Прибалтика).
Разумеется, показанные примеры работы векторного треугольника лишь слегка приоткрывают его возможности. Возможности этого карусельного механизма почти безграничны. Любая идея, любое взаимодействие, попадая в векторный треугольник, тут же размножается до трех экземпляров.
Например, мы говорим, что в Империи все политизируется. Уже с детского сада ребенка помещают в мир, где вместо папы, мамы главным примером для подражания, объектом для любви называется дедушка Ленин. Дальше больше: политизированы октябрята, еще политизированнее пионеры, сверхполитизированы комсомольцы и т. д. Политический смысл обретает уборка урожая, открытие залежей полезных ископаемых, полет в космос, и уж само собой, публикация романа, съемка фильма и даже постановка балета. Оказываем экономическую пользу, но с политическим смыслом: продаем оружие, но не тем, кто платит деньгами, а тем, кто сулит политический результат, и т. д.
На Западе все предметы, все действия, все организации попадают в сферу расчета. Уже с детства человека приучают к обращению с деньгами, учат не познанию мира, а денежным профессиям. Но дети, тем более отроки становятся объектами завораживающей детской индустрии. Для детей снимаются фильмы, строятся сказочные города. Однако все это в первую очередь коммерческие предприятия, а уже потом все остальное. Коммерческий смысл обретают выборы в парламент, выборы президента и даже объявление войны. Сейчас, когда мы на пороге рождения новой науки — науки о человеке, Запад выбирает лишь тот путь познания человека, в котором можно потратить много государственных денег, заработать много своих, а отнюдь не тот, где родится истина.
На Востоке все сферы идеологизированы. Бизнес там превращается в некое клановое действо, иерархия общества не дает возможности сделать политическую карьеру или коммерческий прорыв, минуя законы сложившейся структуры общества. Государственные решения Китая, Кореи, Японии часто кажутся политически беспомощными, однако удивительным образом не разваливают единства народа, сплачивают нацию в единое целое. Нам кажется, что между умирающей с голода Северной Кореей и процветающей Южной нет ничего общего. На Севере рабское послушание и абсурдные лозунги, а на Юге рынок, демократия и процветание. Однако стоило на Юге разразиться экономическому кризису, и мы увидели привычное лицо Востока: граждане добровольно понесли сдавать золото, дабы помочь государству.
Или, например, проблема, кто кого любит. Допустим, мы утверждаем, что нас (имперцев) не любят на Западе. Причина нелюбви понятна — нас боятся. Боятся же потому, что не понимают, не чувствуют, что мы выкинем в следующий момент. Запускаем все эти фразы в векторный треугольник и получаем на выходе, что западных людей не любят на Востоке. Не любят потому, что боятся, а боятся потому, что считают беспринципными людьми, готовыми за Деньги на любую пакость. Соответственно Империя всегда не верит. Востоку («Восток — дело тонкое, Петруха!»), поскольку никогда не знает и не понимает восточной души, восточной морали, странной способности к внешнему лицемерию при внутреннем фанатизме. Легко понять, что в этом треугольнике все происходит так потому, что Запад сталкивается с Империей в политической сфере, Восток борется с Западом в сфере коммерции, а Империя Конкурирует с Востоком в идеологическом пространстве.
Идем дальше. Империя без боя уступает Западу экономическое пространство. Восток без боя уступает политическое пространство Империи. Соответственно Запад без боя уступает Востоку идеологическое пространство.
Что касается родных стихий, то тут тоже есть один завораживающий феномен. Каждый мир, в своей родной стихии обладая беспредельной мощью, обладает еще и беспредельной безответственностью. Короче говоря, по своей родной стихии мир неподсуден.
Нюрнбергский процесс осуждает фашистских преступников, политика Третьего рейха признается ошибочной, аморальной, преступной и т. д. Теперь все мы знаем, что СС, гестапо и концлагеря — это плохо, а Европа более не континент, порождающий мировые войны. Навоевались, хватит. При этом всемирное осуждение фашизма как-то совершенно не коснулось военно-промышленного комплекса Германии. Ни авиапромышленные, ни танкостроительные короли осуждены не были. Вообще вся германская промышленность оказалась вне суда истории, хотя всем ясно, что война была промышленно-технической, и Гитлер в определенном смысле был всего лишь ставленником военно-промышленной машины.
