- Что ты здесь делал, щенок?! - с яростным гневом спросил он, и Володя понял по его глазам, что Дима (а значит, и Паук) подозревает его в чем-то.
- Ничего здесь не делал ваш паучий сын! - с дерзкой ухмылкой крикнул в ответ Браш. - Я двери не открывал ему! Шляются здесь всякие паучьи дети! Все, больше меня не беспокойте! Браш спать ложится!
И хлопнул дверью прямо за спиной вышедшего на площадку Володи.
ГЛАВА 10
ТАИНСТВЕННЫЙ ПОРТРЕТ И КОМНАТНЫЕ ТУФЛИ
"Все идет по плану, идет по плану! - лихорадочно обдумывал свое положение Володя, сидя в теплом салоне автомобиля, которым правил невозмутимый Аякс. - Послезавтра у меня будет своя копия "Иеронима", значит, мне будет что отдать Диме и Пауку, если они насядут на меня и потребуют вернуть им ту копию, которая, как я сказал, осталась в эрмитажном камине. Но если они не попросят меня вернуть её, то я воспользуюсь этой картиной по-другому - попробую её пихнуть тому, кто заказывал похищение. Разве "заказчик" заподозрит во мне такого вот пройдоху? Нет, я постараюсь убедить его, что подлинник на самом деле остался у меня, а после обменяюсь с ним в каком-нибудь укромном месте: я ему отдам подделку, а он мне деньги. Тридцать-сорок тысяч долларов меня вполне устроят, потому что у меня останется ещё и настоящий "Святой Иероним", и для него я подыщу покупателя солидного, не то что эта шантрапа. И ещё сто тысяч баксов будут в моем кармане! Ну, тогда посмотрим, с кем будет моя мама: с тем интеллигентным барином или с папкой, простягой-кузнецом! Деньги-то, они ведь не пахнут, и никто не станет спрашивать откуда я их достал. - Вдруг Володя припомнил слова Браша о том, что такие, как он, станут фундаментом будущей России, и подумал о себе не без гордости: "Конечно, художник Браш, вы не соврали. Именно такие и станут!"
И мысли о будущем депутатстве, о высокой государственной карьере снова полезли в голову Володи.
Они ехали долго. Городской транспорт уже почти не ходил, прохожие не попадались, и огни в окнах почти везде погасли.
Две машины мчались куда-то на окраину города, где Володя никогда не был или, по крайней мере, не мог узнать района. Остановились возле блочной девятиэтажки, не спеша вышли из автомобилей. Дима и Паук о чем-то коротко переговорили, и Володя по тону отдельных долетавших до него реплик догадался, что и старик, и молодой мужчина чрезвычайно взволнованы и ещё не знают, как им действовать наверняка. Было видно только, что Дима настаивал на мерах крутых. "Сразу мочить!" - услышал мальчик, но Паук, напротив, хотел действовать осмотрительно и мягко: "Сынок, охолонись! Вначале потолкуем с ним..." - долетело до ушей Володи, и тут его позвали, позвал Паук, и мальчик на одеревенелых от долгой неподвижности ногах подошел к предводителю, рядом с которым уже стояли его телохранители, Аякс и Дима.
- Значит, - сказал Паук сквозь зубы, - начинается, ребятки, ответственный этап работы. Вначале приготовим маски, потому что мы с Белорусом общаемся друг с другом только, фигурально выражаясь, опустив забрала. Он не хочет, чтобы кто-то видел его рожу, а я не желаю, чтоб видели мою и ваши. Кто знает, кто он, этот Белорус, - может, в ментовской служит и у него там запись на видео ведется. Вот маски. Наденете, как только войдем в подъезд.
И Паук дал каждому по тонкой маске, сделанной, наверно, из черных капроновых чулок. Володя тоже взял маску, и его сердце заколошматилось, как движок автомобиля, - до того ему понравилась идея "работать" с опущенным забралом. Потом Паук подошел к переговорному устройству, укрепленному рядом с парадной, набрал номер, и Володя тут же его запомнил - сто семьдесят четыре. В динамике устройства раздался скрип, потом - треск, и чей-то голос произнес короткое: "Кто?"
- Аспид, - лаконично произнес Паук, говоря, подумалось Володе, пароль или называя свое имя.
- Проходите, - тут же откликнулся электронный голос и щелкнул замок, отворяющий дверь.
Вся компания прошла на лестницу, довольно чистую - не такую, как в доме Браша, куда, наверно, забегали по нужде все, кто слонялся по Владимирке. К лифту поднялись, и там по знаку Паука стали натягивать капроновые маски, и Володя от волнения поначалу сплоховал, попытавшись надеть свою маску на голову, не снимая шапки, и Дима, заметив это, тихо сказал: "Пенёк!" - и постучал пальцем по своей голове.
