Беннигсен, не понимая замысла противника, совершал нервные бессмысленные передвижения, более всего опасаясь окружения. По мотивам, неясным и сегодня, а тем более непонятным тогда, он вдруг решился на генеральное сражение.
Прибыв в Преисиш-Эйлау, Беннигсен приказал занять позицию по другую, восточную, сторону города, с его точки зрения, более удобную, чем ранее намечавшаяся им позиция под Ландсбергом. Здесь он и хотел дать Наполеону генеральное сражение. Силы противников были примерно равными:
французы имели 70 тыс. солдат и офицеров, русские - столько же.
Русские войска располагались вдоль гребня холмов за городом Преисиш-Эйлау. Два последних дня они не получали никакого довольствия. Отряд Барклая, голодный, обескровленный, потерявший две тысячи своих товарищей, промерзший и промокший, получил задание не пропустить французов через город и держаться перед Преисиш-Эйлау с запада.
"По прибытии князя Багратиона с его отрядом к общему составу армии, писал впоследствии Беннигсен, - генералу Барклаю было поручено занять город егерскими полками его отряда и защищать его. После четырех часов дня неприятельская армия показалась перед нашею позицией и стала выстраиваться в боевой порядок, но находилась еще вне наших пушечных выстрелов. Впрочем, один корпус подошел ближе и так сильно атаковал город, что генерал Барклай, видя, что его теснят со всех сторон, принужден был ограничиться занятием садов, окружавших город со стороны расположения нашей армии. Но чтобы неприятель не имел возможности занять днем местность, находящуюся между городом и нашею позициею, я приказал генералу Сомову с девятью батальонами, стоявшими в резерве, взять обратно город, сообщив то же самое приказание генералу Барклаю.
Геперал-майор Сомов повел атаку со стороны кладбища тремя колоннами: левая колонна была на время остановлена неприятелем, но другие две колонны проникли в город, пробились штыками по улицам и, наконец, генерал Сомов со своими девятью батальонами сумел соединиться в городе с отрядом Барклая, который в то же время проник в город с другой стороны и дошел до главной его площади. Оба эти генерала общими усилиями выбили неприятеля из города с довольно значительною потерею убитых, раненых и взятых в плен".
С наступлением сумерек Барклай организовал и возглавил последнюю кавалерийскую атаку. Он попытался выбить французов из церкви и с кладбища, где расположилась ставка Наполеона. По одной из версий, казаки едва не прорвались к ставке императора французов, но были отброшены.
Последовавшее затем сражение при Прейсиш-Эйлау отличалось невиданным упорством. Его участник Депис Давыдов писал в очерке "Воспоминание о сражении при Преисиш-Эйлау": "Черт знает, какие тучи ядер пролетали, гудели, сыпались, прыгали вокруг меня, рыли по всем направлениям сомкнутые громады войск наших, и какие тучи гранат лопались над головою моею и под ногами моими!
То был широкий ураган смерти, вдребезги ломавший и стиравший с лица земли все, что ни попадало под его сокрушительное дыхание, продолжавшееся от полудня 26-го до 11 часов вечера 27-го числа...
Несмотря на все наши усилия удержать место боя, арьергард оттеснен был к городу, занятому войсками Барклая, и ружейный огонь из передних домов и заборов побежал по всему его протяжению нам па подмогу, но тщетно! Неприятель, усиля решительный натиск свой свежими громадами войск, вломился внутрь Эйлау, Сверкнули выстрелы его из-за углов, из окон и с крыш домов; пули посыпались градом и ядра занизали стеснившуюся в улицах пехоту нашу, еще раз ощетинившуюся штыками. Эйлау более и более наполнялся неприятелем. Приходилось уступить ему эти каменные дефилеи, столько для пас необходимые. Уже Барклай пал, жестоко раненный; множество штаб- и обер-офицеров подверглись топ же участи, пли были убиты, и улицы завалились мертвыми телами нашей пехоты" .
Барклай возглавил одну из очередных кавалерийских атак и был ранен пулей в правую руку между локтем и плечом. Потерпи сознание, он упал с коня и был вытащен из-под копыт унтер-офицером Изюмского полка Сергеем Григорьевичем Дудниковым, который и отвез его на перевязочный пункт, где передал адъютанту Михаила Богдановича поручику Бартоломею. Позже за спасение Барклая-де-Толли Дудников был награжден знаком военного ордена Георгия.
