73753.fb2
Второго октября Писатель решил привести в порядок свои заметки. Работа его увлекла. Он прервался на минуту, когда Философ сообщил, что депутаты, заблокированные в «Белом доме», отвергли компромисс с Ельциным, посредником в котором предлагал быть Патриарх Алексий. Писатель сказал, что дело идет к развязке, что, насколько он понимает тактику Запада, Ельцин получил «добро» на крутые меры, а с другой стороны — Руцкому и Хасбулатову как-то подали надежду на успех.
Второй раз Писатель прервался, когда по телевидению стали показывать «банды красно-коричневых» («фашистов» и «коммуняков») и окруживших их «спасителей молодой демократии» — войска и отряды милиции особого назначения. Попытка компромисса между президентом и Верховным Советом («парламентом») явно не удалась. Конфликт действительно идет к развязке. Горстка плохо вооруженных и даже совсем невооруженных людей, лишенных всего, даже воды, света и канализации, явно обречена на гибель. Писатель не мог больше выносить этого зрелища и попросил Философа выключить телевизор.
П: Я вот о чем думаю: я кого-то к чему-то призываю, а следую ли я сам этим призывам?!
Ф: Конечно! Какие тут могут быть сомнения?!
П: Я чувствую, что в моей жизни не хватает чего-то, что стало бы естественным завершением судьбы идеалистического, романтического, психологического, одним словом — настоящего коммуниста. Чего?! Вот завтра я улечу на чужой мне Запад. А дальше что? Одинокая старость? Болезни, лечиться от которых у меня нет и не будет денег? Смерть никому не нужного чужака?
Ф: Ты должен закончить книгу. Это твой долг перед нашим народом, как бы он к тебе ни относился. Никто другой на всем свете не может написать такую книгу. Если ты ее не напишешь, то пройдут многие десятилетия, если не столетия, прежде чем появится человек, способный на это. А может и не появиться. Мы, русские, можем исчезнуть с лица земли. Но свидетельство о нашей гибели должно остаться в памяти человечества навечно.
П: А ты уверен, что оно останется? Кто напечатает его. Кто сохранит?
Ф: Что-нибудь придумаем. Соберем деньги. Напечатаем за свой счет.
П: Кто соберет? Кто напечатает? Для таких свидетельств свободы печати никогда не было и не будет. А тут скоро и за огромные деньги никто на риск не пойдет.
Ф: Ну нельзя же так мрачно смотреть на будущее!
П: Это не мрачность, а трезвость. Книгу я, конечно, напишу. Материалов я накопил достаточно. Полгода работы, и можно в печать пускать. Я тебе пришлю рукопись, а ты уж смотри, что с ней можно будет сделать.
Ф: Будь спокоен, мы с «Мининым» что-нибудь придумаем!