И вот, решение неизмеримо трудной первоочередной задачи — управления страной, ведущей войну и охваченной революционной эйфорией, — сделалось невозможным из-за грубейших приемов, продиктованных доктринерским представлением о демократии, верой в мудрость народа и презрением к профессиональному чиновничеству и полиции. Россия весной 1917 года явила миру уникальный пример правительства, порожденного революцией, устранившей прежний аппарат управления прежде, чем оно (правительство) смогло бы заменить его структурами собственного производства. Поначалу, впрочем, это было не слишком явно. В первые недели после прихода к власти Временное правительство получало отовсюду широкую поддержку. Вся страна клялась в верности ему, включая великих князей, генералов, не говоря уже о тысячах младших чинов. Даже самые реакционные представители Объединенного дворянства, предводительствуемые Самариным, проголосовали в его поддержку155. Иностранные государства быстро пошли на дипломатическое признание его, начиная с Соединенных Штатов (9 марта), за которыми одна за другой последовали Англия, Франция, Италия и другие страны-союзницы. Но это выражение поддержки со стороны населения и иностранных держав внушило новому кабинету обманчивое впечатление относительно его способности контролировать ситуацию в стране, в то время как оно висело между небом и землей. В.Д.Набоков в своих воспоминаниях о Временном правительстве писал: «И припоминается основное настроение: все переживаемое представлялось нереальным» 156.
* * *
Одна из сложностей понимания хода событий февральской революции заключается в двусмысленной природе двоевластия.
Теоретически при двоевластии кабинет должен был функционировать как совмещенный законодательный и исполнительный орган, и в той и в другой функции подвластный праву вето, которым наделен Совет, представляемый Исполкомом. Но на практике Совет не только осуществлял контроль над Временным правительством, но и самочинно издавал законы. Приказом № 1 Совет захватил безраздельную власть над вооруженными силами. Как мы увидим, он диктовал и военные цели России. Таким образом правительство теряло власть как в военной сфере, так и в сфере иностранной политики. В более земных вопросах, как, например, продовольственное снабжение и производственные отношения, транспорт и связь, Исполком распоряжался как высшая инстанция, даже не утруждаясь согласовывать свои действия с правительством.
Вожди Совета не скрывали того факта, что Временное правительство существует лишь с их благоволения. На Всероссийском совещании рабочих и солдатских депутатов 29 марта Церетели, меньшевистский председатель Исполкома, заявил, что Временное правительство существует благодаря соглашению, заключенному Петроградским Советом с «буржуазными цензовыми элементами общества»157. Другой член Исполкома, трудовик В.Б.Станкевич, хвастался, что Совет может распустить Временное правительство в пятнадцать минут, дав соответствующие указания по телефону158. Защитники системы «двоевластия» впоследствии говорили, что Совет делал все от него зависящее, чтобы поддерживать под руку шаткое правительство, и не только не думал о его свержении, а, наоборот, служил ему главным источником силы159. Исторические свидетельства не дают подтверждения таким заявлениям. Они говорят о том, что, даже когда Исполком как будто шел на выручку правительству, помогая усмирить волнения, он в то же время непременно старался подорвать его авторитет и престиж.
Вожди Исполкома произносили речи, унижающие правительство и роняющие его авторитет в глазах населения, привыкшего к почтительному отношению к власти. Прекрасным примером может служить выступление Чхеидзе 24 марта перед делегацией учащихся, пришедших в Совет с транспарантом, приветствующим Временное правительство. Чхеидзе обратился к ним со следующими словами: «Я вижу на вашем знамени надпись: «Привет Временному правительству», но для вас не секрет, что многие из них (из его членов) еще накануне революции дрожали и призывали не верить. Вы его приветствуете. Очевидно, вы верите, что оно будет высоко нести новое знамя. Если вы уверены в этом, то оставайтесь при этой уверенности. Мы и сами его поддержим, пока оно будет проводить демократические принципы. Но мы ведь знаем, что правительство наше не демократическое, а буржуазное. Следите же зорко за его деятельностью. Мы поддержим всякие его шаги, которые будут клониться к общей пользе, но все другое мы будем разоблачать, ибо перед нами судьба России»160.