Беннигсеп впоследствии так записал в воспоминаниях! "Этот храбрый и славный генерал был принужден покинуть поле сражения и перебраться, к великому сожалению всей армии, в Кенигсберг для излечения своей раны".
Когда Барклай пришел в сознание, он услышал оглушительную артиллерийскую канонаду. Это русская армия начала второй день сражения. Ей ответили французские батареи: продолжалась битва под Прейсиш-Эйлау.
Весь день прошел в артиллерийской дуэли. Было около 26° мороза при сильном ветре. Наполеон ждал Нея и досадовал, что не приказал прибыть к Эйлау Бернадоту. Ней подошел лишь к десяти часам вечера. Казалось, русские победили. "К русским пришли подкрепления, а у нас боевые снаряды почти истощились. Ней не является, а Бернадот далеко: кажется, лучше идти им навстречу", - вспоминал впоследствии французский генерал Жомини.
В это время Беннигсену сообщили, что корпус Ноя появился на его правом фланге. В одиннадцать часов вечера он собрал генералов на совет. Они настаивали на продолжении битвы, но Беннигсен, опасаясь быть окруженным, приказал отступить к Кенигсбергу. В полночь войска начали сниматься с позиций.
Оставив поле сражения, Беннигсен доложил Александру I, что победа осталась за ним. Александр I ответил Беннигсену: "На Вашу долю выпала слава победить того, кто еще никогда не был побежден" и вместе с письмом послал "победителю непобедимого" рескрипт о награждении его орденом Андрея Первозванного и ежегодной пожизненной пенсией в 12 тыс. рублей.
В честь битвы при Прейсиш-Эйлау 31 августа 1807 г. была учреждена и памятная наградная офицерская медаль в виде позолоченного бронзового Георгиевского креста на георгиевской же ленте. На его лицевой стороне была выбита надпись: "За труды и храбрость", а на оборотной стороне - "Победа при Прейсиш-Эйлау 27 янв. 1807 г.".
Несмотря на отход русской армии с поля боя, битва при Прейсиш-Эйлау явилась ее несомненным стратегическим успехом. Потери каждой из сторон составили от трети до половины участвовавших в сражении, что свидетельствует о крайне ожесточенном характере боя. Было ранено 9 русских генералов и 7 французских, в том числе маршал Ожеро. Один французский генерал был убит.
Наполеон стоял под Эйлау восемь дней, а потом тоже отошел, предложив Беннигсену перемирие, на которое русский главнокомандующий не согласился.
В статье Маркса и Энгельса "Беннигсен" содержится следующая оценка сражения при Прейсиш-Эйлау: "В конце января 1807 г. он предпринял наступательный маневр против войск Наполеона, стоявших на зимних квартирах, и чисто случайно избежал ловушки, устроенной ему последним, после чего между ним и противником произошло сражение при Эйлау. Эйлау пал 7 февраля, главное же сражение, которое Беннигсену пришлось принять, чтобы остановить ожесточенное преследование со стороны Наполеона, разыгралось 8 февраля. Стойкость русских войск, прибытие пруссаков под командованием Лестока и медлительность, с которой отдельные французские корпуса прибывали па поле боя, сделали победу сомнительной. Каждая из сторон претендовала на право считаться победительницей, по как бы то ни было, по словам самого Наполеона, битва при Эйлау была самым кровопролитным из всех его сражений". Маркс и Энгельс оставили и статью, посвященную М. Б. Барклаю-де-Толли. Их оценка деятельности Барклая представляет для нас немалый интерес. "Его военная слава, - писали Маркс и Энгельс, - берет свое начало с 1807 г., когда во главе русского авангарда он с величайшей доблестью защищал Прейсиш-Эйлау, оказывая длительное сопротивление на улицах, в церкви и на кладбище этого города".
Под Пултуском, Гофом и Эйлау зародилось боевое содружество Барклая с Багратионом, Дохтуровым, Тучковым - будущими военачальниками и героями Отечественной войны 1812 г. Здесь же он столкнулся и со своими грядущими противниками - маршалами Даву и Ланном, их генералами, офицерами и солдатами.
Под Эйлау Барклай убедился в том, что Наполеон может быть остановлен, и в борьбе с ним нет никакой фатальной предрасположенности в его пользу.