Скоро вся компания была похожа на вылитых африканцев: наружу выглядывали только губы каждого и виднелись сверкающие на фоне черного капрона глаза, носы же были расплюснуты, потому что маски были тесноваты. Однако Володе смотреть на своих собратьев по делу было совсем не смешно, скорее жутко, так как мало того, что эти люди не обладали настоящими именами, они теперь распрощались и со своими лицами, точно злой колдун превратил их в ужасных оборотней или выходцев с того света. Но Дима решил схохмить:
- Нам бы сейчас не к Белорусу, а прямым ходом к ювелирке...
- Ладно, не треплись! - строго и властно одернул его Паук, и Дима тут же умолк, осознав неуместность своей шутки.
На лифте поднялись на четвертый этаж, Паук решительно направился в угол лестничной площадки и, потянув за ручку одной из дверей, тут же распахнул её, заранее, как видно, открытую. Все по одному зашли в квартиру, и Володя оказался в просторной прихожей, нарядной, даже богатой, со сверкающим хрустальным бра, яркой модерновой картиной большого формата и в белой раме, с огромным зеркалом, оправленным в позолоченную бронзу.
- Все пришли? - услышал Володя чей-то вопрос, заданный строгим тоном негостеприимного хозяина, и мальчик увидел мужчину в полумаске, стоявшего в прихожей со скрещенными на груди руками. Красивые вьющиеся волосы хозяина ниспадали прямо на черное сукно его маски, и вид хозяина в общем был довольно романтичен, будто и не сам барыга-скупщик краденого стоял перед Володей, а герой Александра Дюма, этакий Монте-Кристо.
- Да, все, - отвечал Паук, двигая своими африканскими губами. - С вами уединятся трое: я, этот и этот. - И Паук указал на Диму и Володю. Остальным где прикажете побыть?
- А зачем вы их всех с собой привели? - насмешливо спросил хозяин. Боялись, что ли? Так взяли бы с собой ещё и взвод омоновцев - надежней было б.
Хоть лицо Паука и закрывала маска, Володя отчего-то почувствовал, что тот обиделся.
- А я знаю, с кем мне к вам в гости ходить, не учите! - дрожащим от злобы голосом отпарировал он. - Если б доверие оправдывали, то я бы и один к вам в гости пришел! Куда идти?
Хозяин, который, как думал Володя, и был тем, кого Паук называл Белорусом, молча показал на дверь и сказал потом:
- А охрана ваша пусть на кухне побудет, - и добавил: - Только ничего, ничего там не трогать, а то после недавнего вашего прихода банка кофе бразильского исчезла!
- Не беспокойтесь, - с мрачной насмешкой в голосе сказал Паук, - я возмещу вам все убытки.
Володя вслед за Белорусом, Пауком и Димой прошел в гостиную, и мальчик просто ахнул - до того здесь было красиво, даже шикарно! Мебель, ковры, картины были не модными поделками для богатых тупиц, а представляли собой дивную коллекцию едва ли не музейных предметов, достойных того, чтобы украшать интерьеры Эрмитажа. Но ни Паука, ни Диму не интересовала богатая обстановка гостиной - они с наглой развязностью плюхнулись в низкие кресла, а Белорус, который, как видно, уже готовился ко сну и на нем был красивый халат, расшитый драконами, опустился в кресло напротив.
- Ну, - спросил хозяин, поблескивая глазами из-под вырезов черной маски, - вы принесли картину?
Паук иронически покачал своей черной капроновой головой:
- Картину? А разве она ещё не у вас?
- Не понимаю, - строго заметил Белорус, - как это у меня? Что вы такое мелете? Разве не вы мне должны были принести картину?
Паук, заметил Володя, так и подскочил на кресле, взвизгнув:
- Парень, я тебе сейчас прокручу лишнюю дырку в башке, если не скажешь, где "Иероним"! Давай, ворочай языком, я шуток не люблю!