Совершенно обратная картина в СССР. Отметая все попытки обвинить Сталина в подготовке к агрессивной войне, отметая все попытки поставить Сталина рядом с Гитлером, суд истории считает и будет считать Сталина победителем фашизма, освободившим человечество от коричневой чумы. И теперь, когда в нашей стране раздаются отдельные голоса, требующие законного осуждения коммунистической партии, введения запрета на профессии для бывших агентов КГБ и т. д., то теория только посмеивается — в Империи политические структуры неподсудны.
Что же подсудно в Империи? Разумеется, идеология. Мы осудили культ личности, мы осудили идею уравниловки, мы осудили диктатуру пролетариата. То есть мы осудили слова, прикрывавшие, увы, неподсудную политику.
Наконец, Восток. Интересно, как выкрутится Северная Корея из сегодняшнего положения, не осудив учения чучхе? Китайцы выкручиваются, не осуждая старых идей. Да и вообще, восточная манера сразу и одновременно пользоваться и синтоизмом, и буддизмом, и конфуцианством, и даосизмом, при этом еще уделяя время какому-нибудь ответвлению христианства, доказывает способность восточного общества жить без разоблачения былых идеологий, былых верований. А вот экономические модели, порождаемые восточным обществом, вполне достойны осуждения. Достаточно бредовых экономических идей было порождено в современном Китае. Хваленая японская экономика, по мнению многих, напоминает мыльный пузырь, который обязательно лопнет. Лопнет или не лопнет японская экономика целиком, сказать трудно, но крушения японских банков и корпораций стали явлением обыденным. Судебные процессы потрясают Южную Корею: взятки, аферы в самых высоких кругах. Что-то жуткое в Индонезии, Гонконге и т. д.
Треугольные рассуждения можно продолжать и дальше. Однако следует признать, что в самостоятельном виде векторный треугольник создает достаточно убогую картину мира. Его действие завораживает, есть в нем, как и во всяком замкнутом цикле, что-то мистическое, но увлекаться треугольными схемами не стоит: есть в них и натяжка, и излишняя абстрактность, и оторванность от конкретности времени и места. В некоторых эпизодах истории, например, в четвертом английском имперском цикле, вообще не понятно, как ими пользоваться. Поэтому помнить о векторном треугольнике надо, но пользоваться слишком часто не стоит.
Именно троичность мира, векторность отношений трех миров придает всему нашему бытию динамический характер. Четырехполюсные системы статичны, трехполюсные всегда в движении. И именно в движении самым парадоксальным образом работа векторного треугольника неожиданно дает осечку. Как уже говорилось, мир Востока через состояние Империи перетекает в мир Запада. Человечество идет от глобального Востока к глобальному Западу. По векторному треугольнику возможны были бы еще два варианта пути (Империя — Запад — Восток и Запад — Восток — Империя); однако эти пути в нашей истории не реализуются.
С помощью учения о трех мирах, с помощью векторного треугольника мы можем решить еще одну проблему: проблему устройства общества. Ибо сколько бы мы ни говорили о людях Империи или людях Востока, мы должны помнить и знать, что самое дружное и самое сплоченное общество не может быть однородно, кто-то должен властвовать, кто-то ходить в изгоях, а кто-то должен носить великое звание — народ.
Первой работой, открывшей эту тему, стала статья «Пятая графа» псевдореволюционного года Козы.
Первой графой в анкете человека, по представлениям структурного гороскопа, должна быть дата рождения человека. Второй графой — годы рождения родителей. Многочисленные исследования показали, что судьба человека очень часто является подражанием судьбе родителей или, напротив, попыткой эту судьбу отрицать. Сходство между людьми, воспитанными в одинаковых по типу браках, подчас больше, чем между людьми одинаковых знаков. Третья графа — это супружество. Из этой графы выросла самостоятельная система, называемая брачным гороскопом. Мужчины одного знака, но состоящие в разных браках, могут отличаться диаметрально. Четвертая графа отмечает возрастную координату человека (12 возрастных знаков).