Барклая перевезли в Мемель (ныне город Клайпеда Литовской ССР), где было не так много раненых, как в Кенигсберге. Жена Барклая Елена Августа с приемной дочерью Каролиной тотчас же выехала в Мемель. По существовавшей тогда традиции солдаты, унтер-офицеры, а иногда и обер-офицеры, если у них не было свободных денег, лечились от ран в военных лазаретах. Штаб-офицеры и генералы лежали на частных квартирах в более комфортных и спокойных условиях.
Барклая поместили на частную квартиру, где вместе с ним жили приехавшие к нему жена и приемная дочь. Лишенный возможности активно действовать, лежа в чистой и удобной постели, Барклай чаще всего думал о том, как развернутся события далее, искал ответа на вопрос: "Что делать, если Наполеон когда-нибудь вторгнется в Россию?"
Эта мысль не давала ему покоя, заглушала испытываемые им физические страдания. Опытный сорокапятилетний генерал понимал, какую угрозу представляют французские войска, стоящие в ста верстах от русской границы. Барклай знал, что у России недостанет сил и средств, чтобы задержать или отбросить их, если они начнут поход на его родину.
После длительных размышлений, не сразу, Барклай пришел к выводу, что Наполеон может потерпеть поражение только тогда, когда удастся если не навязать ему свою воли", то хотя бы противопоставить стратегии и тактике Наполеона нетрадиционные решения.
Предварительные первые самые общие контуры стратегического плана противостояния Наполеону Барклай изложил в беседах с навещавшим его видным прусским чиновником, будущим историком Бартольдом Георгом Нибуром, занимавшим в то время должность финансового советника при премьер-министре Пруссии Гарденберге.
Прусский король и его семья жили в Мемеле. Пруссаки были союзниками русских, и у Барклая не было оснований скрывать от Нибура свои соображения, будоражившие его мозг. Об этих беседах стало известно из воспоминаний главного интенданта французской армии генерала Матье Дюма.
"В случае вторжения его (Наполеона. - Прим. авт.) в Россию следует искусным отступлением заставить неприятеля удалиться от операционного базиса, утомить его мелкими предприятиями и завлечь вовнутрь страны, а затем с сохраненными войсками и помощью климата подготовить ему, хотя бы за Москвою, новую Полтаву".
Эта идея легла затем в основание стратегической концепции первого периода войны 1812 г., которую неотступно проводил Барклай. Однако от возникновения концепции до ее реализации пройдут целых пять лет, произойдут события, утвердившие Барклая в правильности его военно-тсоретических изысканий.
А между тем в феврале - марте 1807 г. Александр I считал одной из главнейших внешнеполитических задач всемерное укрепление союза с Пруссией. 27 марта Александр известил Беннигсена о своем выезде в действующую армию и о намерении вести в Мемеле переговоры с Фридрихом Вильгельмом III.
1 апреля Фридрих Вильгельм встретил русского императора в пограничном местечке Поланген, и на следующий день оба они приехали в Мемель. 4 апреля монархи провели смотр прибывшей из Петербурга гвардии. При этом Александр поклялся в неизменной верности Фридриху Вильгельму III, воскликнув со слезами на глазах: "Не правда ли, никто из нас двух не падет один? Или оба вместе, или ни тот, ни другой!"
Александр и Фридрих Вильгельм решили проследовать в деревню Бартенштайн, где находилась главная квартира Беннигсена. По пути Александр I заехал в Мемель и 6-7 апреля находился там. Здесь он узнал, что Барклай находится в Мемеле и что состояние его здоровья оставляет желать лучшего.
Дело в том, что хирург-немец, которому показали раненого Барклая, предложил произвести ампутацию руки, а личный врач генерала А. В. Баталии настаивал на операции, но ни в коем случае не ампутации. Время шло, а ни то ни другое не делалось. Узнав об этом, Александр послал к Барклаю своего личного врача лейб-медика Джеймса Виллие.
Виллие вынул из раны 32 мелкие косточки. Ему ассистировала тринадцатилетняя Каролина, воспитанница Михаила Богдановича, так как в момент визита Виллпе дома не оказалось более никого. Барклай не проронил ни звука.
После операции к Барклаю пришел Баталии, и в то время когда он сидел у постели Михаила Богдановича, раненого навестил Александр I.
До этого Барклай всего дважды видел Александра I, но никогда не разговаривал с ним. Едва ли визит царя был простым актом вежливости. Александру нужны были помощники, приданные, с незаурядными способностями, и он их искал.
