73601.fb2
Мешал Великий князь «виттям» и в другом, предложив царю Николаю создать государственное общество для эксплуатации нефтяных промыслов в Баку и справедливо считая, что государственные доходы от нефти дадут средства для широкой программы коммерческого судостроения.
Против идеи поднялось само... правительство. И тон задавал, конечно, бывший «друг» великого князя.
«Меня обвиняли, — вспоминал Александр Михайлович, — в желании втянуть императорское правительство в спекуляцию (н-да! — С.К.). Про меня говорили, что я «социалист», «разрушитель основ», «враг священных (н-да! — C.K.) прерогатив частного предпринимателя» и т. д.»,
В этих выражениях очень узнаваем стиль именно Витте.
Кончилось тем, что нефтеносные земли были проданы за бесценок предприимчивым... армянам. «Тот, кто знает довоенную ценность предприятий «армянского треста» в Баку, — заканчивает свой рассказ Великий князь, — поймет, какие громадные суммы были потеряны для русского Государственного казначейства безвозвратно».
А авантюра корейской концессии успешно развивалась далее... По инициативе Витте (вновь Витте!) Ротштейном создается Русско-корейский банк. И первой же его крупной акцией предполагается приобретение концессии Бринера.
Но и тут решили, похоже, повременить.
Банк свернули...
Источник, по отношению к Витте апологетический, сообщает нам: «Между тем концессией заинтересовалась (вот только вестишки были откуда, информировал-то кто? — С.К.) группа дельцов (Н.Г. Матюнин, В.М. Вонлярлярский, A.M. Безобразов и др.). Они маскировали свои истинные цели «патриотическими» мотивами: стремлением восстановить влияние России в Корее и противопоставить виттевскому «интернациональному методу» на Дальнем Востоке «русское начало»...
Итак, Витте тут был и при чем, и — вроде бы — ни при чем... Это ведь, выходит, не он, а обладатель очень редкого придворного титула «статс-секретаря Его Величества» «полупомешанный» Безобразов с Вонлярлярским через графа Воронцова-Дашкова соблазняли царя своими прожектами.
И соблазнили.
Николай повелел на «кабинетские» (то есть — из «личных» его сумм) деньги втайне от Витте (?!) перекупить «концессию Бринера» на имя состоявшего при министерстве двора Н.И. Непорожнева, отвечавшего за представления к высочайшим наградам.
В то, что «дело» было для Витте тайной, я не верю. Витте тогда в Министерстве финансов сосредоточил чуть ли не все государственное управление, создав там отделы других министерств: путей сообщения, военного, морского, народного просвещения, внутренних дел, земледелия, иностранных дел... Он фактически командовал корпусами пограничной стражи и охранной стражи КВЖД, имел своих коммерческих и дипломатических представителей в разных пунктах Китая и Кореи...
То есть доверие ему оказывалось неограниченное, а тут прятались от него с какой-то там частной концессией. К тому же у Витте и агентура была такая, что не очень-то и спрячешься...
Да, собственно, в 1899 году к нему же «патриотический» Матюнин, «уволенный» из МИДа, и обратился за средствами, чтобы переоформить концессию уже на свое имя (конечно, только формально).
Витте якобы упрямился — но не из-за авантюрности идеи, а в своем желании вести дела через Русско-китайский банк.
А Безобразов якобы упрямился из-за неприемлемости участия в «деле» «международных банковских элементов».
Вообще-то, русские финансы тогда уже были во многих случаях «русскими» только номинально. Но детище Витте — Русско-китайский банк, хотя и был, как любое детище Витте, затеей с двойным и даже тройным дном, был все же по сути казенным банком, созданным для финансирования постройки КВЖД.
И «патриотические» «протесты» фигляра, не имевшего ни чести, ни совести, ни чувства Родины, выглядели не то шутовски, не то гнусно.
А скорее — гнусно-шутовски...
Тем более что в конце концов денежки пошли-таки именно через Русско-китайский банк, преобразованный в банк Русско-азиатский.
Тем не менее академик Тарле почему-то утверждал, что «упорная борьба Витте против Безобразова и его друзей длилась в 1899-м, 1900-м, 1901-м, 1902 гг.».
(Вообще-то, замечу я в скобках, Евгений Викторович Тарле хоть и стал советским академиком, в своей приват-доцентской юности был членом конституционно-демократической, «кадетской» партии, то есть, по сути, буржуазным либералом. Первая любовь не забывается, а кадеты Витте если и не любили, то восхищались его «масштабом». Вот это восхищение Тарле, похоже, и пронес через все российские смуты и революции.)