Новая графа связана с историческим гороскопом, с его учением о трех исторических путях, трех различных типах цивилизации. Модель, разработанная и опробованная на развитии общества и государства, оказалась применима и для отдельных людей.
В год Быка принимаются идеологические решения. В год Петуха принимаются экономические решения. В годы Змеи принимаются политические решения. Таким образом, революции в годы Быка двигают идеологические государства Востока. Революции в годы Петуха определяют развитие стран Запада (открытость, главенство экономики). И наконец, революции в годы Змеи определяют путь экзотических имперских государств.
Но это страны, народы… А люди? Отдельные люди также принимают решения в послевисокосные годы. И точно так же, как страны и цивилизации, люди делятся на три основные категории — политики, коммерсанты и идеологи.
Политики — это, как правило, люди, стремящиеся в начальники любого ранга, желающие оказывать на других влияние, контролировать, руководить, командовать… Кто такие коммерсанты, можно не объяснять — эти люди любят деньги и не любят бесплатную работу. Ну и, наконец, идеологи — люди идейные, неподкупные, творческие, духовные и очень принципиальные.
Чтобы поставить в пятую графу нужную отметку, надо провести довольно солидный анализ биофафии человека. Работа нелегкая и мало приятная, но очень важная, ибо от этой графы судьба человека зависит никак не меньше, чем от даты рождения.
Вспомним ближайшее наше прошлое. 1985 год, год Быка, начало перестройки, вверх идут идеологи. Им отмерено четыре года. В 1989-м кончается 36-летняя эра партаппарата и 12-летие закрытых знаков. Но удар получают не только партийцы и не только закрытые знаки, но еще и идеологи, те, кто творил перестройку в редакционных кабинетах. Тиражи журналов и газет начинают падать.
1989 год начал новую эпоху в стране и одновременно выдвинул мощную плеяду политиков. (Межрегиональная группа и др.) Ельцин, предыдущий взлет которого легко датировать 1977 годом (год Змеи), когда он выходит в первый круг номенклатуры (Свердловская область во владении), в 1989 году испытал новый взлет, одержав сверхпобеду в Москве.
Благодаря пятой графе противостояние Горбачева и Ельцина (оба родились в год Козы) приобретает другой смысл. Ясно, почему До 1989 года брал верх Горбачев (идеолог), а после Ельцин (политик).
Так что, как и всякая иная страна, всякое общество, наше разбито на три большие и неравные группы — политики, идеологи, коммерсанты. Главенствуют в нашей стране политики, но большая часть населения — идеологи — неподкупные и принципиальные люди.
Очень странно, что статья остановилась на самом интересном месте, совершенно забыв поработать с векторным треугольником. Тем более что проработка пятой графы выводила на важнейший принцип истории, очень помогающий как в поисках Империи, так и в других поисках.
Все очень просто. Если в Империи у власти находятся политики, то властвовать они по всем законам векторного треугольника должны над народом-идеологом. Коммерсанты в таком государстве должны быть в очень угнетенном и задавленном состоянии, дабы не иметь возможности оказывать серьезное давление на политиков. Оттого в Империи во времена максимально сильной власти коммерсанты подвергались особенно жестоким притеснениям. Будь то борьба с нэпманами, спекулянтами, валютчиками, рвачами и прочими любителями денег. Тем, кто понял фокусы векторного треугольника, будет понятно, что в Империи борьбу с коммерсантами политики ведут с помощью народа, направляя праведный гнев идеологов против стяжателей. Сами же политики (чиновники в том числе) очень часто бессильны против коммерческого очарования, отчего в Империи всегда так сильно мздоимство.
