Дима остановился, будто подбирая более точные выражения. Его брови были насуплены, на щеках запали резкие складки, которых Володя прежде не замечал. Это было лицо неизвестного мальчику человека: может быть, какого-то Миши или Олега?
- Ну, дальше... Придем мы с тобой к самому закрытию. Во всяком случае перед закрытием мы должны быть в нашем зале. В это время посетителей здесь почти нет - ну, один, два, от силы. Сейчас к тому же не сезон. Так вот, ты стоишь у камина в нашем зале, а я - в соседнем, где сидит старушка-смотрительница. Они в Эрмитаже, обыкновенно, тетери глухие, но страшно любят рассказывать. Эрудицию свою показывают - экскурсоводов же слушают, а как же! Так вот, старушку я беру на себя и в течение двух-трех минут её отвлекаю вопросами. И вот - будь внимателен - наступает твой звездный час, вернее, минута. Ты, видя, что рядом с тобой нет никого, залезаешь в камин - ты его прекрасно помнишь, а вот его чертеж. - И Дима, резко перевернув лист блокнота, открыл другой. Здесь на самом деле был изображен разрез камина, и Володя приник к нему взглядом.
- Смотри, расстояние между решетчатым экраном и верхним мраморным обрезом вполне достаточно для того, чтобы ты пролез. Но, если ты будешь сидеть внизу, от тебя обязательно заметят. Так вот, словно на наше счастье, в камине этом, давно угасшем, - Дима усмехнулся, - проходят две трубы - то ли водопроводные, то ли центрального отопления. Они холодные, я проверял. И как только ты юркнешь в камин, то ухватись за них точно таким манером, как ты сегодня висел на брусьях, - только локти и пятки, носки вовнутрь. Висеть ты должен строго параллельно уровню земли, и места для тебя там хватит как по длине, так и по высоте - я все проверил и прикинул. Даже если кто-нибудь ненароком или специально заглянет в камин, то тебя там не увидят: ты - под его верхней частью. Уверен, что никто заглядывать и не станет. Настолько любому стражу такое место покажется непригодным для укрытия.
- Ну и долго мне там висеть? - угрюмо спросил Володя, уже страшась того, что долго на трубах он продержаться не сможет.
- Не больше получаса. От силы - сорок минут. Пройдет милицейский пост, закроет обе двери - все это ты услышишь, - тогда и спускайся вниз, располагайся с комфортом. Через часик можешь вылезти вообще и даже сесть на стул - там есть, у стеночки. Только смотри, не топай громко, да и вообще старайся быть невидимым со стороны набережной. Все понял?
- Да, пожалуй, - кивнул Володя, хотя он понял все лишь в теории, совсем ещё не представляя себя влезающим в эрмитажный мраморный камин.
- Эх, совсем забыл! - досадливо воскликнул Дима. - Тебе ещё фонарик нужен. Я дам тебе отличный электрический фонарь, японский. Он не больше пальца по размерам, много места не займет. Так вот, ночью ты при помощи фонарика работать будешь, только предельно осторожно, чтобы его свет был невидим с улицы. Впрочем, фонарик действует узконаправленным лучом, который посторонними издалека почти неуловим.
- Понятно, что делать дальше? - поторопил "наставника" Володя. Ему не терпелось поскорей узнать о главной части предприятия.
- А вот что, - не желая торопиться, промолвил Дима и полез за сигаретами в свою необъятную сумку. Закурил. Потом откинул следующий листок блокнота и показал Володе другой рисунок. - Здесь я изобразил обратную сторону полотна. Смотри, вот подрамник с холстом. Он вставляется в раму и закрепляется этими деревянными шпингалетами-вертушками. Но ты их вертеть не спеши. Вначале нужно отсоединить сигнализацию - вот это датчик. Он столь примитивный, что справиться с ним младенец может. Главное - не разъединить обеих половинок. Начнешь с того, что отклеишь ленту, которой датчик приклеен к подрамнику. Действуй осторожно, чуть отклонив картину от стены. Снял датчик и дай ему повиснуть на проводах, и тут же снимай картину со стены. Это просто: вот я нарисовал кольцо и крюк - одно движение. Итак, поставил картину на пол, прислонил к стене и сразу верти шпингалеты, что подрамник держат. Если подрамник из рамы не пойдет, чуть подцепи отверткой. Вынул "Иеронима" - отставь в сторонку...