Такие слова в устах второй по влиянию политической фигуры в Совете и первого кандидата на пост президента Российской республики выдают лживость заявлений «защитников» из Совета о лояльной поддержке ими правительства. Относясь к нему как к институту, заведомо контрреволюционному, лишь усилиями Совета сдерживаемому «в рамках», они играли на руку своим врагам слева, справедливо рассуждавшим, что раз дело обстоит так, то следует правительство устранить, а всю полноту власти Совету взять на себя. И если Исполком уклонялся от такого шага, логически вытекающего из его утверждений, то только потому, что ему хватало смелости лишь на обвинения. Распоряжавшиеся в нем социалисты хотели, чтобы Временное правительство служило громоотводом народного недовольства, пока они будут обделывать дела за кулисами; они хотели управлять, не царствуя. Как хвастал впоследствии Троцкий, это дало большевикам возможность захватить власть, только требуя, чтобы Совет стал de jure тем, чем был de facto.
Отношения между двумя органами власти символизировались их взаиморасположением в городе. Совет и его Исполком находились в Таврическом дворце — обиталище Думы и центре оппозиции при царизме. Временное правительство сначала разместилось в Мариинском дворце, где прежде находился Совет министров, а в июле переместилось в Зимний — резиденцию царя*.
* К тому времени Совет переместился в Смольный, где ранее размещался Институт благородных девиц.
Исполком занимался законотворчеством во всех сферах деятельности. Под давлением рабочих он декретом установил восьмичасовой рабочий день для всех предприятий, включая и оборонные.
3 марта он выпустил приказ об аресте членов царской фамилии, не исключая даже вел. кн. Николая Николаевича, назначенного Верховным главнокомандующим161. Логика взятой на себя Исполкомом роли «демократического контроля» за «буржуазией» скоро привела к принятию репрессивных мер, напоминавших худшие дни царизма. Так, 3 марта он «уполномочил» функционирование почтовой и телеграфной служб, но под «надзором» советских органов162. Затем последовала цензура печати. 5 марта Исполком вынес распоряжение о закрытии всех изданий «черносотенного» направления, включая правую газету «Новое время», которая имела дерзость выходить без разрешения163. Два дня спустя Исполком посоветовал газетам и журналам не выходить без полномочий от Совета — то есть от самого себя164. Эта попытка восстановить цензуру в виде, привычном до 1905 года, вызвала столь сильный протест, что ее пришлось отменить165. Показательно, как стремительно социалисты-интеллигенты, исповедовавшие самые высокие демократические идеалы, нарушили основной принцип демократии — свободу мнений.
Исполком продолжал бюрократизироваться. Уже 3 марта он создал сеть «комиссий», занимавшихся насущными проблемами: снабжением продовольствием, железнодорожным сообщением, почтой и телеграфом, финансами — настоящее постоянно действующее теневое правительство, дублирующее и через это контролирующее все действия правительства официального. Основным учреждением, служащим этой цели, была «Контактная комиссия» из пяти социалистов — представителей интеллигенции (Н.С.Чхеидзе, М.И.Скобелев, Ю.М.Стеклов, Н.Н.Суханов и В.Н.Филипповский), созданная 7 марта «в целях осведомления последнего о требованиях революционного народа, воздействия на правительство для удовлетворения этих требований и непрерывного контроля над их осуществлением»166. Так одним росчерком пера воля группы интеллигентов, назначенных социалистическими партиями, стала волей «революционного народа». По словам Милюкова, сначала правительство удовлетворяло всем требованиям Контактной комиссии. В конце марта Церетели говорил, что «не было случая, чтобы в важных вопросах Временное правительство не шло на соглашения» с Контактной комиссией167. Чтобы закрепить такую практику, 21 апреля Исполком просил Временное правительство не предпринимать «важных» политических шагов, предварительно не проинформировав его168.