Вернемся, впрочем, к делам концессионным...
В 1899 году концессия теперь уже то ли Непорожнева, то ли Матюнина была переоформлена на имя бывшего русского поверенного в делах в Корее и директора Невского судостроительного завода Альберта. Замечу, что и этот тактический поворот в судьбе концессии многими авторами упускается.
А в «дело» вплетается вскоре и контр-адмирал Абаза, а также круги, связанные с кругами как придворными, так и, можно сказать, притворными.
В 1902 году среди учредителей проектируемых безобразовских предприятий в Корее появляется «корейский гений — как именовали его подхалимы — Лесопромышленного товарищества» Габриэль (Гавриил) Гинцбург, сын знаменитого Горация Гинцбурга, владыки золотопромышленной Лены, международного банкира и барона.
Как уж допустили до этого сторонники чисто «русского начала» и противники «международных банковских элементов», история умалчивает.
Наконец, в мае 1903 года образуется «Товарищество на вере» (хотелось бы знать — на какой?) для эксплуатации концессий на реке Ялу.
Между тем, как сообщает том 20-й первой БСЭ: «На самом деле и лесов там не было — они давно уже были вырублены японцами».
Оно и неудивительно — со времен «бринеровского» периода концессии прошло как-никак семь лет!
Для точности я не могу умолчать, правда, о восторженной оценке перспектив концессии руководителем целевой экспедиции в Северную Корею инженером Михайловским. Он телеграфировал в Петербург в конце 1898 года: «В Маньчжурии видел много богатств. Чудные леса лиственницы и кедра, много золота, серебра, красной меди, железа, угля».
Но для ясности сообщу, что все это в непроходимых девственных (если судить со слов самого Михайловского) лесисто-горных местах бравый инженер обнаружил и рассмотрел за... 94 дня, за которые он якобы «исследовал» всю Северную Корею...
Пожалуй, подобный «отчет» об «экспедиции» можно было писать и не выезжая из Петербурга...
Были там «богатства» или не были, но одно наличествовало несомненно — зона концессии вытягивалась по всей корейско-китайской границе! Она фактически перегораживала Японии дорогу из Кореи в Южную Маньчжурию и обратно, потому что в зоне концессии (то есть по всей границе Кореи и Китая!) Россия имела право держать для охраны концессии войска.
Так что страсти вокруг Ялу окончательно и бесповоротно оформляли как политический русско-японский (точнее Сказать — петербургско-японский) конфликт, так и прямое русско-японское военное столкновение...
В июле 1903 года возникает вопрос о создании наместничества на Дальнем Востоке с пребыванием наместника в Порт-Артуре, за 1200 верст от нашей основной морской базы — Владивостока.
В приятелях (чуть не написал — в «подельниках») у Абазы и Безобразова ходил блестящий гвардейский улан полковник Вогак, давно отиравшийся на Дальнем Востоке, бывший в конце XIX века военным агентом (апаше) одновременно (!) в Китае и в Японии, но почти все время проводивший не в Пекине или Токио, а в пропитанном авантюрами интернациональном Шанхае.
30 июля 1903 года Вогак имел получасовую (!) аудиенцию у царя. А на следующий день появился указ о назначении опытного моряка (в сорок лет, командуя крейсером «Африка», совершил кругосветное путешествие), но бездарного и амбициозного адмирала Алексеева, внебрачного сына Александра Второго от армянки, наместником Дальнего Востока.
Правящему из Порт-Артура 60-летнему Алексееву (вся компания ялуцзянских концессионеров была с ним в наилучших отношениях) подчинялись приамурский генерал-губернатор и военный губернатор Приморской области, посланники в Китае, Японии и Корее. И ему же поручалось объединить дипломатические сношения с «сопредельными областями».
«Возмущенный» Витте подал в отставку. А точнее, выполнив все, ему порученное и положенное, временно отошел в сторону,
А ведь еще в мае 1903 года Витте заявлял Николаю, что с главой «военной» партии Безобразовым он «по существу дела не состоит в разногласии». Последний факт, уважаемый читатель, и тогда был известен считаным лицам, да и позднее не афишировался.
Не сразу я разобрался, уважаемый мой читатель, со всеми этими иезуитскими политическими «минами», подложенными Витте и его закулисными «кукловодами» под всю возможную и реальную будущность мирных отношений России и Японии.
Но — разобрался.
Вот она, эта «лестница эскалации»!
КВЖД...
Ляодун-Квантун...
Порт-Артур...
Ялу...