- Да.
- Это доказывает, что ты человек аккуратный, крестник.
Ну и сколько?
Пьер Берто откинулся в кресле и, помаргивая, стал вертеть большими пальцами.
- Мои долги составляют тридцать три тысячи франков, - объявил Петрус.
- Тридцать три тысячи! - вскричал капитан.
- Ага! - хмыкнул Петрус, которого начинали забавлять оригинальные выходки его второго отца, как величал себя моряк. - Вы полагаете, что сумма непомерно огромная?
- Огромная?! Да я не могу взять в толк, как ты до сих пор не умер с голоду, бедный мальчик!.. Тридцать три тысячи франков! Да если бы мне было столько же лет, сколько тебе, и я жил на суше, я задолжал бы в десять раз больше. Да это сущая безделица по сравнению с долгами Цезаря!
- Ни вы, ни я - не Цезарь, дорогой мой крестный. Так что, если позволите, я останусь при своем мнении: сумма огромная.
- Огромная! Да ведь у тебя по сотне тысяч франков в каждом волоске твоей кисти! Ведь я видел твои картины, а я в живописи разбираюсь: я видел и фламандцев, и итальянцев, и испанцев. Ты - художник, у тебя отличная школа.
- Не надо громких слов, крестный! - заскромничал Петрус.
- А я тебе говорю, что у тебя отличная школа, - продолжал настаивать моряк. - А когда человек имеет честь быть великим художником, он не станет писать хуже из-за долга в тридцать три тысячи франков. Это точная цифра. А сам талант представляет собой миллионный капитал, какого черта! Кроме того, по закону, введенному господином де Виллелем, тридцать три тысячи франков составили бы как раз ренту с миллиона.
- Ну, крестный, я должен вам сказать нечто очень важное, - перебил его Петрус.
- Говори, крестник!
- Вы чертовски остроумны!
- Пфф! - только и сказал Пьер Берто.
- Не морщитесь, я знаю весьма порядочных людей, которые были бы счастливы такой оценкой.
- Писаки?
- Ого? Опять недурно!
- Ну, довольно пошутили! Вернемся к твоим долгам.
- Вы настаиваете?
- Да, потому что хочу сделать тебе предложение.
- Касательно моих долгов?
- Совершенно верно.
- Слушаю вас. Вы необыкновенный человек, крестный, от вас всего можно ожидать.
- Вот мое предложение: я прямо сейчас становлюсь твоим единственным кредитором.
- Как, простите?!
- Ты задолжал тридцать три тысячи франков, потому и продаешь мебель, картины, дорогие безделушки, так?
- Увы! - смиренно проговорил Петрус. - Вернее не скажешь.
- Я плачу тридцать три тысячи, и ты оставляешь себе мебель, картины, безделушки.
Петрус серьезно посмотрел на моряка.
- Что вы хотите этим сказать, сударь? - вскинулся он.
- Кажется, я погладил своего крестника против шерсти, - проворчал Пьер Берто. - Прошу прощения, ваше сиятельство граф де Куртеней, я полагал, что разговариваю с сыном своего старого друга Эрбеля.
- Да, да, да, - поспешил загладить свою резкость Петрус. - Да, дорогой крестный, вы говорите с сыном своего доброго друга Эрбеля. А он вам отвечает: занять тридцать три тысячи - еще не все, даже если берешь в долг у крестного; надобно знать, чем будешь отдавать.
- Чем ты мне отдашь долг, крестник? Нет ничего проще:
напишешь мне картину вот по этому эскизу.
И он указал Петрусу на сражение "Прекрасной Терезы"
с "Калипсо".
- Картина должна быть тридцати трех футов в -длину и шестнадцати с половиной футов в высоту [Примерно 11 х 5,5 метра], - продолжал он. - Ты изобразишь меня на палубе рядом с твоим отцом в ту минуту, когда я ему говорю: "Я буду крестным твоего первенца, Эрбель, и мы будем квиты".
- Да куда же вы повесите этакую громадину?
- У себя в гостиной.
- Да вы ни за что не найдете дом с гостиной шириной в тридцать три фута.
- Я прикажу выстроить такой дом специально для твоей картины.
- Вы случаем не миллионер, крестный?
- Если бы я был только миллионером, мальчик мой, - снисходительно отвечал Пьер Берто, - я купил бы трехпроцентные бумаги, получал бы от сорока до пятидесяти тысяч ливров ренты и с трудом перебивался бы с хлеба на воду.
- Ох, ох, ох! - бросил Петрус.
- Дорогой друг! - продолжал капитан. - Разреши мне в двух словах рассказать о себе.
- Разумеется!
- Когда я расстался с твоим славным отцом в Рошфоре, я сказал себе: "Ну, Пьер Берто, честным пиратам во Франции больше делать нечего, займемся торговлей!" Я превратил пушки в балласт и стал торговать черным деревом.