- Что же, рама пустой останется? - тихо спросил Володя.
- Зачем пустой?! - осклабился широкой улыбкой Дима. - Мы им нашего "Иеронима" поставим - он, может быть, даже краше настоящего. Копия отличным мастером написана, артистом!
- Где же мне взять копию вашего... артиста?
- А ты её с собой принесешь, в куртке, на спине! - сказал Дима тоном, каким обычно убеждают младенцев или дурачков. - Неужели я не говорил?
- Нет, не говорил, - уверенно помотал головой Володя. - Ты про плоскогубцы говорил, про бутерброд, про полиэтиленовый пакет... Кстати, пакет-то зачем?
Дима шаловливо подмигнул:
- А то сам не догадываешься! Ты же, как космонавт, в автономке. А ну как пи-пи захочешь или ещё чего. Вот и положишь свое добро в пакет да резиночкой завяжешь! Не в вазу же севрского фарфора тебе ходить, а?
- Все понятно... - смутился Володя. - Ладно, дальше говори.
- А дальше - просто! Вставляешь нашего "Иеронима" на место, в раму, шпингалетики поворачиваешь, картину вешаешь на крюк и осторожненько - упаси Бог трясти! - приклеиваешь датчик к подрамнику. Работа сделана! Не забудь собрать все инструменты, - ни единой нитки, стружки, гайки - это все улики! - а также настоящего "Иеронима", и прячь все это в куртку-мешок. Потом садись на стул и с чувством выполненного долга жди восхода солнца! Но смотри, Володька, - если заснешь, то и себя, и меня погубишь. Ни в коем случае не спи! Щипай себя, ходи из угла в угол, стой - но только не спи! Это наша смерть!
- Когда же мне снова в камин залезть надо? - серьезно спросил Володя.
- В десять утра полезай в камин, но не на трубы - рано! Как только услышишь, что отпирают двери, ты примешь исходное положение, и висеть тебе придется тоже с полчаса, не больше. Я первым прибегу в твой зал и снова с бабкой заговорю, а ты, едва услышишь мой голос, из камина вылезай и смотри, разинув рот, на картины - будто ты один из первых ценителей прекрасного, едва дождался открытия музея, жить без шедевров не можешь. Понял? Мой голос тебе знаком будет, что рядом нет никого. А потом, не подходя ко мне, тихонько-тихонько, от зала к залу спускайся вниз и дуй на выход. Встретимся с тобой в том скверике, у фонтана. Вопросы есть?
Володя молчал. Он не мог переварить всего, что было рассказано ему за четверть часа. Он почему-то не ожидал того, что предприятие будет столь сложным и опасным. Да, мальчику очень хотелось заработать полтора миллиона, но риск был таким большим, что эти деньги уже не казались ему достаточным возмещением усилий. Однако разве мог он отказаться?
- Если нет вопросов, - затушил окурок Дима, - поспрашиваю я. Ну-ка, начни сначала и перескажи по порядку все свои действия.
И Володя стал рассказывать, нарочно путаясь, точно забыл детали, наивно полагая, что Дима, увидев его бестолковость, откажется от такого ненадежного компаньона. Но Дима слушал терпеливо, кивал, подчас осторожно поправляя мальчика, и в целом остался им доволен.