Барклай отвечал этим требованиям, он был честен, смел, прямодушен и обладал широкими познаниями в военном дело. Александра при встрече с Барклаем могли интересовать как его личные впечатления о минувшей кампании, так и его воззрения на самое существо и формы ведения войны о Наполеоном. Присутствовавший при встрече Барклая с царем Баталин называет лишь одну тему, затронутую в разговоре. Александра интересовало подробное описание хода сражения при Прейсиш-Эйлау и анализ всего там происшедшего. Баталин не упоминает о том, высказывал ли Барклаи царю хотя бы самые общие, самые предварительные соображения о возможных новых стратегических принципах в борьбе с Наполеоном. Царь интересовался, не нужна ли Барклаю материальная помощь, на что последний ответил, что ни в чем не нуждается. На самом же деле Барклаю при отъезде из Мемеля нечем было расплатиться за квартиру, и он ждал от своего двоюродного брата - бургомистра Риги - денежного перевода. После ухода царя жена тут же стала пенять Михаилу Богдановичу, "зачем он не признался в своем бедственном материальном положении".
А положение Барклая и впрямь было незавидным. Не имея крепостных, усадьбы и земли, он жил лишь на жалованье, которое при его большой семье оказывалось недостаточным. Еще в 1801 г. Барклаю царем была обещана аренда земли за государственный счет, но вопрос этот долго не решался. В 1802 г. лифляндский военный губернатор писал, что Барклай-де-Толли до сих пор не пользуется арендой и "но неимуществу своему даже детей своих воспитать, как должно, не в состоянии ".
В июне 1803 г. Барклай просил о воспомоществовании. "Никогда не стал бы утруждать и просить милости монарха, - писал Барклай, - коли совершенное мое неимущество меня к тому не принуждало. Не имея никакого собственного имения, не могу я достичь желаемой цели - воспитание малолетних моих детей, и сверх того, чувствуя от понесенных в войне трудов приближение старости моей, беспокоит меня то жалостное состояние, в котором я, может статься, и скорости должен буду оставить жену и детей моих".
После визита царя к Барклаю дела его переменились к лучшему. То ли Александр вспомнил о прошении Барклая, то ли выяснил у своих чиновников, каково подлинное состояние генерала, отказавшегося от всякой помощи, но в тот же самый день Барклай получил звание генерал-лейтенанта и был награжден сразу двумя орденами - Анны I класса и Владимира 2-й степени.
Орден Анны I класса - темно-красный крест из "рубинового" стекла с девизом "Любящим справедливость, благочестие и веру" - вручался вместе с серебряно" звездой и красной лентой с желтой каймой.
Орден Владимира представлял собой золотой крест на шею, и к нему давалась еще серебряная звезда с девизом "Польза, честь и слава". Тогда же любимый полк Михаила Богдановича - 3-й егерский был награжден серебряными трубами. Именно после этого визита карьера Барклая стремительно пошла вверх. Царь надолго сохранил к нему свое расположение, назначив его через три года военным министром.
Однако сразу же вернуться в строй Барклай не мог: раны на руке зажили лишь через год и рука частично лишилась подвижности до конца его дней. Из-за этого изменился и почерк Барклая, сделавшись крупным и неразборчивым.
Пока Барклай лечился в Мемеле, французы и русские на четыре месяца разошлись по зимним квартирам, прекратив военные действия.
17 апреля император и король прибыли в Бартепштайн, в главную квартиру Беннигсена. Пока Александр и Фридрих Вильгельм осматривали войска, министры иностранных дел России и Пруссии бароны Будберг и Гардепбсрг готовили текст предстоящей конвенции.
26 апреля в Бартенштайне была подписана русско-прусская конвенция о союзе, в статье 4 которой Александр I обязался употребить все усилия, чтобы не только восстановить власть прусского короля в областях, занятых французами, но и обеспечить Пруссии территориальные прибавления при заключении мира с Францией. После расставания Александр поехал в Тильзит, Фридрих Вильгельм - в Кенигсберг.
В конце апреля Барклай был назначен командиром 6-й дивизии вместо умершего генерала Седморацкого, и Александр I написал Михаилу Богдановичу: "Я уверен, что сие назначение примете Вы новым знаком моей к Вам доверенности ".
Весной 1807 г. Наполеон начал наступление в Восточной Пруссии. 10 июня произошло сражение под Хайльсбергом, которое русские хотя и выиграли, но исход его никак не мог отразиться на общем положении сторон.