И Володя, примостившийся на стуле за спиной Паука, увидел, что старик направляет на сидящего Белоруса ствол пистолета с навинченным глушителем. Дима тоже принял довольно воинственную позу, встав с кресла и запустив руку за пазуху, и Володя ждал, что и он сию секунду выхватит из кармана пистолет не менее устрашающих размеров, чем у Паука. В общем, вся сцена была точь-в-точь как в кинобоевике, и мальчик даже закрыл от страха глаза, не желая видеть того, как Белорус, продырявленный пулями, повалится, истекая кровью, на свой прекрасный густой ковер. Одного лишь Белоруса, видно, угрозы вооруженного Паука оставили совершенно равнодушным. Со спокойной, небрежной холодностью он сказал почти презрительно:
- Да бросьте вы кривляться, Аспид, - не мальчик же. Ну с чего вы взяли, что у меня должна быть картина? Напротив, я вас должен спросить: где полотно? Оно что, все ещё на прежнем месте? Если да, то зачем беспокоить меня дурацкими вопросами? Знаете ли, уже половина второго и я собирался спать...
- По вашему виду не скажешь, что вы спать собирались, - ухмыльнулся Паук, пряча пистолет и смягчаясь. - А пришел я к вам с таким вопросом потому, что сегодня ночью в известном месте ваши люди сняли картину, повесив вместо неё копию. Если вы не скажете, где сейчас "Святой Иероним", я вам обещаю: житья вам на белом свете осталось, - Паук взглянул на часы, ещё минут так двадцать пять.
Белорус, похоже, понял, что угроза Паука может быть приведенной в реальность и занервничал.
- Какие люди?! - закричал он. - Куда приходили? Откуда вы про это знаете?! Если вы обо всем об этом осведомлены, то почему же вы ко мне пришли, а не к этим людям?!
В разговор вмешался Дима:
- Дед, разреши-ка, я сам ему все объясню, доходчиво!
- Валяй, - великодушно разрешил Паук, - только пока объясни ему словами, а если не поймет...
- Поймет, поймет! - с радостью палача, которому уже надоело слушать чтение длинного приговора и хочется побыстрей прикончить жертву, воскликнул Дима и принялся рассказывать о том, как их человек, согласно взаимно разработанному плану, находился ночью там, где висит "Святой Иероним", но картину снять не мог, потому что явились какие-то люди и унесли полотно прежде, чем это сделал их "агент". И Дима, дабы подтвердить справедливость своих слов, указал на Володю, скрюченного и жалкого: - Вот наш агент, который видел из укрытия тех, кто спер картину!
- И вы доверяете этому молокососу?! - прокричал Белорус визгливо, и вдруг Володя в этом некрасивом, бабьем крике услышал знакомые интонации. Казалось, он прежде уже встречался с этим человеком, но при каких обстоятельствах это было, мальчик вспомнить не мог. - Даже пусть кто-то вас опередил, но я-то здесь при чем?! Зачем мне перепоручать дело другим, если я с вами договорился? Мне что, разве выгодно расширять круг людей, посвященных в наши планы?! Вы меня за сумасшедшего считаете, да?! - почти прокричал Белорус, ударив себя ладонью по лбу.
- А вы просто делиться с нами не хотите, вот почему, - язвительно вставил Паук. - Вы просто переиграли, других нашли, подешевле, вот и заказали новую копию! Ведь мы только что от Браша, и он сказал нам, что вы тоже получили от него копию "Иеронима", и даже цену нам назвал - пятнадцать тысяч деревянных! И вам не стыдно высокое искусство так дешево оценивать? Сразу видно, что человек вы жадный, а такие, батенька, на все готовы, им старые договоры - чепуха. Вот вы и решили действовать через мильтонов музейных, и все прекрасно получилось. Если б не совпало так, что наш агент случайно явился на дело в одну ночь с вашими людьми, то получили бы картинку и мигом с ней свалили. Так что, дружочек наш, картиночку верните, не то, - и голос Паука перешел в зловещий шепот, - я вам такое удовольствие устрою, от которого сам долготерпеливый святой Иероним на стену бы полез, а то и от Христа бы Бога отказался!
Но хозяин дивной гостиной был неумолим - стоял себе на своем - и точка:
- А я вам говорю, что нет у меня "Иеронима"! Да, я заказал у Браша копию картины, но откуда вам известно, что я её отдал каким-то там мильтонам? Извините! Я её вручил в подарок одной особе, на память, так сказать!
Дима зло усмехнулся:
- Какое совпадение! "Иеронима", да в подарок! Чего ж вы в подарок "Леду с лебедем" не вручили или "Сикстинскую мадонну"?
- А мне, представьте себе, именно "Иеронима" захотелось подарить, вам-то что? - огрызался Белорус, а Володя не переставал приглядываться к фигуре, к жестам Белоруса, к интонациям его голоса, и в памяти вставали обрывки неясных картин, что-то рванулось наружу, стремясь вылиться в слитное, ясное воспоминание, но мешала маска и то, что логика не могла допустить присутствие того человека именно здесь, в Петербурге.