По понятным причинам Исполком обращал особое внимание на вооруженные силы. «В целях установления прочной и постоянной связи» Исполком назначил комиссаров в военное министерство, в армейское главнокомандование и в штабы главнокомандующих фронтов и флотов. Эти комиссары должны были следовать инструкциям, исходящим из Исполкома. Во фронтовой зоне ни один приказ, изданный военным командованием, не имел силы без предварительного одобрения Исполкома и его комиссаров. Последние должны были помогать решать споры, возникающие в войсках и между мирным населением и войсками в боевой зоне или прилежащих к ней районах. Военному министру надлежало наставлять военное командование содействовать советским комиссарам в исполнении ими своих обязанностей169.
Исполком продолжал неуклонно расширяться. 8 апреля в его состав вдобавок к десяти уже имевшимся солдатским представителям вошли еще девять (все из эсеров и меньшевиков) — они стали первыми избранными его членами. Десять же ранее назначенных были переизбраны — большевикам при этом не досталось ни одного места. Представители рабочих были набраны из меньшевиков, большевиков и эсеров170.
В первый месяц существования Петроградский Совет служил лишь нуждам столицы, но затем распространил свое влияние на всю страну. На Всероссийском совещании рабочих и солдатских депутатов, созванном в Петрограде в конце марта, была принята резолюция о включении в состав Исполкома представителей губернских Советов и фронтовых армейских частей, превратившая Петроградский Совет во Всероссийский совет рабочих и солдатских депутатов171. 16 делегатов из разных частей России пополнили ряды Исполкома, превратившегося теперь во Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК). Теперь его численность возросла до 72 человек, из которых 23 были меньшевиками, 22 — эсерами и 12 большевиками.
Дабы направлять и систематизировать свою работу, Исполком создал 14 марта новый бюрократический орган — Бюро. К середине апреля в Бюро входило 24 члена (11 меньшевиков, 6 эсеров, 3 трудовика и 4 «нефракционных» социал-демократа). Большевики поначалу отказались от участия на том основании, что им было предложено недостаточное число мест172.
Исполком и его Бюро заменили собой неисправимо недисциплинированные пленарные заседания Совета, который созывался все реже и реже. Если Совет все-таки собирался, то лишь для того, чтобы бурно приветствовать решения Исполкома. В первые четыре дня своего существования (28 февраля — 3 марта) Совет собирался ежедневно. Далее, в течение всего месяца, — только четыре раза, а в апреле — шесть. Никто не обращал особого внимания на его шумные заседания. В отдельности солдатская секция и рабочая секция собирались несколько чаще.
Хотя Исполком, со своим Бюро, и Совет, следующий их указаниям, должны были изображать истинный голос народных масс, в их составе не было представителей крестьянских организаций. У крестьян, составляющих 80% населения страны, был свой Крестьянский союз, державшийся от Совета на приличном расстоянии. Всероссийский Совет, таким образом, выступал от имени малой части населения страны, в лучшем случае каких-нибудь 10—15%, если принимать в расчет крестьянство и «буржуазию», которые никак в Совете представлены не были.
* * *
Действуя в столь сложных условиях, Временное правительство сосредоточило усилия на «демократическом» законотворчестве, которое было легко провести и которое заведомо получило бы одобрение Совета. Заседания кабинета происходили по вечерам, часто далеко за полночь. Министры были вконец утомлены и нередко засыпали прямо во время заседания.
В первые недели после прихода к власти правительство провело множество законов, частью направленных на искоренение неурядиц старого режима, частью — на осуществление положений восьмистатейной программы. Солдаты получили полные гражданские права, и те, что служили в тылу, более не подлежали суду военного трибунала. Все ограничения гражданских прав, связанные с религиозной или этнической принадлежностью, были сняты. Смертная казнь отменена. Права собраний и обществ гарантированы. Польше была обещана полная независимость после окончания войны (хотя и определявшаяся условием сохранения ее «связи с Россией в свободном военном союзе»), а Финляндии было гарантировано восстановление ее конституционных прав. Производство законов было, пожалуй, самым продуктивным сектором российской экономики173. Беда, однако, в том, что если законы, предоставлявшие новые свободы, начинали действовать с ходу, то на законы, налагающие новые обязанности, никто не обращал внимания.
