- Вылитый отец в молодости, - продолжал капитан, с любовью разглядывая молодого человека, буквально поедая его глазами. - Да, да, и если кто-нибудь вздумает уверять меня в обратном, я скажу, что он лжец. Ты как две капли воды похож на отца. Обними же меня, мой мальчик!
- С кем имею честь говорить? - спросил Петрус, все больше изумляясь виду, тону и фамильярным манерам незнакомца.
- С кем ты говоришь, Петрус? - продолжал капитан, распахнув объятия. Ты на меня смотрел и так и не узнал? Правда, - печально прибавил он, когда мы виделись в последний раз, ты был вот такой!
И капитан показал, каким должен был быть Петрус лет в пять или шесть.
- Признаюсь вам, сударь, что понимаю не больше прежнего, несмотря на новые сведения, которые вы только что сообщили... нет... я вас не узнаю...
- Это простительно, - добродушно промолвил капитан. - Однако я бы предпочел, чтобы ты меня узнал, - прибавил он с грустью, - второго отца обычно не забывают.
- Что вы имеете в виду? - пристально глядя на моряка и начиная догадываться, с кем имеет дело, сказал Петрус.
- Я имею в виду, неблагодарный, - отвечал капитан, - что война и тропическое солнце, должно быть, сделали свое дело, раз ты не узнаешь крестного отца.
- Вы - друг моего отца, Берто по прозвищу Верхолаз, которого он потерял из виду в Рошфоре и с тех пор никогда не видел?
- Ну да, черт возьми! Наконец-то догадались, тысяча чертей и преисподняя! Не сразу вы сообразили! Обними же меня, Пьер, мальчик мой! Тебя, как и меня, зовут Пьер, потому что имя тебе дал я.
Эта истина была неоспорима, хотя имя, полученное молодым человеком при крещении, со временем несколько видоизменилось.
- С удовольствием, крестный! - улыбнулся Петрус.
Капитан распахнул объятия, и Петрус с юношеским пылом бросился ему на грудь.
Капитан обнял его так крепко, что едва не задушил.
- Ах, черт побери, до чего хорошо! - воскликнул капитан.
Он отстранился, не выпуская, однако, Петруса из рук.
- Вылитый отец! - повторил он, с восхищением разглядывая молодого человека. - Твоему отцу было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда мы познакомились... Нет, нет, я напрасно пытаюсь относиться к тебе с предубеждением, нет, черт побери, он не был так красив, как ты. Твоя мать тоже внесла свою лепту, милый Пьер, и этим ничуть тебе не напортила. Глядя на твое юное лицо, я и сам чувствую себя лет на двадцать пять моложе, мальчик мой. Ну садись, дай на тебя наглядеться.
Вытерев глаза рукавом, он усадил Петруса на канапе.
- Надеюсь, я тебя не стесняю, - сказал он, прежде чем сесть самому, ты сможешь уделить мне несколько минут?
- Да хоть весь день, сударь, а если бы я даже был занят, я отложил бы все свои дела.
- "Сударь"!.. Что значит "сударь"? Да, культура, город, столица. В деревне ты звал бы меня просто крестным Берто.
Вы - caballero [кавалер (итал.)], и называете меня "сударем".
Капитан вздохнул.
- Ах, если бы твой отец, мой бедный старый Эрбель, знал, что его сын говорит мне "сударь"...
- Обещайте, что не расскажете ему об этом, и я буду называть вас просто крестным Берто.
- Вот это разговор! Ты должен меня понять, я же старый моряк. И потом, я должен говорить тебе "ты": так я обращался даже к твоему отцу, своему капитану. Посуди сам: что будет, если такой мальчишка, как ты, - а ведь ты еще совсем мальчишка! - заставит меня говорить ему "вы".
- Да я вас и не заставляю! - рассмеялся Петрус.
- И правильно делаешь. Кстати, если бы мне пришлось обращаться к тебе на "вы", я не знаю, как бы я мог тебе сказать то, что должен сказать.
- А вы должны мне что-то сказать?
- Разумеется, дражайший крестник!
- Ну, крестный, я вас слушаю.
Пьер Берто с минуту смотрел на Петруса в упор.
Сделав над собой видимое усилие, он выдавил из себя:
- Что, мальчик, у нас авария?
Петрус вздрогнул и залился краской.
- Авария? Что вы имеете в виду? - спросил он. Вопрос застал его врасплох.
- Ну да, авария, - повторил капитан. - Иными словами, англичане набросили абордажный крюк на нашу мебель?
- Увы, дорогой крестный, - приходя в себя и пытаясь улыбнуться, отозвался Петрус. - Сухопутные англичане еще пострашнее морских!
- Я слышал обратное, - проговорил с притворным добродушием капитан, похоже, меня обманули.
- Тем не менее, - выпалил Петрус, - вы должны все знать:
я отнюдь не из нужды продаю все свои вещи.
Пьер Берто отрицательно помотал головой.
- Почему нет? - спросил Петрус.
- Нет, - повторил капитан.
- Уверяю вас...
- Послушай, крестник! Не пытайся заставить меня поверить в то, что если молодой человек твоих лет собрал такую коллекцию, как у тебя, эти японские вазы, голландские сундуки, севрский фарфор, саксонские статуэтки - я тоже любитель антиквариата, - то он продает все это по доброй воле и от нечего делать!
- Я и не говорю, капитан, - возразил Петрус, избегая слова "крестный", казавшегося ему нелепым, - что продаю все по доброй воле или от нечего делать, но никто меня не вынуждает, не заставляет, не обязывает это делать, во всяком случае сейчас.
- Да, иными словами, мы еще не получили гербовой бумаги, суда еще не было. Это полюбовная распродажа во избежание распродажи вынужденной: меня не проведешь. Крестник Петрус - честный человек, который готов скорее переплатить своим кредиторам, нежели облагодетельствовать судебных исполнителей. Но я остаюсь при своем мнении: ты потерпел аварию.
- Если смотреть с вашей позиции, признаюсь, в ваших словах есть доля истины, - произнес Петрус.