Писателя не удивило и не опечалило то, что его бойкотировали писательские и научные круги, «демократическая» и правительственная пресса, националисты и т.п. Но невнимание со стороны коммунистов его вначале озадачило. Вся его прошлая деятельность по критике коммунизма теперь выглядит скорее как защита его и именно так интерпретируется. Так что дело не в этом. Еще в доперестроечные годы в одной коммунистической газете о нем писали, что его критика коммунизма неприемлема для антикоммунистов и воспринимается ими как скрытая апологетика коммунизма, а его защита коммунизма неприемлема для коммунистов и воспринимается ими как скрытый антикоммунизм. Возможно, нечто подобное имело место и в России. Но теперь, когда коммунисты должны были бы дорожить каждым добрым словом в адрес коммунизма, невнимание к человеку, который первым провозгласил, что коммунистический период был вершиной русской истории, и не уставал подчеркивать это, казалось по меньшей мере странным. Теперь, познакомившись лучше с положением в России и с состоянием коммунистической оппозиции, он понял, что на иное отношение к себе он и не мог рассчитывать. Он был чужим, непонятным и даже опасным для всех тех, кто сегодня по тем или иным причинам считал себя коммунистом и объявлял себя таковым публично.
Его пребывание в Москве приближалось к концу, когда он получил приглашение выступить в «Союзе Новых Коммунистов». Этот «Союз» недавно появился с целью изучения истории коммунистического движения, марксизма-ленинизма и опыта коммунистических стран. Члены «Союза» — в основном молодые люди. О Писателе кое-что слыхали, но сочинений его не читали. Писатель, конечно, согласился.
На встречу пришло человек пятьдесят. Открыл встречу молодой человек, представившийся как секретарь «Союза». Рассказал кратко биографию Писателя, перепутав даты, факты и идеи. Писатель не стал поправлять, дабы не терять время и не вносить ненужную полемичность.
Писатель много лет не испытывал такого волнения, как в этот момент. Может быть вся его жизнь предназначалась именно для него?! Он долго не мог начать речь. К горлу подкатывал ком. Собравшиеся почувствовали это. Наступила мертвая тишина. Как на похоронах, — подумал он. И в первый раз за много лет произнес слово, которое было символом нового общества, а теперь оказалось забытым и осмеянным, как и все то хорошее, что дало людям это общество: «Товарищи!»