По трем основным вопросам — земельная реформа, Учредительное собрание и мир — правительство действовало в весьма медлительной манере.
Помимо областей, прилегающих к большим городам, известие об отречении царя достигало сельской глубинки, еще спящей в оковах суровой зимы, с черепашьей скоростью. Большинство деревень впервые услышали о революции четыре-шесть недель спустя, то есть в первой половине апреля, с началом весенней оттепели174. Крестьяне истолковали эту новость на свой лад — как призыв к захвату частновладельческих земель, что десять лет назад удалось сдержать Столыпину. «Черный передел» стал вновь набирать силу по мере того, как общинные крестьяне, сперва робко, но постепенно все дерзостней, захватывали землевладения, и в первую очередь принадлежащие тем крестьянам, которые вышли из общины и вели единоличное хозяйство. Первые сообщения об аграрных беспорядках достигли Петрограда в середине марта175, но массовый характер они приобрели в апреле. Зачинщиками земельных бунтов часто были дезертиры и уголовники, оказавшиеся в марте на свободе; порой целые общины поддавались их влиянию. На этой первой стадии аграрной революции крестьяне разоряли в основном уединенные дворы и усадьбы, рубили деревья, растаскивали зерно и разгоняли взятых в батраки военнопленных176. Как и в 1905 году, случаи физического насилия были редки. 8 апреля правительство призвало крестьян воздержаться от незаконного захвата земель. Была кроме того назначена комиссия под начальством министра земледелия А.И.Шингарева, призванная составить проект программы земельных реформ для представления Учредительному собранию177.
Эсеры активно занимались организацией крестьянства. Они восстановили Крестьянский союз, распавшийся после 1905 года. Союз приветствовал Временное правительство и в своих обращениях призывал крестьян к терпению и выдержке178. Призывы правительства и Крестьянского союза производили успокоительное действие: многие крестьяне решили, что будет вернее обрести права на землю законным путем, а не силой. Однако аграрные волнения стихли только в июне, после того, как социалисты вошли во Временное правительство и пост министра земледелия занял лидер эсеров В.М.Чернов. И все же нельзя было полагаться бесконечно на долготерпение деревни: неспособное провести земельную реформу, правительство вскоре утратило симпатии общинных крестьян.
Дабы обеспечить продовольственное снабжение городов, Петроград ввел 25 марта государственную монополию на торговлю хлебом. Крестьянам предписывалось излишки зерна сдавать правительственным агентам по твердым ценам. Однако средств обеспечить соблюдение этих предписаний не было, и крестьяне не повиновались им, продолжая реализовывать излишки на свободном рынке. Аграрные волнения весьма пагубно отразились на обстановке в армии. Слухи о грядущем «черном переделе» вызвали на фронте первое массовое бегство солдат, боявшихся опоздать к вожделенной минуте и остаться ни с чем179.
Ничто не было столь необходимо для стабилизации обстановки, как скорейший созыв Учредительного собрания. Лишь орган власти, избранный на демократической основе, обрел бы неоспоримую законность и в этом качестве был бы способен отразить атаки как крайне правых, так и крайне левых. Сложности проведения выборов в тот момент были, безусловно, устрашающими. И все же дело было столь безотлагательным, что опытные политики сочли бы за лучшее созвать несовершенное Собрание незамедлительно, нежели совершенное — когда-нибудь в свое время. Когда в 1848 году Июльская монархия во Франции пала, Учредительное собрание для избрания нового правительства созвали в два месяца. В Германии в конце 1918 года после поражения в войне и отречения кайзера, в разгар народных волнений новые власти сумели созвать Национальную ассамблею менее чем за четыре месяца. Российское Временное правительство не смогло сделать этого за весь восьмимесячный срок своего существования.