- Вот тебе три моих эскиза, - вырвал "наставник" из блокнота "наглядные пособия". - Наедине с самим собой постарайся пройти весь свой путь от начала до конца. Вживись в дело. Каждый день приходи в "Аякс". Виси на брусьях не меньше сорока минут. Тренер - я ему сказал - покачает с тобой пресс, голени и плечевые мышцы. Слушайся его во всем - он мне доложит. После занятий - сауна и чай с бутербродами. Все это тебе дадут. Встретимся через пару дней, я позвоню. Сейчас я эту куртку заберу с собой, чтобы оборудовать её, как следует. Домой пойдешь в своей. Спи полноценно. Не обжирайся, не ешь мороженого - скоро ты им объешься. И, конечно, о деле никому ни Боже мой! Я пугать не стану, но скажу: тех, кто предает, я не прощаю. Сболтнешь, так за меня найдется кому с тобой разделаться. Ответишь и за палаш, и за "Иеронима" по двойной цене. Ты это хорошенько уяснил? Я же со своей стороны обещаю: как только картину передадим заказчику, с тобой рассчитаюсь, рублями или долларами, как тебе угодно. Уверен, что у тебя получится. Ты - умный и смелый. Ты - это я в уменьшенном размере. Возможно, ты когда-нибудь перерастешь меня...
Когда они вышли из бара, собираясь пройти в сауну, навстречу им попался увалень Аякс, который снова грязно заулыбался и заботливо сказал:
- Ну как, хорошо посидели? Ну, молодцы! А теперь в баньку сходите!
- Сходим, сходим, не беспокойся, - миролюбиво откликнулся Дима, но Володя увидел, как жестоко и хищно дернулся краешек его рта.
- Сволочь! Свинья! - яростно сказал Дима в сауне. - Ладно, пусть думает, что хочет, - нам пока это на руку. Но сделаем дело, так отпишем на его харе красными чернилами! Припомню я ему ухмылки эти! - Но через полминуты Дима являл собой совсем другого человека - шутил и улыбался, что дало Володе повод удивиться тому, как умел этот молодой мужчина перевоплощаться, то ли обладая способностью брать себя в руки, то ли имея в запасе кучу масок, одеваемых и сбрасываемых по мере надобности, по обстоятельствам. И Володя признал эту способность Димы как достойную зависти и дал себе слово научиться быть тоже очень разным, в соответствии с удобствами минуты.
А в сауне они отлично посидели, а после даже окунулись в небольшом, но довольно глубоком бассейне с прозрачной прохладной водой. Из "Аякса" Володя уходил совсем другим человеком, точно прежней у него осталась лишь наружность, а всю серединку вынули и заменили чем-то другим, но уж, конечно, более совершенным и более взрослым. Жаль, что не удалось надеть новую куртку, - Дима уносил её к себе, чтобы пришить на спину со стороны подкладки большой карман для "джентльменских" принадлежностей.
ГЛАВА 6
ДОЛГАЯ, ДОЛГАЯ НОЧЬ
Да, конечно, как не отдалился в последнее время Володя от своего отца, но ещё было не поздно кинуться к нему, все рассказать, попросить совета, помощи, защиты в конце концов. Еще не поздно было пойти к тому самому следователю, что наградил Володю в лагере за помощь в поимке беглых зэков. И когда мальчик, заглядывая в себя, пытался угадать, что все же не позволяет ему в эти последние дни перед похищением обратиться за помощью к отцу или в милицию, являлся один ответ - было бы стыдно стать предателем Димы, именно Димы. Как странно, но этот человек точно оплел его какой-то невидимой паутиной, разорвать которую Володя, понятно, мог, но почему-то... не хотел.
С каждым днем Володя становился более уверенным в успехе предприятия, в том, что ему удастся похитить "Иеронима", а ещё в том - что похищение это не принесет его совести ни волнений, ни забот.
Во-первых, Дима "подготовил" куртку, имевшую не один лишь большой карман на спине - широкий, для картины, - но и небольшие отделения под инструменты - плоскогубцы, фонарик, отвертку, маленький нож и кусачки. Все - прекрасного качества, импортного производства.
- С таким снаряжением, братишка, - усмехался Дима, надевая куртку на Володю, - не то что в наш Эрмитаж, но и в музей Метрополитен прогуляться можно.