На Востоке власть осуществляют так называемые идеологи: учителя, религиозные иерархи, пророки, колдуны и прочие мудрейшие из мудрейших. Править они могут лишь в том случае, когда народ составлен из коммерсантов. Речь, конечно, идет не о наших имперских коммерсантах, а о простых людях, может быть, даже необразованных и темных, но зато точно знающих что выгодно, а что нет. Скорее всего, это обычные крестьяне, жизнь которых в том и состоит, чтобы сеять не абы что, а то, что можно с выгодой продать, как братья, что «сеяли пшеницу да возили в град-столицу». Политикам в этом идиллическом мире делать, в общем-то, нечего: крестьяне производят еду, идеологи обеспечивают национальное единство, объясняют смысл бытия и т. д. Тем не менее политики появляются (ведь кто-то должен стоять у власти), дерутся меж собой, иногда даже организуют агрессивные походы. Однако народной любви им никогда не добиться, ибо не может народ-скупердяй любить воинственных правителей, затевающих разорительные походы.
На Западе, как хорошо нам известно еще со школьной скамьи, у власти находятся воротилы бизнеса, толстосумы, фабриканты, банкиры, владельцы заводов, газет, пароходов. Править коммерсанты могут лишь политически грамотным народом, то бишь политиками. Мы-то ломаем голову, зачем на Западе борются за нрава человека. А все так просто: затем, что коммерсанты могут управлять лишь тем народом, который сознает свои права, уважает свое достоинство, готов бороться за то, чтобы его никто не угнетал, то есть является политиком народного типа. Хуже всего на Западе идеологам, ученым, писателям, пытающимся искать смысл не в коммерческом успехе, а в самом процессе поиска истины, диалога с Богом, диалога с мирозданием. Такие идеологи в западном сознании выглядят эдакими монстрами, маньяками, фанатиками, желающими переделать мир, причем, как правило, в худшую сторону. Так что образ злого ученого или писателя-маньяка, кочующий по книгам, фильмам и мультфильмам коммерческого плана вполне оправдан в условиях Запада. Не может народ-политик любить ученого, ведь ученый делает бомбу, выращивает в колбе гомункулуса, и все для того, чтобы попрать права человека. Коммерческая власть ученых любит, ведь именно открытия ученых так выгодно внедрять в производство. Так векторный треугольник замыкается.
Именно эта схема строения народного тела в трех разных мирах оказалась чрезвычайно действенной в научном, а не интуитивном определении главенства того или иного мира при поисках в толще времен, особенно же в тех государствах, где ритмы перемежались.
Отвлекаясь от общемировых и государственных процессов и памятуя о судьбах живых людей, зададимся вопросом: а может ли один человек, пожив в одной ипостаси, перейти в другую? Возьмем для примера милую нашему сердцу Империю. У нас настолько сильно угнетают коммерсантов, что они, так или иначе, должны думать о переходе то ли в политики, то ли в идеологи. Согласно правилам соподчинения стихий переход коммерсантов в лоно презираемой ими политики всегда идет с понижением их статуса. Короче говоря, в условиях Империи вкладывание денег в политику всегда приводит к пустому результату и снижению авторитета коммерсанта, фактически превращая его во взяткодателя. А вот коммерсант, пытающийся уйти в идеологи, вложить деньги в культуру, будет только приветствоваться, переходя из коммерсантов в разряд уважаемых людей-меценатов, спонсоров и т. п.
Идеологам у нас вроде бы нет смысла покидать свою стихию: ведь с ними народ. Однако им надо помнить, что, переходя в сферу политики, они повышают свой статус. Нет ничего унизительного в том, чтобы академик (например А. Сахаров) занялся политикой. А вот переход в бизнес принесет ученому или писателю (и даже артисту) понижение значимости его личности. Пусть не надеются С. Жигунов, Н. Фоменко или Л. Ярмольник, что продюсерские дела усилят их авторитет.
Наконец, политики. Они уходят в отставку, начинают писать мемуары. Увы, этот путь ошибочен. Политику не стать писателем, таких случаев в природе не бывает. Авторитета мемуары никому не Добавили, ни Н. Хрущеву, ни А. Коржакову, ни А. Лебедю. Лучше бы и не брались. А вот переход политика в бизнес — очень почетное и выгодное дело. В нашей новейшей истории мы уже знаем нескольких крупных политиков, ушедших на лидерские посты крупных банков или компаний и блестяще продолживших свою карьеру.