25 марта правительство назначило комиссию из семидесяти юристов для выработки закона о выборах в Учредительное собрание. Они немедленно увязли в технических подробностях. Недели проходили за неделями — и все безрезультатно. Набоков замечает, и не без оснований, конечно, что всегда оказывались другие, более настоятельные, не терпящие отлагательства дела180. Откладывая выборы, правительство не только нарушало положения своей программы, но и оказывалось беззащитным перед обвинением, на которое нечего было возразить, что оно намеренно тянет время, ожидая, пока улягутся революционные страсти181. Медлительность правительства сыграла значительную роль в его окончательном свержении: как мы увидим ниже, один из главных предлогов, которым воспользовались большевики при захвате власти в пользу Советов, состоял в том, что только советское правительство сможет обеспечить созыв Учредительного собрания.
Еще одним жизненно важным вопросом был вопрос о войне и мире. Теоретически все ведущие партии, представленные в правительстве и Совете, за исключением большевиков, выступали за продолжение войны до победного конца. Эта позиция отражала и настроение населения. Вопреки широко распространенному мнению, что февральская революция была вызвана усталостью от войны, антигерманские настроения в стране были очень сильны. К свержению царского режима в первую очередь привело убеждение, что он неспособен довести войну до победы, ищет сепаратного мира и даже выдает врагу секреты. «В первые недели [февральской революции], — писал Суханов, — солдатская масса Петербурга не только не слушала, но не позволяла говорить о мире, готовая поднять на штыки каждого неосторожного «изменника» и "открывателя фронта врагу"»182. В марте — апреле привычным было видеть солдат, несущих лозунги «Война до победного конца»183. Французский историк, которому представилась возможность читать послания Временному правительству и Совету в первые два месяца нового режима, подтверждает наблюдения Суханова. В прошениях рабочих на первом месте стоял восьмичасовой рабочий день; только 3% призывали к миру без аннексий и контрибуций; 23% крестьянских посланий требовали «скорого и справедливого мира», но и здесь это был вопрос второстепенный. Что же касается солдат, то их послания ясно указывают, что «они склонны были считать выступающих за немедленный мир приспешниками кайзера»184. Это был столь болезненный вопрос, что даже большевики, единственные явные сторонники мира, с большой осторожностью открывали свои взгляды в публичных выступлениях. Весьма показателен для оценки отношения к ним Петроградского гарнизона тот факт, что при выборах солдатских депутатов в Исполком 8 апреля большевики не получили ни одного мандата185. Случаи насилия, имевшие место в марте и апреле, в большинстве своем были направлены против лиц, носящих немецкие фамилии и потому подозреваемых в измене. Адмирал Колчак, главнокомандующий Черноморским флотом, докладывал, что основные беспорядки в его частях направлены против офицеров с немецкими фамилиями186. То же можно сказать и о Кронштадте. Когда 27 февраля петроградская толпа подожгла дом графа Фредерикса, министра двора (между прочим, шведа по происхождению), сделано это было потому, что его имя возбуждало подозрения в симпатиях к немцам187.
Несмотря на ненависть к немцам и широкую поддержку войны против внешнего врага, вопрос о целях войны, благодаря агитации социалистов, занял важное место в народном сознании. Весьма характерно для интеллигентов-социалистов, что во имя благородных целей они отстаивали противоречивые политические взгляды. Они желали вести войну до победного конца и все же навесили на эту войну ярлык «империалистической» и проводили законы (например, Приказ № 1 и декрет о восьмичасовом рабочем дне), которые делали продолжение войны невозможным. Они хотели национальной победы и при этом в своих декларациях говорили, что массы во всех воюющих странах объединены общим интересом свергнуть «правящий класс». В «Воззвании к народам всего мира» Исполком 15 марта призвал все народы подняться на революцию:
«...обращаясь ко всем народам, истребляемым и разоряемым в чудовищной войне, мы заявляем, что наступила пора начать решительную борьбу с захватными стремлениями правительств всех стран; наступила пора народам взять в свои руки решение вопроса о войне и мире.
В сознании своей революционной силы российская демократия заявляет, что она будет всеми мерами противодействовать захватной политике своих господствующих классов, и она призывает народы Европы к совместным решительным выступлениям в пользу мира...
Мы будем стойко защищать нашу собственную свободу от всяких реакционных посягательств как изнутри, так и извне. Русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя внешней военной силе»188.