Во-вторых, Дима наконец принес и показал Володе поддельного "Иеронима", и мальчик просто ахнул: на самом деле копия была ничуть не хуже самого шедевра. Живописцу удалось передать не просто малейшие нюансы в технике, но и сделать крошечные трещинки в красочном слое, тончайшие, как паутинка. Подрамник тоже выглядел очень старым, и в целом картине с виду можно было дать все пятьсот лет.
- Ну как?! - радовался Дима, замечая восхищение на лице своего молодого друга. - Да, полна земля русская мастерами, только отечество наше не ценит таких. Зато мы-то, молодые силы государства, ещё как ценим и хорошо, заметь, их труд оплачиваем. Вот и посуди, будет такой "Иероним" висеть в своей родной рамочке, так ведь, возможно, только через двести лет смекнут, что это копия. А если и смекнут, так назад и повесят, чтобы лишнего шуму не поднимать. А зачем шуметь? Висит себе тихо и пусть висит. Граждане посетители смотрят, радуются, а что ещё надо? А вполне возможно, что наш "Иероним" так будет висеть до Страшного Суда, и ни единый, даже самый прожженный музейный червь не догадается, что это - подделка.
Володя, правда, позволил себе усомниться:
- А почему же тогда вы эту подделку заказчику вашему не отдадите. Пусть себе любуется...
Физиономия Димы приняла кислое выражение - такое обычно появляется у тех, кто случайно разжевал что-то несвежее.
- Да, я понимаю твою озабоченность. Но, знаешь, есть люди, которые страшно любят именно подлинники, пусть даже потускневшие, с осыпавшейся краской, с покоробленным холстом. Это своего рода болезнь, и вот одного такого... больного мы с тобой и вылечим. Это очень богатый больной и способен славно отблагодарить своих врачевателей. Ну так вылечим?
- Ладно, вылечим, пожалуй, - согласился Володя, которого вид отличной копии совершенно успокоил. "А и пусть себе в Эрмитаже повисит, - подумал мальчик про себя. - Этим дурням наплевать, что там - подлинник или подделка. Копия к тому же мне даже больше нравится".
Все эти разговоры Дима и Володя вели все в том же баре спортклуба "Аякс", где мальчик ежедневно занимался. Через пару посещений он мог висеть на брусьях совершенно параллельно полу чуть ли не целый час, и это сильно вдохновило Володю, вложив в его сердце полную уверенность в то, что в камине он с легкостью сумеет продержаться на трубах. И Дима одобрил его достижения, сказав, что иного от него не ожидал.
А как-то наставник притащил в "Аякс" сигнальный датчик, точь-в-точь такой, какой стоял на подрамнике картины, и, передав его Володе, велел хорошенько изучить "достижение советской электронной мысли". Володя взял устройство и дома быстро его освоил, научившись отделять от шкафа, не разъединяя обеих половинок. После чего он сам себе сказал: "Ну, пожалуй, теперь я совсем готов..."
Во вторник, в день, намеченный для операции, которую Володя именовал "Святой Иероним", после школы, посещавшейся мальчиком, однако, регулярно, прямо на улице его догнали. Кто-то тронул Володю за плечо, и, обернувшись, он увидел маму. Володя не видел матери уже около двух месяцев, и она показалась ему худой и бледной, совершенно лишенной счастливого облика, присущего людям, нашедшим наконец то, что искали. Но со всем этим Володе бросились в глаза и золотые серьги, которых он прежде у мамы не видел, и эти серьги тут же в сознании мальчика точно зажгли пожар негодования или даже ненависти. "Ради этого, ради этого! - смотрел на серьги ослепленный их блеском мальчик, готовый разрыдаться. - Папка ведь не мог..."
- Володя, ну постой, - с мягкой настойчивостью беря сына за плечи, сказала мама. - Чего ты? Разве не соскучился?
- Нет, ни чуть-чуть! - упрямо сказал Володя.
- А вот я скучала...
- Жила бы с нами, так не веселей бы было.