Такая риторика, вероятно, представлялась вполне резонной интеллигенции, составившей «Воззвание», но, как и концепция «двоевластия», не могла не смутить обывателя. Ведь если «правящие классы» России действительно ведут «захватную политику», то почему они стоят у власти и зачем позволять «истреблять» себя в их «чудовищной войне»?
Милюков, ответственный за внешнюю политику, избрал свой путь. Он не разделял оптимизма социалистов насчет движения за мир в Германии и был убежден, что их призыв не вызовет сочувствия. Из откровений А.Ф.Трепова, прозвучавших в декабре прошлого года, стало известно, что союзники обещали России Константинополь и Черноморские проливы. Милюков не хотел отказываться от этих притязаний по двум соображениям: во-первых, это могло бы вызвать на Западе сомнения в решимости России продолжать войну и, во-вторых, это открыло бы двери германской пропаганде за мир. Его позиция в отношении российских территориальных притязаний привела к первому столкновению между правительством и Советом.
В интервью 22 марта Милюков определил цели войны с точки зрения правительства. Они включали «освобождение» славянских народов Австро-Венгрии, «слияние» украинских территорий Австро-Венгрии (то есть Галиции) с Россией и обретение Константинополя и Черноморских проливов189. Социалисты-интеллигенты восприняли заявления Милюкова как вызов их «Воззванию», которое провозглашало отказ от «захватных стремлений». Под давлением Совета и по настоянию некоторых членов кабинета, в особенности Керенского, правительство согласилось издать официальное заявление о целях войны, более соответствующее позиции Исполкома. Одобренное последним, с небольшими изменениями оно было обнародовано 27 марта190. Заявлением утверждалось, что цель России «не господство над другими народами, не отнятие у них национального их достояния, не насильственный захват чужих территорий, а утверждение полного мира на основе самоопределения народов». Эта формула свидетельствовала о капитуляции перед социалистами, хотя Милюков впоследствии и утверждал, что ее можно было понимать и как заявление русских прав на территорию противника191. Месяц спустя спор о целях войны разгорелся вновь и на сей раз явился причиной глубочайшего политического кризиса.
* * *
В период с 23-го по 28 февраля революция не выходила за пределы Петрограда. Страна жила своими обычными заботами, как будто не замечая, что происходит нечто экстраординарное. Из хроники тех дней192 видно, что первым городом, прореагировавшим на события в столице, была Москва, где 28 февраля проходили стачки и демонстрации, а на следующий день был избран Совет рабочих депутатов. 1 марта прошли митинги в некоторых губернских городах — в Твери, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове. 2 марта их примеру последовали и другие города. Насилия не наблюдалось: когда коммунистический летописец пишет, что население многих городов «присоединилось к революции», подразумевается толпа на мирной манифестации в поддержку Временного правительства. Тихая поступь революции указывает, насколько ее зарождение было связано с особыми обстоятельствами столичного города — а именно: особенно острая нехватка продовольствия и топлива и недовольство военного гарнизона. Это помогает понять, почему еще 2 марта генералы и политики верили, что отречение царя удержит революцию в пределах одного лишь Петрограда. Но оказалось, именно отречение царя, обнародованное 3 марта, заставило общество понять, что в стране произошла революция: результатом был стремительный крах власти.
В течение марта во всех городах стали возникать Советы по образцу петроградского, исполнительные органы которых оказывались в руках интеллигентов-социалистов. В начале апреля губернские Советы послали своих представителей в Петроград, где они вошли в состав Петроградского Исполкома для создания Всероссийского центрального исполнительного комитета — ВЦИКа.
Революция шествовала по стране бескровно; как выразился У.Г.Чемберлен, она «совершалась по телеграфу»193. Смена режимов повсюду воспринималась как свершившийся факт, не встречая никакого сопротивления и, тем самым, не требуя применения силы. Пока еще ни классовая, ни национальная ненависть не омрачала почти единодушно переживаемое облегчение в связи с падением прежнего режима. Во многих местах в торжествах в честь Временного правительства участвовали и офицеры, и бывшие царские чиновники.
Одним из непредвиденных результатов революции и провозглашенных ею демократических идеалов было нарождение националистических движений в областях, населенных в подавляющем большинстве нерусскими. Движениями руководила коренная интеллигенция, которая помимо обычных социалистских или либеральных заявлений выдвигала требования о предоставлении той или иной степени автономности для своих регионов. Первыми подняли голос украинцы, которые 2 марта сформировали в Киеве совет, получивший название Рада; первоначально требования Рады к правительству касались вопросов культуры, но вскоре ей потребовалась политическая власть. Подобное наблюдалось и у других народов, населяющих Россию, среди которых были и разбросанные по стране мусульмане, созвавшие в мае Всероссийский конгресс194.
* * *
В.В.Розанов о манифесте сказал: царь «написал просто, что в сущности он отрекается от такого подлого народа»195.
Судя по записям в дневнике царя, в ночь после отречения он спал «долго и крепко». 3 марта, приехав в Могилев, он узнал от Алексеева, что его брат Михаил отказался принять корону и вручил судьбу монархии в руки Учредительного собрания. «Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!» — записал в дневнике Николай. Он составил другой вариант манифеста, в котором вручал престол сыну. Алексеев решил не сообщать правительству о последней перемене монаршей воли и передал документ на хранение генералу Деникину196.
На следующий день Николай обратился к премьер-министру кн. Львову с просьбой позволить ему проследовать со свитой в Царское Село и оставаться там до выздоровления детей, после чего он хотел бы отбыть в порт Романов на мурманском побережье. После окончания войны он желал бы удалиться в свою резиденцию в Ливадии. В кодированном послании в Ставку Временное правительство сообщило о согласии удовлетворить эти просьбы197.
Поскольку вопрос о судьбе бывшего монарха грозил стать камнем преткновения в отношениях между правительством и Советом, кабинет пришел к выводу, что всего благоразумнее переправить царя с семьей за границу. В первую неделю марта кабинет запросил правительства Англии, Дании и Швейцарии о готовности предоставить убежище императорской фамилии. 8(21) марта Милюков заявил британскому послу Дж. Бьюкенену, что для него «крайне желательно, чтобы император выехал из России немедленно», и он был бы признателен правительству Англии, если бы оно предложило убежище и кроме того заверило, что «императору не будет дозволено выехать из Англии в течение войны»198.
После недолгих колебаний английского правительства 9(22) марта министр иностранных дел Артур Бальфур послал в британское посольство в Петрограде телеграмму следующего содержания: «По дальнейшем рассуждении было решено, что для императора было бы предпочтительней приехать на время войны в Англию, чем в какую-либо иную страну, граничащую с Германией. Возникли опасения, как бы под влиянием императрицы пребывание в Дании или Швейцарии не стало средоточием интриги и что в руках мятежных русских генералов император может стать главой контрреволюции. Это сыграет на руку Германии и создаст риск, которого следует избежать любой ценой»199.
Предложение, формально сделанное Временному правительству 13 марта, было подтверждено личным посланием короля Георга V императору Николаю, в котором король заверял в неиссякаемой дружбе и приглашал обосноваться в Англии*.
* Мартынов. Царская армия. С. 191; Buchanan G. My Mission to Russia. Boston, 1923. V.2. P. 104—105. Милюков скрыл от царя послание английского короля.
Планы правительства в отношении императорской фамилии не принимали, однако, в расчет опасений интеллигентов-социалистов, что, оказавшись за границей, бывший монарх станет центром контрреволюционных заговоров. По этой причине они предпочитали содержать его дома под надзором. Как мы уже говорили, 3 марта Исполком проголосовал за арест царя и его семьи. Правительство тотчас же уступило требованию Исполкома и 7 марта объявило, что императорская фамилия будет содержаться под арестом в Царском, направив в Могилев четырех своих представителей для сопровождения арестованного. 8 марта, когда стало известно о переговорах с Англией, Исполком вновь вынес решение об аресте царя и его семьи, конфискации имущества и лишении гражданских прав. Чтобы воспрепятствовать отъезду бывшего царя в Англию, Исполком принял решение установить в Царском охрану из своих людей200.